Бывший агент британской разведки Вячеслав Жарко: “Меня вербовали руками Литвиненко по наводке Березовского”
"Шпионский скандал вокруг имени Бориса Березовского продолжает набирать обороты. Вслед за Андреем Луговым, обвинившим беглого олигарха и его окружение в сотрудничестве с британскими спецслужбами, у ФСБ появились в руках новые козыри. На прошлой неделе Лубянка официально заявила, что после пресс-конференции Лугового в ее приемную пришел с повинной агент английской разведки МИ-6, также завербованный при непосредственном участии Березовского и Литвиненко.
Ближе к выходным стало известно имя этого человека: Вячеслав Жарко, бывший офицер российских спецслужб. По его утверждениям, целых 5 лет он сотрудничал с англичанами, но сдаться решил только сейчас, испугавшись за свою жизнь. Как заявляет Жарко, ему была уготована роль новой сакральной жертвы; с этой целью Березовский настойчиво пытался выманить его из России...
С Вячеславом Жарко мы встретились в лучших традициях шпионского жанра — на конспиративной квартире, где скрывается он теперь, пережидая, пока улягутся страсти.
— Как вы познакомились с Березовским?
— Это было еще весной 1999 года: я служил тогда в налоговой полиции. Если помните, в Питере было такое громкое дело — “Русское видео”.
— Кажется, что-то, связанное с Гусинским.
— Именно. Гусинский, Рождественский и другие украли у государства 11-й телеканал, практически в открытую. Я начинал эту разработку; по моим материалам Генпрокуратура возбуждала уголовное дело. В 1998 году я был включен в состав оперативно-следственной группы, работали мы очень активно, но Гусинский оказался сильнее. Дело начали спускать на тормозах, группу нашу почти расформировали. И я понял, что если срочно не заручиться поддержкой кого-то из его недругов, о “Русском видео” можно будет забыть.
Через Александра Невзорова я вышел на Березовского; он как раз воевал тогда с Гусем. Надо отдать ему должное — Борис Абрамович отреагировал мгновенно. Тут же пригласил на встречу. Спросил, чем помочь — может, деньгами? Я ответил: главное — пусть нам не мешают.
— Расчет оправдался? Березовский помог?
— Помог. У него целая команда сидела в ИТАР-ТАСС — Невзоров, Доренко, Белковский, Леонтьев; писали какие-то бредовые концепции — как уничтожить Гусинского. А тут я, с конкретным уголовным делом, по которому Владимира Александровича спокойно можно было упечь в тюрьму лет на 10.
В общем, группу не расформировали, и мы довели дело практически до конца. В 2000 году Гусинский был арестован. То, что его выпустили и позволили уехать из России, — не наша вина. Кстати, другие обвиняемые по делу получили реальные сроки; доказательства мы собрали железобетонные.
— Ваши отношения с Березовским ограничивались только совместной “охотой на Гусей”?
— Нет, конечно. Были и другие поручения. Например, в 1999 году я летал в Карачаево-Черкесию, изучал предвыборную ситуацию. Собирал информацию по различным вопросам.
— После отъезда Березовского из страны вы поддерживали с ним отношения?
— До лета 2002-го — нет. Но потом я был вынужден уволиться, начальство не простило мне чрезмерной прыти. Перебивался случайными заработками. И в конце концов решил: хватит геройствовать. Раз я не нужен стране, пойду работать на Березовского.
Летом 2002-го с соблюдением всех условий конспирации я вышел на Бориса Абрамовича.
— Простите, что значит “с соблюдением всех условий конспирации”?
— Приехал в Ивангород, на границу с Прибалтикой, купил “левую” карточку, вошел в эстонскую телефонную сеть; я ведь прекрасно понимал технические возможности наших спецслужб. Позвонил Березовскому: он сразу узнал меня по голосу и пригласил в Лондон.
— За чей счет?
— За его, разумеется. Вообще, всем, кто туда летает, офис Березовского оплачивает и билеты, и гостиницу.
Приезжаю, значит, в Лондон. Встретили меня очень радушно: у Березовского ведь проблема с надежными людьми. Он долго расспрашивал меня о житье-бытье, интересовался, остались ли у меня связи в прокуратуре, спецслужбах: Березовский же точно не знал, в каком ведомстве я служил.
— То есть?
— Я с самого начала, еще в Москве, не считал нужным раскрывать перед ним все карты; да и потом — отношение к налоговой полиции совсем не такое, как к ФСБ, например, или ГРУ. Естественно, я наплел ему сорок бочек арестантов, чуть ли не завтракаю каждое утро на Лубянке. Он аж засветился весь, начал настойчиво сводить меня с Литвиненко; с Сашей, мол, и решишь все “взаимовыгодные вопросы”.
— Литвиненко вы до этого знали?
— Видел пару раз в доме приемов “ЛогоВАЗа”. Но этого мне вполне хватило, чтобы сделать надлежащие выводы. Литвиненко был абсолютно неадекватный человек; по-моему, не очень психически здоровый. Даже не понимаю, как он работал опером.
Но здесь уже выхода не оставалось. Пришлось идти на контакт с Литвиненко. Он прямо с ходу начал вести разведопрос; причем очень примитивно, точно по учебнику. Я сразу понял, что он работает с местными спецслужбами.
— По чему это было видно?
— Понимаете, опер всегда чувствует опера. Это трудно объяснить словами. И потом, методы, которыми он действовал, были слишком топорными. Литвиненко практически при первой же встрече стал рассказывать, что многие английские компании работают в России, их нужно консультировать, помогать с инсайдеровской информацией. Дело, мол, верное и очень прибыльное. Надо быть полным дебилом, чтобы не понять, о каких “компаниях” идет речь.
— Тем не менее вы согласились?
— А что мне еще оставалось делать: жить-то надо. Но я для себя решил твердо: буду сотрудничать ровно до того момента, пока дело не коснется государственных секретов. На другой же день Литвиненко познакомил меня с неким англичанином по имени Мартин Флинт, якобы отставным офицером и владельцем консалтинговой компании. Флинт сказал, что его интересует информация по телекоммуникационным компаниям в России. “Нет проблем, — говорю. — Только деньги платите”. По возвращении домой я быстренько собрал нужную ему информацию: в основном из Интернета. Параллельно с этим, по просьбе Березовского, я занимался еще и работой по “Либеральной России”: вел, по сути, ее оперативное обслуживание — нет ли двойных агентов, не воруют ли деньги.
— Как вы связывались с Лондоном?
— Мы заранее обговаривали с Березовским и Флинтом даты моих приездов.
— Они знали о существовании друг друга?
— Естественно. Когда Березовский давал мне деньги, он нередко добавлял, что вот, мол, ласковый теленок двух маток сосет. Так продолжалось до апреля 2003-го. Во время очередного приезда в Лондон Литвиненко решил окончательно раскрыться. Спросил: хочешь дальше работать по консалтингу? Тогда заказчиком будет правительство.
Чего-то подобного я ожидал уже давно, поэтому нисколько не удивился. Но Литвиненко уточнил: не просто правительство, а МИ-6. Я ответил согласием.
— Но вы не могли не понимать, что это уже статья?
— Почему статья? Я же говорил, что собирался работать с англичанами ровно до тех пор, пока дело не дойдет до гостайны. И потом, у нас в Уголовном кодексе прямо прописано, что лицо, добровольно сообщившее о своем сотрудничестве с разведкой противника, но не успевшее нанести ущерб национальной безопасности, от ответственности освобождается. Так что все я рассчитал правильно. На следующий день Литвиненко привел в мой гостиничный номер двоих англичан: Пола и Джона. Оба они хорошо говорили по-русски и не скрывали, что работают в МИ-6.
Англичане спросили, подтверждаю ли я свою готовность к сотрудничеству. После чего объяснили, что их интересует информация политического, экономического и военного характера. Ну с военной тематики я сразу же “съехал”. Насчет остального — дал согласие.
— Подписку о сотрудничестве отобрали?
— Расписку, что получил от секретной службы ее величества деньги. А такой, как у нас, подписки — я, фамилия, имя, обязуюсь сотрудничать, выбираю псевдоним Томский, — у англичан нет. Я, кстати, предлагал открыть мне в Англии банковский счет, но они отказались — якобы в целях моей зашифровки.
— Что конкретно их интересовало?
— Самое разное. Дело ЮКОСа, “Бритиш Петролеум”, Ковыткинское месторождение, системы сотовой связи. И, конечно, круг моих знакомств. Больше всего они расспрашивали, кто из сотрудников спецслужб мне известен. Причем Литвиненко всячески набивал мне цену, расписывая мои безграничные возможности. Мне кажется, он выдал меня МИ-6 за офицера ГРУ.
— Зачем это ему потребовалось?
— Ну как же. Литвиненко ведь выполнял функции вербовщика. Ему нужно было показать уровень своей работы. Вообще, кто такой Литвиненко? Типичный мошенник. Как опер — полный ноль. Но он довольно успешно дурачил англичан, потчуя их всякими небылицами. Думаю, и с Луговым было то же самое; он наверняка представил его как ценнейший источник, вхожий в Кремль и на Лубянку.
— Березовский знал о вашей вербовке?
— Да, знал. При следующем приезде Пол и Джон объявили, что свидания в Лондоне прекращаются, встречаться мы будем теперь в других странах. Объяснили они это тем, что “наш общий друг” Березовский находится под пристальным вниманием российских спецслужб и мои с ним контакты могут попасть в поле зрения ФСБ. С этой целью мне даже была закрыта въездная виза в Англию.
Когда я поинтересовался отношением к этому самого Березовского, он ответил: значит, так надо. И подтвердил, что во имя высших интересов наши контакты временно приостанавливаются.
— Где состоялась следующая встреча с кураторами?
— В Стамбуле. Маршрут был отработан заранее: через Симферополь, самолетом турецких авиалиний. Поселили меня в “Хилтоне”. Причем Джон оказался действительно классным парнем. За трое суток мы обошли с ним все окрестные бары. Он рассказал, что его фамилия Калаган, прежде работал в Москве, под крышей первого секретаря посольства. Литвиненко в этих походах не участвовал; Джон запугал его тем, что кругом полно русских шпионов, и Саша безвылазно сидел в номере. Периодически к нам присоединялся еще один человек — сотрудник стамбульской резидентуры по имени Кен. Позднее я узнал, что его зовут Кеннет Филипс, когда-то, как и Джон, он работал в Москве, но был выдворен в 1996 году за шпионаж.
Честно говоря, Джона мне искренне жаль. Теперь его скорее всего отстранят от работы, хотя как опер он достоин всяческого уважения. Помню, на третий день, когда мы основательно набрались, он сказал: ладно, Слава, даже если ты работаешь против нас, мы все равно с тобой потом встретимся, выпьем, сходим в баню.
— Каким образом вы собирали информацию, интересующую разведку?
— Самыми разными путями. В основном из открытых источников. Слава богу, за свою жизнь мне приходилось писать много оперативных документов, так что я без труда справлялся с этим — что-то додумывал, домысливал. В общем, англичане казались довольными. Вскоре мне была поставлена задача работать по Украине. Там как раз дело шло к “оранжевой революции”, и англичан очень интересовала расстановка сил, динамика событий. Мне даже поручалось вербовать людей, которых я позднее должен был передать им на связь.
В свою очередь, много информации получал я от Литвиненко. Он рассказывал, что лидеры оппозиции — Тимошенко, Жвания, Бессмертный — не вылезают от Березовского, напрямую получают от него деньги.
— Ваши контакты с разведкой по-прежнему проходили в Стамбуле?
— Не только. Еще в Никосии и Хельсинки. Все встречи обставлялись, как правило, одинаково: в условленное время я выезжал в Крым, звонил в Лондон — и мне называли страну, город и гостиницу, куда следует прибыть через неделю. Для экстренных случаев мне выдали сотовый телефон, по которому я мог связываться с Литвиненко, но только за пределами России. В среднем за рубеж я выезжал раз в два месяца. По сути, весь 2004 год ушел у меня на Украину. Но в 2005-м англичане поставили новую задачу: теперь я должен был собирать информацию по неправительственным российским организациям. К тому времени произошла и смена кураторов; в Хельсинки Литвиненко мне представил двух других сотрудников — Мартина и Ли. Честно говоря, отношения с ними у меня не заладились. Да и у Литвиненко — тоже.
— Наивный вопрос: Литвиненко не тяготился своими связями с английской разведкой? Все же он бывший офицер ФСБ, человек, дававший присягу?
— Я не замечал. Если чем он и тяготился, так нехваткой денег — это его волновало больше всего. На этой почве у него и начались разногласия с Березовским. Он часто жаловался, что Борис Абрамович ему платит гроши, а сам выписывает проституток из Москвы по 10 тысяч евро. Но особой откровенности у нас с ним никогда не было; я же говорю — он был не совсем здоров. Постоянно твердил о демократии, вечных ценностях. Не хотел замечать очевидных вещей. Конкретный пример — ситуация по Украине. Еще в 2004 году я спрогнозировал, что “оранжевая коалиция” вскоре рассыплется и рейтинг Ющенко резко упадет. Услышав это, Литвиненко чуть ли не впал в истерику, начал кричать, что я не понимаю “демократических принципов”, живу по советским стандартам. Как можно относиться к человеку, который искренне убежден, что в России скоро случится переворот и он станет директором ФСБ; причем мне — на полном серьезе — предлагалась должность его заместителя. В конце концов это поняли и англичане. В августе 2005-го в Стамбуле я оказался свидетелем странной ситуации. Литвиненко попросил меня освободить на время гостиничный номер — ему нужно было с кем-то встретиться. И вот, поднимаясь из бара, я нос к носу столкнулся с ним и его визитерами, это были люди явно арабской наружности. В руках Литвиненко нес какую-то баночку. После этого он начал вести себя совершенно неадекватно, все время говорил, что Путину — конец, скоро случится нечто, что потрясет Россию и весь мир. Когда я пересказал это англичанам, они не стали даже скрывать своего возмущения. С того момента Литвиненко больше не участвовал в наших встречах.
— Вы считаете, эта таинственная банка и арабские посетители могли быть как-то связаны с его последующей гибелью?
— Не исключаю.
— Почему вы решили явиться с повинной?
— Потому что дошел до той самой черты, за которой начиналась уже точка невозврата. В 2006-м британцы потребовали найти подходы к Управлению контрразведывательных операций ФСБ; конкретно — к английскому отделу. По их информации, кто-то из сотрудников посольства в Москве был завербован ФСБ. Я, конечно, изображал бурную деятельность, уверял их, что вот-вот контакт с УКРО будет установлен, а сам, понятно, ничего не делал; это ведь уже конкретный шпионаж. Наша последняя встреча состоялась 28 ноября 2006 года в Стамбуле. Там-то я и узнал о смерти Литвиненко. Кстати, уже тогда, задолго до заявлений Скотленд-Ярда, англичане интересовались личностями Лугового, Ковтуна, Соколенко, расспрашивали, что представляют собой эти люди.
Мне было объявлено, что наши встречи замораживаются на полгода. Дальше они должны были передать мне специальную аппаратуру, закамуфлированную под ноутбук, для мгновенной передачи информации. Грешным делом, услышав это, я даже обрадовался. Подумал, что сумею уйти теперь по-английски, связываться со шпионской аппаратурой мне точно было совсем не с руки.
— Но?
— Но по прошествии полугода англичане настойчиво принялись меня разыскивать, требуя встречи.
— Как же они нашли вас, если для связи вы выезжали обычно в Крым?
— По секретному мобильному телефону. Больше всего меня поразило, что на этот же номер стал звонить и Березовский; он тоже хотел, чтобы я поехал в Стамбул. Поскольку звонки начались после пресс-конференции Лугового, я сразу же сопоставил череду этих фактов. Лугового ведь вербовали по такому же сценарию, как и меня, а потом втянули в полониевый скандал. Повторять его судьбу мне было совершенно не интересно. В итоге я пошел на Лубянку и все рассказал.
— Не было опасений, что вас арестуют?
— Старался об этом не думать, в конце концов я вышел из игры вовремя. Да и потом — лучше очутиться в “Лефортово”, чем последовать за Литвиненко.
***
Ни Березовский, ни МИ-6 пока никак не комментируют признания Жарко. Впрочем, предсказать их реакцию нетрудно: она весьма традиционна.
Англичане будут хранить стоическое молчание. Березовский примется обвинять Кремль и ФСБ в очередной провокации. Между тем, позволю себе заметить, что многое из рассказа Жарко подтверждается и иными свидетельствами.
Еще в 2002 году другой перебежчик из стана Березовского, журналист Олег Султанов, рассказывал мне о связях ближайших соратников БАБа — Лимарева и Гольдфарба — с западными спецслужбами. (Кстати, оба они тоже являются непосредственными участниками дела Литвиненко.) В частности, Султанов утверждал, что Лимарев активно предлагал ему вступить в контакт с французской контрразведкой. О сношениях Березовского и Литвиненко с МИ-5 заявлял и Никита Чекулин, проведший два года в лондонском лагере Бориса Абрамовича.
Широко известны обвинения Андрея Лугового. При желании, конечно, все это можно списать на желание двойных перебежчиков свести счеты с бывшими соратниками, однако логика событий говорит об обратном. Представьте себе, что в Россию перебегают высокопоставленный британский чиновник и офицер контрразведки, объявленные в международный розыск. Можно ли допустить, что эти люди останутся вне поля зрения наших спецслужб? Ответ очевиден; особенно, если учесть, что отказ от сотрудничества автоматически повлечет за собой их выдачу на родину.
Мне не раз приходилось уже упоминать, что политическое убежище было предоставлено Березовскому в результате нехитрой и довольно примитивной провокации; суду был предъявлен некий агент российской внешней разведки, заявивший, что он должен был убить БАБа с помощью отравленного зонтика. Впоследствии этот мифический агент — настоящее имя его Владимир Теплюк — откровенно признался, что разыграл весь спектакль по просьбе самого же Березовского. То же самое повторил он и следователям Генпрокуратуры.
Тем не менее, британцы сделали вид, будто это их не касается; что, впрочем, ничуть неудивительно. Вряд ли с самого начала, даже не зная всей подноготной, они испытывали какие-то иллюзии относительно этой бредовой истории. Однако политическое убежище Березовскому все же предоставили.
Чего бы там ни думал Борис Абрамович о себе, он давным-давно превратился уже в пешку в серьезной внешнеполитической игре. И до тех пор, пока надобность в пешке этой не отпадет, ее не сдадут, какие бы неубиенные доказательства ни предоставляла бы Москва.
Россия свой новый ход сделала. Очередь теперь опять за Лондоном. Время пошло.