И тогда он получил приказ: оставшихся в живых чеченцев расстрелять
" Эта история, полная взаимоисключающих противоречий и подковерных штабных интриг, началась в январе 2002 года. Война в Чечне к тому времени официально считалась уже законченной. Хотя впереди Россию еще ждали «Норд-Ост» и Беслан. А лидеры чеченского бандподполья Масхадов, Басаев и Хаттаб были живы и готовили новые теракты. Впрочем, и федеральные силы не уставали проводить спецоперации по ликвидации главарей боевиков. Но так несогласованно и хаотично (пример тому вы и увидите в деле капитана Ульмана), что становится понятно, почему головорезы долго были неуловимыми.
В результате одной из таких спецопераций - по захвату Хаттаба - группа спецназа ГРУ капитана Эдуарда Ульмана ликвидировала не лидера боевиков, а... шестерых мирных чеченцев. Был суд присяжных, потом еще один суд, по ходу которых Ульман постепенно превращался в мифическую, легендарную личность. Для кого-то он стал «героем России», для других - «кавказским мясником».
Капитан Эдуард Ульман не был суеверным и сфотографировался перед тем самым боевым выходом. Наверное, зря.
И вот 12 апреля 2007-го, когда над Ульманом и его товарищами должен был начаться третий суд, они... таинственно исчезли.
Корреспондеты «КП» решили пойти по следу спецназовцев. Отправной точкой расследования стала Чечня.
Дважды невиновные
Та памятная спецоперация по уничтожению Хаттаба проходила 11 января 2002 года (позже мы подробно разберем ее ход). Несколько групп спецназа ГРУ десантировались вокруг селения Дай в Шатойском районе, самом глухом горном районе Чечни. По оперативным данным, арабский полевой командир с личной охраной грелся и зализывал раны. Группа капитана Эдуарда Ульмана из 12 человек высадилась северо-восточнее этого села и организовала засаду. Внезапно из-за поворота выскочил «УАЗ» цвета хаки. Требования остановиться он проигнорировал, и Ульман открыл огонь на поражение, убив одного и ранив еще двоих местных жителей. Машина остановилась. Спецназовцы, проверив документы, оказали задержанным медпомощь и доложили обо всем командованию спецоперацией. Ничего запрещенного в «уазике» не нашлось... Стреляли-то, получается, по мирным жителям. Но спустя несколько часов Ульман получил приказ расстрелять оставшихся в живых. Приказы в армии, а тем более в спецназе ГРУ, не обсуждаются... Капитан назначает «расстрельную группу» - прапорщика Владимира Воеводина и лейтенанта Александра Калаганского. Приказ приведен в исполнение.
Спустя несколько месяцев группа разведчиков и оперативный офицер от спецразведки майор Алексей Перелевский (сидевший в штабе спецоперации) предстают в Ростове-на-Дону перед судом по обвинению в убийстве шестерых мирных жителей. В 2004 году суд присяжных оправдывает спецназовцев - они выполняли приказ и не подчиниться, по уставу, не имели права. Гособвинитель и родственники потерпевших опротестовывают этот вердикт. В 2005-м повторный суд присяжных вновь выносит такое же решение. Обвинение опять недовольно. Назначается третье рассмотрение дела, на этот раз уже профессиональными судьями. Процесс принимает политическую окраску. Решение суда присяжных не устраивает ни экс-президента Чечни Алу Алханова, ни Рамзана Кадырова. Гособвинитель требует сроки от 18 до 23 лет. И вот тогда группа Ульмана, находившаяся под подпиской о невыезде, исчезает. За исключением майора Перелевского. Его спецназовцы не посчитали за своего. И в побег не взяли. Суд переносится на 24 мая, а группу Ульмана объявляют в федеральный розыск. По являются слухи, что спецназовцев выкрали чеченцы, дабы по горским адатам отомстить за родственников...
Мирная республика осталась в телевизоре
Благолепие масштабного проекта «Восстановление Чеченской Республики» исчезает за последним грозненским блокпостом. Таксист полноприводного автомобиля, согласившийся отвезти нас за 60 километров от столицы республики только после долгих уговоров, чертыхается, объезжая разбитые многолетней войной дороги: «Часа за три доедем». Видимости почти нет - садятся низкие облака. Дорога постепенно превращается в горный серпантин, на каждом изгибе которого дымят трубами печки в крохотных блиндажах. Дорога ничем не ограждена, а таксист, как назло, жмется к обрыву - со склонов на дорогу летят булыжники.
Приметы войны на каждом метре. Взгляд цепляет то бронетранспортер, замаскированный на обочине, то воинский лагерь над обрывом. По углам одного такого лагеря расставлены чучела в камуфляжах и касках - приманки для снайперов, которые здесь, похоже, до сих пор водятся. Странно, войны нет, а снайперы есть...
Тормозим у Шатойского РОВД. Местные милиционеры-чеченцы идут нам навстречу и соглашаются сопроводить до селения Дай.
- Как обстановка в районе? - задаем дежурный вопрос.
- Спокойно все. - В две машины сопровождения без номеров рассаживаются шесть автоматчиков и один пулеметчик.
На дикой для разбитого горного серпантина скорости в 60 километров в час несемся на юг. Нас умудряются обгонять местные лихачи.
- Тут не водители, а наездники, - сокрушается таксист в перерывах между молитвами.
На одном из поворотов наша машина садится на брюхо в непролазной грязи. Милиция занимает круговую оборону, щелкая затворами автоматов. Только под этим прикрытием мы выталкиваем автомобиль из глины.
До начала очередной спецоперации в селении Дай остались считанные часы. В горы перебрасывают тяжелую артиллерию.
Подъезжаем к месту засады Ульмана. На пригорке - старая разрушенная кошара, через дорогу - откос, речка Шаро-Аргун, а за ней - отвесная скала, упирающаяся в облака.
- Вот на этом месте они сожгли «УАЗ» с мирными жителями, - показывает один из милиционеров.
- Почему он не остановился по требованию?
- Да они даже не старались его остановить. Если бы пытались, машина затормозила бы. Он же таксистом был, зарабатывал извозом, рядом сидел директор школы, простые бедолаги. Они чересчур законопослушные, а те, которые в лесу, - чересчур непослушные. Женщина там еще была, не знаю, насиловали ее или нет...
В уме сразу подсчитываем, сколько раз мы законопослушно останавливались на постах по дороге в Шатойский район. Получилось четыре раза, а у водителя и мысли не было забить на военных и проскочить.
- Я видел много чего, но такое... - продолжает милиционер. - Правда, большая беда случилась недавно. Наша комендатурская разведка в тумане расстреляла женщин. Мы по таким всегда стреляем, нечего по ночам и в тумане лазить.
Тут милиционер спохватился и на дальнейшие расспросы о судьбе «комендачей» отвечал: «Все вопросы к прокуратуре».
«Заложников резали, как коров»
- Мои показания есть на суде, в протоколе, везде, - деловито подходит к нам местный житель Салаудин Эллаев. - Я принимал участие в расследовании вместе со следователями прокуратуры. Я в военное время исполнял здесь обязанности начальника милиции.
- А на тот момент чем занимались?
- В школе преподавал военное дело...
Закрался невольный вопрос: по какому законодательству человек, не имеющий отношения к силовым структурам, участвовал в расследовании. Впрочем, помочь следственным органам он имел полное право.
Даже спустя пять лет после трагедии милиция чувствует себя в горах неуютно. С места трагедии нам пришлось уезжать в большой спешке - обстановка в районе изменилась.
- Сначала тут была зачистка, - по-военному рапортует Эллаев. - Должен был подъехать батальон мотострелков с Борзоя. В то время я с сыном был в Шалях в больнице, попал в эту колонну, и вечером с зажженными фарами мы подъехали к селу (как окажется позже, это опоздание было роковым. - Авт.). К трем часам дня высадился десант с вертолетов. Заняли позиции, вертолет прямо тут их высаживал. И по окраинам села. Но о случившемся мы узнали только наутро. Кто-то сказал, что на окраине села горит «уазик» с ростовскими номерами и в нем трупы, а гражданских туда не подпускают. Так как я бывший кадровый офицер, сейчас в запасе, пошел поговорить, узнать, что за трупы. Группа Ульмана на тот момент уже ушла. Подъехали военные, заняли тут позиции, якобы для учений, оцепили село, поставлена задача им была, чтобы никто не въезжал и не выезжал. Я взял с собой понятого - соседа своего. Говорю военным: с зачистками успеете, давайте быстро меня свозите на место.
Непонятно, почему военные согласились отвезти на место преступления гражданского вместе с понятым-соседом, но тем не менее показания Эллаева теперь присутствуют в уголовном деле. - «Уазик» стоял вот тут. - Салаудин показывает уже другое место на дороге, после чего долго спорит с нашим провожатым. - Я же был первым здесь, я точнее знаю. С упора по нему спереди выстрелы сделали, и машина стояла вот тут. И трупы сгоревшие. Трое сзади на сиденье. На переднем сиденье справа груда костей. Мы подошли с майором. Попросили всех военных освободить это место, чтобы прокуратура подъехала и занялась этим вопросом. Мы еще поспорили с майором. Он говорит: «Три трупа». Я говорю: «А чего четвертый тут горит на переднем правом сиденье». Он говорит: «Не осложняй этот вопрос». А чего тут осложнять! Люди ведь слышали, как тут женщину пытали. Это была очень миловидная женщина, а ее насиловали от и до эти быки.
В обвинительном заключении, к слову, не было ни строки ни про пытки, ни про изнасилования.
- А вот тут были две лужи крови, как когда корову режут, я ведь по специальности еще и зоотехник, - продолжает Салаудин Эллаев. - И брызги по снегу на глубину в 10 - 15 сантиметров. Если бы их не резали, такой крови бы не было. Потом их забросили в машину, слили с баков бензин и подпалили. Следов было много вокруг автомобиля, они, видимо, грелись. А еще, чтобы все исчезло, они под задним скатом машины подложили взрывное устройство и подорвали снизу. От женщины осталась ниже колена только одна нога в женском ботинке, а от другого трупа вообще ничего не осталось.
К нашей дискуссии присоединяется жительница соседнего села Нахч-Келлоя Кока Тубурова, прибежавшая к нам, как только узнала, что приехали корреспонденты. В том «уазике» у нее погиб брат. Он как раз сидел за рулем.
- В тот день в машине были директор школы, завуч, они ехали с совещания. В Шаро-Аргуне они подсадили женщину, а на окраине Дая еще мужчину. Два года Ульман пытался доказать, что в момент, когда подходила машина, он стоял в метре от дороги, махал руками и подавал сигнал. Но это не так, они стреляли уже в уходящую машину, потому что не успели подбежать к машине.
А ведь 10 минут назад Салаудин Эллаев говорил, что стреляли в лобовое стекло.
Спецоперации без конспирации
- Моему брату скрывать было нечего, - разводит руками Кока Тубурова. - Он прекрасно знал все свои обязанности, когда останавливают военные. Что будет в противном случае, он прекрасно понимал. Я могу вам показать, где именно ее расстреляли, когда машина ехала.
Тубурова показывает нам уже третье, совсем иное расположение «уазика» на дороге.
- Дважды они прекрасно знали, что их оправдают. Во второй раз, когда их оправдывали, я слышала, как перед заседанием (Тубурова исправно ездила на суды) один из этих звонил: «Вот закончится суд, через полчаса я подъеду». Человек, который не знает, посадят ли его, не может так звонить. А в этом году сидели профессионалы-судьи. Ульман, видимо, долго готовился к побегу, потому что понял, что от ответственности ему не уйти. А теперь говорят, что у потерпевших его надо искать. Мол, мы его вывезли, в зиндане держим.
- А их у вас искали?
- Нет, все же знают, что это бред. И ни о какой засаде речь идти не могла, когда их высаживали, все это видели. Тем более все село знало, что готовится какая-то спецоперация.
Ответ на наш вопрос, откуда село могло знать о спецоперации, повис в воздухе. Но тут рация в машине милиционеров разразилась гортанными криками: нас попросили как можно быстрее вернуться в Шатой.
Быстро не получилось, острая щебенка порвала старенькую покрышку на нашей машине. Пока меняли колесо в каком-то крошечном селе, к нам вышел пообщаться родственник одного из милиционеров. Вышел пожаловаться на боевиков. Мол, приходят по ночам угрожают - «на русских работаешь», хотели забрать «КамАЗ», на котором чеченец развозит продукты и стройматериалы по воинским частям. Как нам рассказали, родственник просил у племянника-милиционера какое-нибудь оружие, но милиционер посоветовал ему купить охотничий карабин калибром побольше. Такой совет горца не утешил, скорее наоборот, на том мы и расстались.
За 30 километров до Грозного нас ждал сюрприз. По обочине, страшно рыча и дымя изношенными дизелями, в горы ползла колонна самоходных артустановок. Мы вздрогнули. Эти «саушки», выгоревшие на солнце от долгого хранения на открытой площадке, с дульными брезентовыми чехлами, украшенными звездой, мы видели две недели назад в Москве. На сайте «непримиримых» боевиков была вывешена видеосъемка их погрузки на платформы в Ростове с издевательским комментарием: мол, смотрите, кафиры и мунафики (вероотступники) усиливают военное присутствие в Чечне. Мы не успели вернуться в Грозный, как в Шатойском районе был сбит вертолет, а в самом Дае начался бой. В вертолете погибли 18 спецназовцев ГРУ из аксайской бригады (она базируется в городке Аксай под Ростовом). По слухам, раненых десантников добили боевики, среди погибших был боевой товарищ капитана Ульмана...
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Эдуард Анатольевич УЛЬМАН родился в 1973 году в Новосибирске в семье инженера. По национальности - наполовину русский, на четверть казах и еще на четверть немец. Фамилию получил от бабушки - немки, сосланной в годы войны в Казахстан.
В 1990 году поступил в Новосибирское общевойсковое училище - главный вуз России, где готовят специалистов войсковой разведки.
В 1994 году окончил училище. Служил в спецназе Главного разведуправления (ГРУ) Генштаба РФ. В Чечню просился сам: писал четыре рапорта и попал туда в 2000 году. Всего имеет 4 чеченские командировки. Последняя из них, в ходе которой Ульман возглавлял разведгруппу номер 513, закончилась в 2002 году...
"
15.05.2007
Дмитрий СТЕШИН, Александр КОЦ Комсомольская правда