Третий призыв Шамиля : Интервью с подозреваемым в убийстве Политковской. Зачем подполковник ФСБ Рягузов топит Шамиля Бураева «по договоренности со следствием.» (Полный текст)

		Печать
Агентство Федеральных Расследований (www.FLB.ru)

Третий призыв Шамиля Интервью с подозреваемым в убийстве Политковской. Зачем подполковник ФСБ Рягузов топит Шамиля Бураева «по договоренности со следствием.» (Полный текст)
""В среду предъявлено обвинение подполковнику московского УФСБ Павлу Рягузову. По версии следствия, Рягузов передал Шамилю Бураеву, бывшему главе Ачхой-Мартановского района Чечни, домашний адрес Политковской. Журналист «МК» Вадим речкалов встречался с Бураевым у него дома в Чечне летом 2003 года. Тогда он был свободен и вне подозрений. Говорили о его связях в ФСБ и УБОПе. Бураева арестовали месяц назад и обвинили в том, что он через знакомого офицера ФСБ выяснял для убийц адрес жертвы. Бывший глава Ачхой-Мартановского района, кавалер ордена Мужества Шамиль Бураев, 49 лет, — чеченец предыдущего поколения. В том смысле что федеральная власть больше не использует Шамиля и ему подобных для наведения порядка в Чечне." Чеченец из прошлой жизни «Давным-давно, в пору кавказских войн, он возглавлял Ачхой-Мартановский район, был накоротке с генералами и политиками, с оружием насаждал в Чечне российскую власть, заслужил орден Мужества и даже баллотировался в чеченские президенты. А теперь арестант — то ли пособник, то ли второстепенный организатор убийства журналистки. Как такое произошло? Я познакомился с Шамилем Бураевым в Ачхой-Мартане в июле 2003 года. Собирал в тех краях материал о смертницах. Это была другая Чечня. Еще был жив Ахмат Кадыров, а его сын Рамзан служил при отце телохранителем. Еще был жив Шамиль Басаев, а натасканные им смертницы взрывали Москву. Еще не случился Беслан, а после “Норд-Оста” не миновало и года. По ночам в Ачхой-Мартане появлялись угрожающие листовки, а под диваном у главы района лежал заряженный автомат. Впрочем, с должности Шамиля как раз тогда и прогнали. Кадыров расставлял по республике своих людей. Я решил написать о Бураеве. Он согласился на короткое интервью, но увлекся и рассказал чуть ли не всю свою жизнь. Я написал черновик, Шамиль его завизировал с одной принципиальной поправкой (о ней — позже), на том и расстались. Вернувшись в Москву, я узнал, что мой импульсивный собеседник уже баллотируется в президенты Чечни. Беседа за жизнь превратилась в предвыборную агитацию, и публиковать ее тогда не стали. Теперь — самое время. Должны же мы хоть что-то знать о человеке, которого подозревают в убийстве Политковской — то ли как одного из организаторов, то ли как пособника. Три “пятерки”, одна “двойка” — Я когда школу закончил, мне только 15 исполнилось. Ходил со старшим двоюродным братом в первый класс, чтоб веселее было, ну меня вместе с ним и зачислили. После школы думал в медицинский идти. Почему-то хотелось быть стоматологом. — Хорошая, денежная профессия. — Да при чем здесь деньги. Где ты видел богатых стоматологов? Я таких не знаю. У меня дядя стоматолог, и родственники мои — все стоматологи. В медицинский в Махачкалу девять мест было на Чечено-Ингушетию — семь на лечебный факультет, два на стоматологический. Вот я и поступал. Три “пятерки”, одна “двойка”. За сочинение. Горький, “На дне”. Пошел работать в совхоз “Лермонтовский”. Через год взял направление в Горский сельскохозяйственный институт в Орджоникидзе. Стипендию платили в совхозе. Учился на зооинженера. Я с детства животными был занят. У нас дома всегда не меньше 12 голов крупного рогатого скота было. Собаки, лошади, коровы — все это на мне лежало, единственный ребенок в семье. — Странно для чеченской семьи… — Сначала нас трое было. Два брата и сестра, я младший. В 68-м брат школу закончил с золотой медалью, поступил в институт в Москве, через два года попал под аварию — не стало его. Потом сестра скончалась. Отец у меня жив — 1902 года рождения. Здоров. Может с тобой потягаться. (Отец Шамиля — Дуси Бураев — говорят, до сих пор живет в Ачхой-Мартане, в этом году ему исполнилось 105 лет. — В.Р.). Закончил институт, вернулся в совхоз, поработал зоотехником, назначили начальником молочного комплекса. А там пол был такой экспериментальный — решетчатый, с гидросливом, снизу дуло, телята еще в утробе матери заболевали туберкулезом. Поднял я этот комплекс. Пять лет каждый день в пять утра приходил на дойку. Принял 400 коров, 4 доярки и 360 литров валового суточного надоя. А сдал 360 коров 42 доярки, а надой — четыре с половиной тонны. Первое место по республике и двое “Жигулей” нам в награду — “пятерка” и “шестерка”. Одну — дояркам, вторую — мне. В 86-м году это было. Комплекс я поднял, а животноводство в республике развалилось. Пришлось уходить в бизнес. Кооператив “Апельсин” — Открыл кооператив “Апельсин”. Я когда еще в животноводстве работал, нигде не мог найти семена люцерны — многолетняя кормовая трава. И дорогие они были — до 30 рублей за кило. А у меня родственники в Казахстане. И как-то при встрече они обмолвились, что у них эти семена по рупь пятьдесят. Ну и начал я зарабатывать. Полтора года семена возил из Чимкента. В Чечне их тоже никто не брал, денег не было; возил в Белгород, Волгоград, Саратов, Ростов. Большие деньги заработал. 10 тонн семян — одна машина — 250 тысяч рублей. Еще землю арендовал — лук, чеснок, арбузы, дыни. В Минск возил продавать. Однажды в сезон 50 тонн лука взял с гектара — мой личный рекорд. — Лук, чеснок, семена… А почему кооператив “Апельсином” назвали? — В Калмыкии была фирма “Апельсин”, которая занималась семенами. Ну и я свой кооператив так же назвал. — Каково было ваше состояние тогда? — Думаю, я был самым богатым человеком в Ачхой-Мартане. Миллион долларов у меня по крайней мере был. Гвоздильный цех — станки стояли. Пакеты я делал целлофановые. Крышки пластмассовые… И все это продолжалось до 90-го года, пока Дудаев не появился. Приехал в Ачхой с выступлением. Нам не нужно работать, нам не нужно учиться, у нас республика так богата, что мы можем, ничего не делая, пить верблюжье молоко из золотых краников. И миллион долларов на счете у каждого новорожденного. Послушал я его, бросил свой бизнес и ушел в эту грязную политику. В оппозицию к Дудаеву. Встречался с людьми, говорил, что нельзя избирать этого человека, который и не жил здесь никогда, ни языка чеченского толком не знает, ни менталитета. — А где вы агитацией занимались? По домам ходили? — Тогда по домам не надо было ходить. Куда ни глянешь — везде митинг. Не послушали меня. Дудаев со своими золотыми краниками меня переговорил. Уехал я в Москву, лес перепродавал в Архангельске, а в 95-м году пришлось мне вернуться в Чечню и стать главой Ачхой-Мартановского района. “Если ты переживешь мою смерть, я готов на нее пойти…” — Соседний с нами Урус-Мартановский район был в оппозиции к Дудаеву, туда сторонники Ичкерии и не совались. Все они были здесь, в Ачхой-Мартане, называли себя юго-западным фронтом. Командовал Руслан Гелаев. Полторы тысячи незнакомых бородачей у меня в селе. На мой вопрос, зачем вы здесь, они ответили: Дудаев направил нас начать войну в Ачхой-Мартане. (Удивительная фраза — классический гекзаметр. — В.Р.). — А с кем они собирались воевать в Ачхое? — На подступах к селу стояли федеральные силы. Я просил боевиков не начинать здесь войну. Ачхой-Мартан не стратегически важное село, здесь одних беженцев из Грозного 40 тысяч. Но все шло к войне, и мать, боясь, что меня убьют, попросила меня уехать обратно в Москву. И тогда уважаемые в районе люди — старейшины — собрались в конторе совхоза “Новосельский”, вызвали меня и попросили возглавить район и противостоять этой ичкерийской армии. Я им ответил: “Просьбу вашу принимаю, но вы должны учесть, что я единственный сын у матери. Я обязан спросить у нее разрешения”. Езжай, говорят, спрашивай, мы здесь подождем. Приехал домой, так и так говорю, вот такие-то люди просят меня взять в руки оружие. Что мне делать, мама? Билет до Москвы уже куплен, но я могу и остаться. Но если останусь, имей в виду, что меня в любой день могут убить. И если ты переживешь мою смерть, я готов на нее пойти. Мать меня выслушала, уточнила, кто именно просит, и сказала: я хочу видеть этих людей. Приехали с матерью в “Новосельский”, она сама выслушала старейшин и сказала: “Хорошо, если ради спасения села, если мой сын может чем-то помочь, я дарю вам своего сына”. — А сколько лет вашей матери? — Тогда, в 95-м, ей исполнился 71 год. — А зовут ее как? — Ашдан. “Автомат мне выдал Романов, а пистолет я купил…” — И тогда я обратился к старейшинам всех тейпов. И сказал: “Вы отдаете мне по 10—15 человек от каждого тейпа, кто сколько сможет, — молодых ребят, которые не пьют, не курят. Таких, у которых есть сила и дух. И если с кем-то из них что-нибудь случится, убьют или покалечат, я ответственности за это не несу. Дали мне таких людей. Курящие среди них были, но пьющих — ни одного. Всего их должно было набраться человек триста, но фактически было меньше. Тут ведь какая тонкость. Допустим, какой-нибудь тейп обязан выделить двадцать человек. И старейшина мне говорит, что двадцать и будет. А фактически приходит человек десять. Но я же не могу сказать, что старейшина не сдержал слово, это неуважение к старшему. И я делал вид, что пришли все двадцать. — А оружие вы где взяли? — Оружия здесь было валом — это проблема старейшин. Человек приходил ко мне полностью экипированным. — А вас кто экипировал? — У меня был автомат Калашникова калибра 7,62 и пистолет ТТ, который я любил. Автомат мне выдал генерал Романов Анатолий Александрович, известный человек, которого в октябре 95-го подорвали в Грозном. Тогда он командовал здесь войсками под псевдонимом Антонов. Дай Бог ему долгих лет. Вот он и дал мне автомат. Был тогда оппозиционный Дудаеву временный совет под руководством Умара Автурханова, они сюда 48 автоматов привезли. А пистолет я купил на рынке. Они тогда лежали как помидоры, новые, в упаковке. Я выбрал ТТ, плоский, удобный. — У вас раньше оружие было? — Никогда. — А стрелять умели? — Стрелять умеет каждый. 2 часть. том, как Шамиль Бураев с любимым ТТ, непьющими бойцами и при помощи федералов спас Ачхой-Мартан Шамиля Бураева, 49 лет, бывшего главу Ачхой-Мартановского района Чечни, кавалера ордена Мужества, арестовали в Москве 13 сентября по подозрению в пособничестве убийству Политковской. Среди остальных задержанных Шамиль — самый заслуженный, самый старший, самый решительный. Однако до сих пор не известны (тайна следствия!) ни роль Шамиля в преступлении, ни мотив. Я встречался с Бураевым у него дома в Чечне летом 2003 года. Говорили о войне, о предательстве, о кровной мести. Тогда интервью не опубликовали. Теперь — самое время. Должны же мы что-то знать о человеке, подозреваемом в убийстве журналистки. Свидетель из Ачхоя На первую часть интервью пришел отзыв с родины героя от человека под ником Чеченец. Речь идет о матери Шамиля — Аждан Бураевой: “Ради спасения целого села, где могли погибнуть тысячи детей, Аждан отдала своего единственного сына. Я сам был свидетелем. А Шамиль со своим небольшим отрядом выдавливал боевиков из села (доходило до рукопашной и перестрелок с ними), договаривался с военными (выезжая ночью на блок-посты), чтобы бомбили мало, подвергаясь смертельной опасности. Старушка, понимая, что сын ежеминутно ходит под пулями, не могла усидеть дома, так же, как и не имела права держать его возле себя. Поэтому выезжала с ним на все встречи с военными и боевиками. Никогда не встревала в разговор, сидела рядом, на переднем сиденье, сжавшись в комочек, молча переживая за сына. Однажды сердце не выдержало, и она внезапно скончалась. Вот так заплатил Шамиль за спасение села и установление в нем федеральной власти…” Я не сомневаюсь, что Чеченец говорит правду. В статье я написал имя женщины с ошибкой — Ашдан вместо Аждан. Чеченец меня поправил. Посторонний человек не мог знать такую тонкость. Тем более что имя это записывают и так и эдак. Вернемся к беседе. Список неспасуемых — Ачхой-Мартан был обречен. На картах у военных я видел свое село, обведенное красным. Эти чернила означали войну на уничтожение. И у Временного совета наше село было в списках “неспасуемых”. Мне сказали: “В Ачхой-Мартане нет людей для его спасения”. — Прямо как в Библии, когда Бог решил уничтожить Содом. Тогда Авраам сказал Богу: “Неужели ты погубишь праведного с нечестивым? Может, есть в этом городе десять праведников?” А Бог отвечал Аврааму: “Если найду в Содоме десять праведников — не истреблю город ради десяти”. Видать, не нашел. — Бог в Содоме не нашел, а федералы в Ачхое нашли. И не меня одного. Договоренность с военными была простая. Они не заходят в село, не обстреливают его, но берут в полукольцо и ведут показательные перемещения бронетехники. А я со своими товарищами и при поддержке жителей оказываем психологическое давление на боевиков. Мы, например, поклялись боевикам, что если они не уйдут и вынудят федералов к штурму, то мы ударим боевикам в тыл. Боевики, в свою очередь, тоже пытались сломать нас психологически. Окружали сходы и стреляли над головами. Помню, один старик принес из дома двустволку, упер ее в грудь Вахе Мержоеву — был такой полевой командир, потом Дудаев назначил его комендантом Бамута, там его и убили в 96-м. Так вот, мы стоим в центре, боевики вокруг стреляют, свинец в воздухе кипит, а этот старик спокойно говорит Вахе: “Если кто-нибудь из этой толпы упадет — ты труп. Клянусь Аллахом!” — Кто еще был в Ачхое из полевых командиров? — Военный прокурор Ичкерии Джаниев Магомед из Ермоловки, такой с большими усами, — его вместе с Дудаевым убили в 96-м. Эльбиев Ризван из Старого Ачхоя — при Дудаеве в департаменте госбезопасности служил, людей воровал да пытал. Жив-здоров, живет в Черноземье (Ризван Эльбиев с фальшивым паспортом арестован в Ингушетии 27 марта 2006 года. — В.Р.). — И кто кого “переглядел”? — Мы победили. Боевики ушли, войска заняли Ачхой-Мартан, Катыр-Юрт, Валерик. Все эти села вместе со мной объезжали генерал Романов и генерал Лабунец Михаил Иванович — он тут был под псевдонимом Алексеев. Ездили без охраны. Собирали сходы, объясняли людям, что военные пришли не убивать, а наводить порядок. За взятие Ачхой-Мартана Романова назначили командующим всеми внутренними войсками, а Лабунца — командующим внутренними войсками Северо-Кавказского округа. — А вы стали главой района… — В марте 95-го и назначили. Я не рвался, но другие отказались. Масхадов на вертолете — И чем занимались на этом посту? — Например, перетягивал боевиков на нашу сторону. С кем я только не встречался. С Асланом Масхадовым у себя в кабинете, вместе с нами генерал Маслов сидел (очевидно, Бураев имеет в виду Павла Тихоновича Маслова — в то время заместителя командующего Объединенной группировкой федеральных войск в Чечне. — В.Р.). Я Масхадова спрашивал: “Аслан, зачем эта война, ты можешь объяснить?” А он: “Ты не понимаешь, Шамиль, у нас столько нефти…” Старая песня про верблюжье молоко и золотые краники. С Русланом Гелаевым встречался в военкомате. Но у Гелаева назад ходу не было. В 93-м по просьбе Дудаева Басаев и Гелаев напали на городское собрание, которое возглавлял Бислан Гантамиров. Сначала Дудаев хотел нанять Руслана Лабазанова, но тот слишком большие деньги за нападение запросил. А Гелаев с Басаевым согласились за 500 тысяч долларов на брата. Напали, были жертвы. А это — кровная месть. Не было у них назад хода. — Зачем вы тогда с Гелаевым встречались? — Я ж не предлагал ему сдаться. Я — глава района, договаривался, чтобы боевики в мой район не ходили. Тогда ведь как было: в одном селе и милиция, и боевики. Вот они у меня в кабинете встречались и договаривались. Генерал Маслов, другие российские генералы, а с той стороны — Аслан Масхадов. Помню, прилетает Масхадов в Ачхой-Мартан на вертолете. Понятно, что у боевиков вертолетов нет, федеральный был вертолет. И вот садится этот вертолет возле птицефабрики, мы его встречаем вместе со всем генералитетом. Аслан Масхадов и Казбек Махашев (министр внутренних дел Ичкерии. — В.Р.) важно выходят со своими людьми, пересаживаются на федеральные БТРы. И в таком виде летят по селу представители Ичкерии. Кто-то крикнул с БТРа: “Аллах акбар!” И мальчишки с обочин в ответ: “Аллах акбар!” И я-то не понимал, что творится, а уж ребенку где разобраться… Масхадов в Ачхое митинг проводит, федералы его охраняют. Масхадов про верблюжье молоко и золотые краники людям рассказывает, я генералам перевожу с чеченского, они записывают. Ну а в конце, как положено, стрельба в воздух и “Аллах акбар!”. Кино и немцы… Для того мы войну останавливали, чтоб федералы Масхадова на БТРе катали? Мы склоняли местных боевиков к сдаче оружия, и когда они уже были готовы его сложить — из их же числа при содействии федералов создаются “отряды самообороны”. С лета 95-го по начало 96-го это происходило. Ничего нам не удалось, предали нас. — Много у вас в районе было боевиков? — Много не много, но из них только четверо или пятеро меня бы не послушались. Всем остальным я мог дать по шее, сказать — ложи свой автомат к чертовой матери и иди быстро домой. — А что это за люди уходили в рядовые боевики? — В основном те, которые никогда не работали, не работают до сих пор и не будут работать. Им все равно — жить или умереть, — лишь бы тебе было плохо. Тому, кто что-то делает, живет своими руками, ногами, мозгом. Здоровья валом, но не скажу, чтоб далекие люди. Недалекие. У нас речушка в Ачхой-Мартане пересохла: выше по течению ее перекрыло авиаударами. Так я пацанов, которые из леса хотели вернуться, отправлял на эту речку. Идите, говорю, работайте, расчищайте. Так там же, говорят, обстреливают. Идите, кому сказал, обстреливают их... Вы ж воевать хотели, вы ж смелые, — вот идите и откройте воду. Селу вода нужна. — Подчинялись? — А куда им было деваться? Так что за каждого боевика в своем районе я мог ответить. Но вместо того, чтобы принять этих людей, вытащить их из войны, вернуть в мирную жизнь, федеральная власть согласилась на создание “отрядов самообороны” в каждом населенном пункте. И в конце концов мы пришли к подписанию Хасавюртовского договора. А ведь все можно было завершить за два месяца… Типичное рассуждение Шамиля. Кажется, он всегда мыслил только в границах своего района. Давая по шеям боевикам-односельчанам, не соображал, что в целом война проиграна. Напротив, слабая федеральная власть видела только это и малодушно сдавала ичкерийцам не только мятежную горную часть, но и отвоеванные районы республики. “Спортзал меня уважает...” — Я правильно понял, что в 95—96-м годах, когда вы были главой района, в Чечне параллельно существовало две власти — федеральная и ичкерийская? — Я представлял федеральную власть. Для меня ичкерийцы были никто. Но они свободно себя чувствовали. На “уазиках” разъезжали. С удостоверениями, с оружием… Везде их пропускали. — И как вы с ними взаимодействовали, с боевиками? — А я тебе расскажу. Мой односельчанин по имени Ваха, теперь покойный, служил в ихнем департаменте госбезопасности — ДГБ. Ваха был нашим сторонником, ездил во Временный совет, занимался обеспечением населения продуктами, порядочнейший человек. Летом 95-го иду через площадь, а мне говорят, что Ваху задержали свои же ичкерийцы, заперли в кабинете и допрашивают — за сотрудничество с федеральной властью. Я захожу. Стоит какой-то парень незнакомый с автоматом: “Ты куда?” — спрашивает. “Как куда, я в этом селе живу, ты-то кто такой?..” Там же Мержоева вижу — местного нашего боевика из Старого Ачхоя. “Мержоев, — спрашиваю, — а где Ваха?” “Там”, — отвечает. И на кабинет показывает. Я говорю: “Мержоев, тебе не стыдно? Твоего односельчанина пытают, а ты здесь стоишь? Кто ты такой после этого?..” Захожу в кабинет: “Чё тут такое?” — “Не твое дело, выходи!” Женщины наши прибежали, кричат, Ваху к себе тащат, слово за слово, я одного ударил, второго, и пошло дело. Там в ДГБ человек шесть было. Драку с ними я один начал, но я же здесь родился… Пока я дрался, родственники мои подошли. Короче, побили мы их, Мержоев в драку не стал вмешиваться, постеснялся. Отбили мы тогда Ваху, но потом, уже в ичкерийское время, после Хасавюрта, в 97-м году, его все-таки забрали и несколько месяцев держали в ДГБ. За сотрудничество с федеральной властью. От этого Ваха и умер… Много у меня таких драк было. А чего еще делать, куда деваться? Мне нужно было и власть федеральную утвердить, и чтоб жертв не было, а значит, и кровной мести. Так что драка — самое разумное. До оружия не доходило, без него обходился. Зачем оружие: я в спортзале вырос, спортзал меня уважает, до сих пор я туда хожу. И ребята сегодняшние, начиная с пяти-шести лет, все меня знают, я со всеми ними общаюсь. Мастер спорта по вольной борьбе. Ну и тяжелой атлетикой занимаюсь — так, для себя. — А чем вы еще занимались, кроме драк с ичкерийцами? — Солдат-срочников возвращал. Они же не только в плен попадали, но и сами убегали. От дедовщины, от голода. Изобьют в части солдата — он и бежит куда глаза глядят, к кому-нибудь в селе в дом стучится. Этих солдат люди ко мне приводили как к главе администрации. Солдатами мой отец занимался. Приходит к нему командир: “Уважаемый, солдат мой у вас?” — “У меня”. — “Отдайте мне его”. — “Не отдам. Пока не отъестся, пока синяки не заживут, пока на человека не станет похож — не отдам. Через неделю приходите, а пока он у меня будет гостить”. Накормит его, отмоет от мазута, вылечит — и только потом отдает солдата командиру под честное слова, что мальчишку никто больше пальцем не тронет. Иначе, говорит, в будущем никого вам не верну. Сотни таких случаев были по Чечне. Только у моего отца в разное время солдат двадцать перегостило. Одни воровали, другие грабили — Ответьте как бывший глава района: куда в 95—96-м годах пропадали бюджетные деньги, выделяемые на восстановление Чечни? — Знаешь, сколько у нас этих подрядчиков было со всех регионов России? И все село восстанавливали… Мы сами из телевизора узнавали, что, оказывается, в Самашках отремонтировали психбольницу и школу. Узнавали из новостей о сданных объектах и не могли понять, о чем речь, где эти восстановленные объекты, почему мы в Чечне их не видим… Подрядчиков было море, но они не регистрировались, я не мог их заставить встать на налоговый учет в районе. Им для своих отчетов не нужно было подписи ни от главы администрации, ни от кого. Кто они были такие, чего восстанавливали? При мне только один нормальный подрядчик был — Ильяс. Чеченец из Ставропольского края. Бригада у него была из русских, школу восстанавливали. Единственный, кто все отремонтировал, — отопление, котельную, спортзал. Взялся за больницу — и в это время его строителей арестовал “отряд самообороны”, тот, что с одобрения федеральных сил создан. Еле они оттуда убежали — через лес, через минные поля… Ильяса тоже взяли, пытали его там; он, когда вышел, поклялся, что отомстит. Сейчас в Госкомимуществе работает. А бывало, и просто грабили. Летом 96-го вез я из Грозного миллион пенсионных денег. Всего на республику 4 миллиона дали, я для района выбил миллион, тогда большие задолженности были. Везу эти деньги — сам на “Волге” с водителем и еще одним парнем, с нами два милицейских “уазика”. Возле Шаами-Юрта попадаем в засаду: человек сорок в русле реки прячутся, все в масках, кроме одного бородатого. Стреляют в воздух перед машиной. Водитель спрашивает: “Что делать?!” Я кричу: “По газам!” Он рванул, я стекло заднее пытаюсь разбить, а там штора. Пока штору снял, стекло посыпалось, попали в нас. Водителя в руку ранило, мы в ответ стрелять начали. Три выстрела из гранатомета по нам выпустили — повезло: перелет. Спаслись чудом: на дороге появился “КамАЗ” нашего односельчанина. Он не испугался и машиной нас прикрыл. Так, отстреливаясь, мы и ушли. Четверо раненых — мой водитель и трое милиционеров. Привезли мы в Ачхой эти деньги, пенсионеры собрались, а мешки все в крови. Кто нападал — не знаю: может, боевики, а может, ОМОН какой заезжий. Как раз в тот день в Гехах большая спецоперация начиналась по ликвидации банды Доки Махаева. Это же рядом совсем. Гехи к ночи взяли в кольцо. Вот я и думаю, что это федералы, выдвигаясь в Гехи, на нас по пути напали. Слишком большая группа для обыкновенных грабителей. Может, увидели они два наших “уазика” и “Волгу”, приняли за бандитов. Да им-то какая разница, слушай?.. За 95-й год только у меня в районе пенсий и пособий на 2 миллиона пропало. Просто кто-то — видимо, по наводке — нападал на инкассаторские машины. Сдача — Что происходило в Ачхое в марте 96-го, когда боевики захватывали Грозный? — А я тогда как раз в Грозном был, на совещании в правительстве. По-моему, это была провокация с участием федералов. Закончилось совещание, выходим на улицу — боевики на глазах у всех разъезжают по городу на “уазиках”, а чеченский ОМОН и полк ППС отправляют на зачистку в Ермоловку. Там они попадают в засаду, потом — под огонь федеральных сил, с боями возвращаются в МВД. Командира ОМОНа Али Вадаева в те дни убили, в спину выстрелили. И в августе 96-го, во время второго захвата, та же картина. И опять я в Грозном на заседании. Все знали, что 6 августа планируется захват города боевиками. Я тоже знал и намеренно остался. До 11 августа просидел в квартире у родственника-стоматолога. Потом вернулся в Ачхой, пришел в райотдел милиции, собрал людей. Кто на заборе сидел, кто под забором. Подходили ко мне и руководители Ичкерии. Все чувствовали, что федеральная власть посыпалась. Стояла здесь спутниковая тарелка ИТАР—ТАСС, корреспондент был Исаев. С его телефона я позвонил Завгаеву (в ту пору глава временной администрации Чечни. — В.Р.). Он удивился: “Шамиль, как ты там?” “Да нормально, — говорю, — Доку Гапурович, работаю с документами в своем кабинете”. А уехал я из Чечни только в сентябре 1996-го, когда началась очевидная сдача власти. Чеченские милиционеры сдавали оружие чеченским боевикам, а военные тихо выводили солдат, чтоб уйти без потерь. Тогда я окончательно убедился, что и меня, и тех, кто встал со мной, власть предала. И я ушел из здания районной администрации последним в республике. Ушел, когда понял, что это — конец. Я мог остаться и жить, но отец мне сказал: “Если убьют кого-то из наших близких, ты ведь не будешь сидеть сложа руки. Поэтому лучше езжай”. Я и уехал. “Отца я купил за $80 000” — Уехал я в Москву, а в июле 97-го отца моего выкрали. Я его себе купил обратно. Влез в большие долги. 80 тысяч долларов заплатил. По сей день 60 тысяч долларов людям должен. Выкупал я его у братьев Гермихановых в Катыр-Юрте. Они говорят, что отца крали другие, что они ни при чем. Но деньги брали именно Гермихановы, и отца привозили тоже они. Просили миллион долларов, но сбил я цену. Все мое прежнее состояние во время войны разошлось по родственникам. Выкупил я отца молча, изобразил из себя слабого и запуганного, который до того боится, что никогда никому обиду свою не вспомнит. Так было надо. Главное было — вернуть отца. Его держали в подвале, в котором он, разводя руки, доставал до стен. И за сорок пять дней ни разу не видел света. Кормили — два помидора и кусок хлеба в сутки. — Вы уже отомстили? — Пока мы только объявили Гермихановым, сколько именно они нам должны. Наглые они. Отвечают, что согласны вернуть только ту долю, которую получили как посредники. А мы говорим — нет. Сколько вы от нас получили, столько и возвращайте. И плюс к этому 45 суток отсидите в подвале, где мы укажем. Кровная месть за такое не объявляется. Но бывает, что такие вещи провоцируют кровь. — И чем у вас все закончилось? Где эти Гермихановы? — Где они — узнать можно в любое время. Но мой отец сказал так: пока в Чечне жизнь не наладится, ответ Гермихановым нужно оставить на потом. — То есть вы будете мстить за отца, когда ситуация в республике стабилизируется окончательно? — Естественно. А как же иначе? Жить-то надо на этом свете. Мы никому не позволим себя упрекать и показывать на нас пальцем. — Но вы ведь не один такой. И, наверное, не только ваш отец объявил такую отсрочку. Можно ли предположить, что когда в Чечне наконец наступит мир, по ней прокатится волна кровной мести? — Верно. Если в ситуацию не вмешаются авторитетные люди и не снимут все эти вопросы, то польется кровь. — Кто эти люди? — У нас в районе есть такой человек. Его имя — Мовлад. Если бы мы его слушались, то и войны бы не было. Он всем кричал еще в 94-м: “Это — не джихад! Это не та война! Вы ссылаетесь на Коран, — говорил Мовлад, — но читаете его только до тех страниц, которые написаны о временах, когда еще в мире не было веры. Эти времена прошли, но дальше вы не читаете”. Никто Мовлада не слушал… — А если Мовлад скажет вам простить Гермихановых, вы их простите? — Мовлад так не скажет. Мовлад скажет Гермихановым вернуть деньги и отсидеть в подвале 45 суток. — А если Гермихановы и Мовлада не послушают, вы будете мстить? — Нет, я не имею права. Мне отец запретил. Но есть у меня племянник, которого или убивать надо, или… не знаю, что с ним еще делать. В армию его не забирают, ума нет, здоровья немерено и духа — хоть отбавляй. Попробуй его упрекни кто-нибудь: мол, сидишь здесь, развлекаешься, а дедушка неотомщенный, — он, не спрашивая ни меня, ни дедушку, никого, пойдет и что-нибудь сделает. — Шамиль, откуда у вас шрам на лбу? — От войны. От удара прикладом при встрече с людьми, которые носили бороды. В долгу не остался, не переживай. Второй звонок — А чем вы в Москве занимались с 96-го по 99-й год? — Работал менеджером у бывшего председателя временного чеченского правительства Саламбека Хаджиева в его компании “Экотек-ойл”. Заправочные станции строил, эту компанию потом “Сибнефть” поглотила. Лесом торговал в Архангельске, а в сентябре 99-го, когда началась вторая война, мне позвонили сразу несколько человек. Николай Кошман (полномочный представитель президента в Чечне. — В.Р.), генерал Владимир Шаманов, генерал Михаил Лабунец, генерал Иван Бабичев (военный комендант Чечни. — В.Р.): “Шамиль, мы на подступах к Ачхой-Мартану. Если тебе не безразлична судьба твоего села, помоги нам”. — О чем конкретно вас просили? — Приехать домой. Вторая война Шамиля В среду предъявлено обвинение подполковнику московского УФСБ Павлу Рягузову. По версии следствия, Рягузов передал Шамилю Бураеву, бывшему главе Ачхой-Мартановского района Чечни, домашний адрес Политковской. Я встречался с Бураевым у него дома в Чечне летом 2003 года. Тогда он был свободен и вне подозрений. Говорили о его связях в ФСБ и УБОПе. Активный участник подготовки В понедельник Владимир Путин исчерпывающе высказался по делу Политковской: “Генеральная прокуратура объявила, что дело находится в финальной завершающей стадии, и я думаю, что так оно и есть. Вопрос в заказчиках убийства, но исполнители, активные участники подготовки этого преступления — очевидны. Они дают признательные показания…” Активный участник подготовки — это, видимо, как раз Шамиль Бураев. В среду стало известно, что подполковнику московского УФСБ Павлу Рягузову наконец предъявлено обвинение в превышении должностных полномочий. По версии следствия, за месяц до убийства Рягузов передал Бураеву домашний адрес журналистки. А уже от Бураева этот адрес якобы попал к непосредственным исполнителям. Таким образом, Бураев выступает ключевым звеном преступления. Если Рягузов мог не знать, для чего понадобился адрес, а киллеры могли не знать, кого и с какой целью они убивают, то Бураев, получается, все это знал, координировал и организовывал. В этой версии убедительно все, кроме фигуры самого Бураева. Непонятен его мотив. Анна Политковская не являлась врагом Бураева. Непонятно его поведение после ареста Рягузова. Если Шамиль причастен к убийству, почему он даже не попытался скрыться за те две недели, что у него были до ареста? Непонятно и то, как чиновник районного уровня, орденоносец и проводник федеральной власти в Чечне за три года трансформировался в ярого врага этой власти, способного на политическое убийство в день рождения президента. “В России, как и в Германии, существует презумпция невиновности”, — сказал президент Путин в понедельник в Висбадене. Так вот, пока она существует, вернемся к разговору с Бураевым. К той его части, где Шамиль рассказывал, как он познакомился с майором московского УБОПа Сергеем Хаджикурбановым. С тем самым Хаджикурбановым, выгнанным из органов еще в 2002 году, товарищем подполковника ФСБ Рягузова. — Во время первой чеченской кампании Сергей Хаджикурбанов попадал в плен к боевикам. Шамиль как раз вызволял его оттуда, — рассказывала журналистам газеты “Твой день” сразу после ареста мужа жена Шамиля Бураева Ася. А теперь подробности этого вызволения. Это наши горы — Шамиль, за что вам дали орден Мужества в 2001 году, что в представлении было написано? — Из того, чем я занимался, процентов десять написали. Один случай, когда деньги пенсионные вез и на нас напали, другой — когда выборы проходили в Госдуму, а нас в лесу обстреляли с бюллетенями. Так, ерунда, мелочь всякая… — А чего б вы хотели? — Ну, пусть бы написали про русских офицеров, которых я из плена освободил осенью 96-го. Двое, кажется, из ФСБ, а один, точно знаю, еще недавно в Москве в УБОПе работал (вероятно, это и был Сергей Хаджикурбанов. — В.Р.). Мне двое родственников помогали бывших боевиков, которых я на свою сторону перетащил. Два брата, маленьких, одинаковых, я сам их путаю — Чук и Гек, такие у них были прозвища. Были у нас агенты среди боевиков, мы ведь тоже работали, не кукурузу охраняли. И вот мы разведали, что в лесу у боевиков сидят в плену наши родственники. Мы и пошли их освобождать: я, Чук и Гек, другие ребята, человек 12 нас было. Приходим на базу, а там никого нет. Разведданные не подтвердились. Ну, говорю, раз уж мы в горы пришли, чего пустыми-то возвращаться, пойдем, другие базы проверим. Там их много было, этих баз, чуть выше Бамута. Приходим к одной. Горит костер, у костра гулянка. А метрах в десяти — землянка, возле нее человек, проволокой связанный, вниз головой висит. Охранение у них было слабое, боевикам и в голову не приходило, что к ним ночью могут гости пожаловать. Какой дурак туда пойдет… Чук и Гек — они ж маленькие, шустрые — поползли пленных освобождать, а мы сидим, прикрываем. Забрали людей, уже отходить начали — шум поднялся, боевики пропажу заметили. А этот, который вниз головой висел, эфэсбэшник, идти не может: мяса на лодыжках совсем нет. Пустили за нами погоню. Мы, отстреливаясь, следы запутали, ушли. Это ж наши горы, мы все тут знаем. Сутки петляли, чтоб в засаду не попасть. Вырвались. Зачем Рягузов топит товарища Известно, что и Сергей Хаджикурбанов, и Павел Рягузов знали Шамиля Бураева. Он и сам перед своим арестом заявлял “Коммерсанту”, что знаком с Рягузовым еще по Чечне. Известно также, что Рягузов и Хаджикурбанов летом 2002 года вместе вымогали деньги у московского предпринимателя Эдуарда Поникарова. Бураев в тех событиях участвовать физически не мог. Он тогда находился в Чечне, руководил Ачхой-Мартановским районом. У Хаджикурбанова по делу Политковской железное алиби: в день убийства он сидел в тюрьме. А что касается Рягузова, возможно, он топит Бураева по договоренности со следствием. Допустим, следствию необходим Бураев (для чего — объясню позже). А улик против Бураева у следствия нет. Однако известно, что Бураев хорошо знаком с подполковником ФСБ Рягузовым, на которого у следствия есть улики совсем по другому делу. Рягузова ведь и арестовали в августе только с третьего раза, и не по убийству Политковской, а по тому же Поникарову. И вот следствие арестовывает Рягузова и предлагает ему сделку. Предмет сделки может быть таков: следствие частично закрывает глаза на прежние грехи Рягузова, а он дает показания, что добывал по просьбе Бураева адрес Политковской. Этот новый эпизод практически не отягощает вину Рягузова. Во-первых, он мог не знать, для чего Бураеву адрес, а во-вторых, мы ведь знаем, что Политковская жила в одном месте, а прописана была в другом. И если Рягузов передал Бураеву адрес по прописке, то между его деянием и убийством журналистки нет причинно-следственной связи. А это 1-я часть статьи 286 “Превышение должностных полномочий”. Срок — до 4 лет или штраф. Зато теперь у следователей есть доказательства причастности к убийству Бураева. Есть свидетель Рягузов, которого можно предъявить в суде и чьими показаниями можно давить на подследственного Бураева. Политическое следствие А теперь предположим, зачем следствию сдался именно Бураев. И тут надо вспомнить, что убийство Политковской — сугубо политическое. И тот, кто его организовал, не просто убил журналистку, а послал власти определенное сообщение. Ни прокуратура, ни президент не называют имени заказчика. Но нет никаких сомнений, что власть не меньше, чем общественность, жаждет раскрыть это убийство. Прямой вызов власти нельзя оставлять без внимания. И вот представьте: убийство раскрыто, заказчик известен, но недоступен для наказания. Скрывается за границей. Можно, конечно, объявить имя заказчика на весь мир и тем самым усложнить ему жизнь, но не факт, что это приведет к его экстрадиции. Зато он может огрызнуться и организовать еще одно убийство или крупный теракт в той же Чечне. Такое событие в конце 2007 года будет означать полный крах нашей политики в Чечне. Этого власть в предвыборный год допустить не может. Но раз заказчика нельзя посадить, с ним можно договориться. И в этом отличие политического расследования от расследования уголовного. Заказчиком убийства Политковской может быть человек, который оказался вытесненным с политического поля Чечни после того, как вся власть в республике перешла к Рамзану Кадырову. Скорее всего, это чеченец, представитель бывшей ичкерийской элиты, имеющий налаженные связи и в бизнесе, и в криминале. И власть не может не знать его имени, но и назвать его не может, так как человек этот живет за границами российского правосудия. Возможно, имя этого человека знает и Шамиль Бураев. Он ведь тоже находился в Чечне в смутное время смены элит. И даже если Бураев не имеет никакого отношения к убийству Политковской, для политических интриг в этом деле он идеальная кандидатура. Во-первых, от него можно получить показания об этом настоящем заказчике: Шамиль в то время работал в Чечне и многое знает. А во-вторых, арестом невиновного Бураева дать понять настоящему преступнику, что с ним не собираются воевать, а готовы вступить в диалог. Для уголовного расследования это кажется маловероятным. Для политического — почему нет. Власти нужно выиграть время, пережить выборы; открытая конфронтация с врагами, тем более на Кавказе, ей сейчас совсем не нужна. Шамиль Бураев всегда откликался на призыв федеральной власти о спасении Чечни. Раньше для этого нужно было воевать, а теперь пришло время и посидеть. Вот Шамиль и сидит. На благо России. Поправка Шамиля Как я и написал в самом начале, Шамиль Бураев в июле 2003 года потребовал от меня черновик интервью для проверки. Большая часть той редакции текста была посвящена отношениям Бураева с тогда еще живым Ахмадом-Хаджи Кадыровым. Шамиль долго и внимательно читал, а потом вдруг заявил: — Ты совсем не знаешь чеченский народ? — Да уж куда мне. А в чем проблема? — Вот что ты такое здесь написал: “Как только Кремль отвернется от Кадырова, все нынешние соратники его предадут”. — Ты ж сам так сказал! У меня и запись есть. — Э-э, запись-мапись. Мало ли что, оговорился. Чеченцы — героическая нация. Знаешь, сколько чеченцев Брестскую крепость защищало? Не знаешь? Там, между нами говоря, кроме чеченцев, вообще никого не было. Такой народ не способен на предательство. А ты пишешь: “предадут”. Это несправедливо. Давай поставим какое-нибудь другое слово. — Какое, например? — Давай напишем “сдадут”!"
19.10.2007	Вадим Речкалов Московский комсомолец