 |
|
Печать |
| Агентство Федеральных Расследований (www.FLB.ru) | ||
 |
||
Гениальный РыковИстория первой финансовой пирамиды в России |
|
"О существовании этого маленького уездного городка в Рязанской губернии, может быть, Россия никогда бы и не узнала, если бы в один прекрасный день с оглушительным треском в Скопине не лопнул банк. Тысячи вкладчиков оказались разоренными, а городское начальство, растратившее их деньги, предстало перед судом.  Самородок Уже в самом названии этого несчастного города есть трагическая предопределенность: по легенде, его прозвали Скопинской слободой, потому что в нем держал притон «скоп» разбойников. Кто же знал, что много лет спустя фантастическая тень орудовавшей здесь когда-то шайки обретет свои реальные очертания и без малого два десятилетия будет держать скопинцев в полном беззаконии, подчинении и страхе? Все эти годы в Скопине единолично царил крестный отец скопинской мафии – бессменный директор местного банка Иван Гаврилович Рыков. Если слово «мафия» понимать как союз власти, криминальных и финансовых структур, то скопинское дело должно служить учебным пособием для начинающих следователей по экономическим преступлениям. Рыков был гениальным финансовым мошенником. Придуманная им 135 лет назад схема отвечала классическим требованиям денежной пирамиды и исправно работала в течение 19 лет. Не получивший достойного образования, скопинский банкир оказался талантливым самоучкой, обладавшим хорошей интуицией и прекрасно умевшим пользоваться подходящим моментом. Кроме того, у него обнаружились недюжинные способности менеджера – он смело и быстро «раскручивал» свои идеи. Капитал только-только пробивал себе дорогу в полуфеодальной России, механизмов контроля за финансовой и коммерческой деятельностью еще не существовало, а деньги в стране имелись. Было куда приложить ловкую руку. Родился Иван Гаврилович Рыков в 1833 году в семье небогатого мещанина Оводова. Родители рано умерли, и осиротевшего мальчика усыновил родственник – богатый купец Андрей Федорович Рыков, давший ему свою фамилию. Когда младшему Рыкову исполнилось всего 15 лет, его благодетель тоже отошел в мир иной, оставив приемному сыну прекрасное состояние – 200 тысяч рублей. О преумножении полученных в наследство капиталов молодой человек не заботился и к 30 годам оказался без копейки денег. Если денег нет, иди во власть, такова нехитрая российская мудрость. И Иван Рыков пошел служить по местному городскому общественному управлению. Вскоре ему удалось получить должность бургомистра, но занимал он ее недолго – открылись иные заманчивые перспективы. В 1863 году скопинские городские власти решили учредить собственный банк, и толкового молодого человека избрали директором. В первые годы своего существования Скопинский Городской Общественный Банк был весьма полезен для местной промышленности и торговли. Треть доходов от банковской деятельности предполагалось направлять на нужды города, треть использовать на благотворительность и треть – на приращение к основному капиталу. Молодому банкиру быстро наскучило трудиться на общественное благо, хотелось пуститься в более рискованные и головокружительные предприятия. Однако мешал пристальный контроль со стороны городского головы, купца Михаила Леонова, человека принципиального и честного. Рыков задумал избавиться от ненавистного Леонова и артистично исполнил свой план. Он сам баллотировался в городские головы и выиграл следующие выборы. Но поскольку совмещать должности директора банка и городского головы было нельзя, то последнюю должность он уступил своему единомышленнику – купцу Николаю Афонасову. Три бухгалтерии Первой заботой молодого директора скопинского банка стало привлечение капиталов в уездный городок. Рыкову было необходимо, чтобы потенциальные вкладчики жили подальше от Рязанской губернии и пореже наведывались в Скопин – лишние глаза в городе не нужны. Этим условиям идеально соответствовали монастыри – их сбережения в значительной степени и пополнили банковские сейфы. Иван Гаврилович вполне профессионально провел «рекламную кампанию», используя провинциальную и столичную печать, где публиковались объявления о сказочных процентах по вкладам. Главным редакторам газет он лично предоставил крупные беспроцентные кредиты. Реклама заработала – популярность скопинского банка росла, деньги стекались в городок, обещанные проценты выплачивались, пирамида строилась. Все были довольны. Для вовлечения в свою схему новых игроков Рыков выпустил процентные бумаги банка по вкладам. Они не были обеспечены капиталом банка и не имели правительственной гарантии. Впрочем, это никого и не волновало. Бумаги котировались среди клиентов банка, покупались и продавались, и новые жертвы сами несли свои сбережения в бездонный рыковский карман. Рыков четко придерживался собственных железных правил – ни в самом Скопине, ни в Рязанской губернии не было ни одного вкладчика банка. Как и положено не очень честному банку, скопинский имел две бухгалтерии – официальную и внутреннюю. Перед ежегодной публикацией отчетов об активах банка его служащие писали заявления от анонимных вкладчиков на значительные суммы, а через несколько дней – расписывались в получении мифических вкладов. Но была еще и третья бухгалтерия – личная, рыковская. Она-то и показывала, каким образом он держал в кулаке весь город. К тайнам личной бухгалтерии доступ имел только один человек – бухгалтер Матвеев. Матвеев на фоне всеобщего бесправия пользовался серьезными полномочиями – увольнял и набирал на работу сотрудников, устанавливал размеры жалованья и взяток. Необыкновенно набожный бухгалтер после годовых отчетов о деятельности банка отправлялся на богомолье. Матвеев был единственным человеком, с которым Рыков водил какое-то подобие дружбы: только с ним здоровался за руку и ездил к нему в гости. Всем остальным Иван Гаврилович демонстрировал глубочайшее презрение. Мог часами морить в приемной просителей, которые потом нередко слышали: «Ступайте, «сам» спать лег». «Сам» никогда не общался с вкладчиками, они могли лицезреть лишь его портретное изображение. Вся власть – в кармане Трудно сказать, что Рыков любил больше – деньги или власть. Несомненно, одно с другим связано, да и, в конце концов, эти понятия почти синонимы. Но, скорее всего, деньги были для него первичны, ради доступа к ним он и взял в городе власть. Взял без боя, пока ее представители пользовались услугами банка. Для скопинской «элиты» существовали открытые кредитные линии, а долговые обязательства переписывались на новые сроки в течение многих лет. Кипа неоплаченных векселей – хороший аргумент в споре с потенциальными оппонентами. Например, в кармане у Рыкова была вся городская Дума, ее решения полностью зависели от интересов главного банкира. Накануне очередных выборов по домам ходили люди Рыкова и называли имена тех, кого он «назначил» в гласные. Долг городских голов банку исчислялся сотнями тысяч рублей. А один из них, запойный пьяница, находился не только в денежной, но и алкогольной зависимости от Рыкова – тот его регулярно «накачивал». Городским служащим более мелкого калибра – телеграфистам, секретарю полицейского управления, судебным приставам, почтмейстеру, мировому судье, секретарю городской управы – ежемесячно платилось дополнительное «жалованье» от 15 до 50 рублей за разные услуги. Среди оказываемых Рыкову услуг были, например задержка нежелательных писем и сбор по городу слухов о нем. От неугодных людей Рыков избавлялся традиционным российским способом – либо против них стряпались дела и они сажались в тюрьму, либо выгонялись из города: исправник отвозил изгнанника на вокзал и сажал в поезд. В неугодные можно было попасть по любой и самой непредсказуемой причине: один из сотрудников банка накликал на себя барский гнев за то, что «свистал в городском саду», другой – за то, что был «франтом». В Скопине хорошо запомнили одну неудачную попытку восстания против диктатора. Купец по фамилии Дьяконов, один из должников банка, подал жалобу на Рыкова в жандармерию. Как свидетельствовал на суде по рыковскому делу сам Дьяконов, ему было известно о злоупотреблениях в банке и он желал предотвратить «дурные» последствия. Рыкову тут же донесли, что в городе завелся бунтарь. Дьяконова предупредили: не уймешься – разорим. Дьяконов не унялся и попытался передать жалобу губернатору. Вскоре у него сгорел арендный винокуренный завод. Тем временем Рыков потребовал с Дьяконова должок в 20 тысяч рублей. Дьяконовские дома пошли с молотка, но всю сумму долга не окупили, и строптивому купцу пришлось почти год просидеть в тюрьме. Дьяконовский долг был для Рыкова пустяковым, но он не преминул воспользоваться возможностью показать, кто в городе хозяин. Скопинский банкир оказался для родного города сущим дьяволом – одновременно ненавидимым и обожаемым. За 19 лет своего единоличного правления банком он развратил всех скопинцев, приучив их к громадным деньгам. Они абсолютно и безоговорочно подчинились своему щедрому тирану и не представляли уже жизни без рыковского банка. Город, по сути, превратился в заколдованный остров, где все, отдавшись чужой воле, купались в деньгах и жили как в пьяном угаре. Воровство не очень-то и скрывалось: все знали, скажем, что кассир банка каждый день накладывал в свой платок денег и уносил домой. Угольное шоу Однако Рыков не довольствовался достигнутым. Его талант делать деньги из воздуха требовал выхода, мысль пульсировала, возможность новых грандиозных афер не давала покоя. Лет за десять до разорения банка Рыков провернул еще одну красивую комбинацию. Соседом Скопинского был Ряжский уезд, где находились Чулковские угольные копи. Иван Гаврилович Рыков решил проверить, нет ли и в его родном уезде «черного золота». В трех селениях Скопинского уезда были проведены изыскательские работы, и уголь действительно обнаружили. Но мало: пластовых залежей близ Скопина не было. Рыкова это ничуть не смутило. По губернии пошел слух о новом месторождении, и Иван Гаврилович немедленно учредил «Акционерное Общество Скопинских угольных копей Московского бассейна». Директором угольной компании стал, конечно, он сам, а акционерами – те помещики, купцы и мещане, чьи имения и дома были заложены в городском банке. В документах общества фигурировал фиктивный складочный капитал в два миллиона рублей, и на эту сумму были выпущены акции, реальная цена которых была не выше стоимости бумаги, на которой они были отпечатаны. Иван Гаврилович начал бурную деятельность по «раскрутке» своего новорожденного детища – регулярно печатал в российских газетах (напомним, в свое время им «схваченных») отчеты о добыче угля, таблицы и графики с балансами и дивидендами. В Москве на Политехнической выставке Рыков выстроил образец шахты и установил манекен, изображающий рабочего в трудовом порыве, – кукла замахивалась киркой на пласт угля. Здесь же демонстрировались два вагона угля, якобы добытого на мифических копях. На самом деле уголь был куплен на Чулковском месторождении. И все же этот спектакль произвел малый эффект – акции почти никто не покупал. Тогда Рыков снабдил ими своих агентов и отправил их на Московскую и Петербургскую биржи изображать торговлю. В течение целого года люди Рыкова продавали и покупали друг у друга бумаги угольного общества, заявляя о своих сделках биржевым маклерам. В газетах публиковались котировки акций. К концу года цены на акции были взвинчены выше al pari до 103 рублей. Таким образом, Рыков убедил общественность в доходности скопинского угольного «бассейна». Затем он добился приема у министра финансов Рейтерна и получил разрешение принимать эти акции в залог за акцизные марки на алкоголь, выпускаемый частными винокуренными заводами по курсу 75 рублей за 100. То есть получал 75 реальных рублей за 100 дутых. Часть акций Рыков успел реализовать по задуманному плану, но эта блестяще задуманная махинация так и не увенчалась успехом – обман раскрылся. Рыкову удалось уладить дело, и к ответственности он привлечен не был. Видимо, высокие связи великого скопинского комбинатора сыграли свою роль. И даже на судебном процессе по делу о крахе банка об угольно-винной авантюре Рыкова не вспомнили. Глазами Антоши Чехонте Жизнь в Скопине текла по-прежнему. Рыков крепко держал город в руках. Но постепенно стройная схема начала давать сбои. К началу 80-х годов долги банку достигли совершенно фантастических размеров, средства вкладчиков растаяли, а вовлечь в игру новых клиентов никак не удавалось. О банке поползли нехорошие слухи, в город полетели письма и телеграммы неприятного содержания: вкладчики требовали вернуть свои деньги. И Рыков решил испробовать последнее средство: попытался сбывать вкладные листы (акции) скопинского банка подальше от Скопина. Ничего не получилось. В 1882 году в Скопин начали съезжаться вкладчики, разразился скандал. Банк объявили несостоятельным должником. «Когда я в качестве понятого в день краха пришел со следователем в банк, – рассказывал на суде один из свидетелей, – то целый угол был завален кипами неоплаченных вкладных билетов, перемешанных с массами и просительных, и угрожающих писем и телеграмм». Рыков был взят под стражу. Следствие по делу о крахе скопинского банка продолжалось два года.  Антон Чехов, писавший репортажи со слушаний по рыковскому делу РИА»НОВОСТИ» Поздней осенью 1884 года в Екатерининском зале здания Судебных установлений началось слушание дела. В Москве скопинский процесс вызвал огромный интерес. Многие приезжали в суд, чтобы только посмотреть на человека, надувавшего страну в течение 19 лет. Подсудимым, проходившим в зал заседаний по коридору, приходилось двигаться, как писали газеты, «среди сплошной живой стены любопытных, обращавших исключительное внимание свое на героя дня, Рыкова, скромно шедшего, опустив голову, между двух вооруженных солдат». Здесь же, в зале, экспонировались знаменитые бухгалтерские книги банка. Исключительность процесса подчеркивала усиленная охрана: у каждой двери выставили тройной караул – полицейский, судейский, жандармский. Даже у подъезда здания находился особый пост. На слушаниях присутствовало 28 журналистов, и среди них – 24-летний корреспондент «Петербургской газеты» Антон Чехов, подписывавший свои материалы «Антоша Чехонте». Каждый день он отправлял свои отчеты в Петербург, а свои впечатления печатал в журнале «Осколки». Благодаря Чехову мы имеем и портрет скопинского банкира: «Тюрьма добавила его лицу и волосам лишних лет 5-10… ...его маленькие, почти китайские глаза, утонувшие в морщинах, пугливо бегают по зеленому сукну судейского стола. ... Этот «Иван Гаврилов», одетый в грубое сукно, возбуждающий на первых порах одно только сожаление, вкусил когда-то сладость миллионного наследства. Разбросав широкой рукой этот миллион, он нажил новый... Ел раки-борделез, пил настоящее бургонское, ездил в каретах, одевался по последней моде, глядел властно, ни перед кем не ломал шапки. Трудно теперь землякам узнать этого эпикурейца-фрачника в его новом костюме». На суде были оглашены сенсационные цифры: за 19 лет «рыковщины» в банке расхищено 12 миллионов рублей, на удовлетворение этого долга удалось найти лишь 800 тысяч. С чем можно сравнить цифру долга, чтобы стали понятны его масштабы? Подсудимые сами предложили оценить имущество города, продать и таким образом возместить ущерб. «Кредиторы банка получат по 15-18 копеек за рубль, – писал Чехов в «Осколках», – если же на удовлетворение долга пойдет и «многомиллионное», рекламой воспетое имущество города Скопина, то за рубль будет получено 28 копеек». То есть, по самым грубым подсчетам, город проглотил в несколько раз больше, чем стоил сам. Неоплаченных векселей было найдено на сумму 11 миллионов рублей. Самый крупный долг – рыковский: 6 миллионов. Поразительно, но у него не обнаружили никакого имущества. Он ничего не накопил, все было прожито, спущено, распылено. И так же жил обреченный город Скопин: кутил и гулял напропалую, никогда не трезвел. Иногда строил богадельню или школу. К концу рыковского правления город был основательно разорен: все это время торговцы, привлеченные денежными покупателями, стабильно держали в Скопине высокие цены, и легко достававшиеся деньги тут же тратились. По рыковскому делу проходило 26 человек. Среди них городские головы, гласные думы, члены городской управы, члены правления банка, банковские служащие. Все они были признаны неплатежеспособными, так как оказались бедны как церковные мыши. Один из должников банка, кредитовавшийся на 118 тысяч, располагал имуществом на 330 рублей, другой, с долговыми обязательствами на полмиллиона, имел «паршивенький домишко где-то у черта на куличках». Страстную обвинительную речь поверенного гражданского истца произнес знаменитый адвокат Федор Плевако. Он сравнил Скопин с республикой, «оторванной от целого и от закона», а рыковскую систему – с хорошо отлаженной машиной, требовавшей новой и новой смазки. Вкладчиков, от имени которых выступал Плевако, насчитывалось около 6 тысяч. Среди них – чиновники, духовенство, военные, учителя. Средняя цифра взносов колебалась от 2 до 6 тысяч рублей. Люди с подобными средствами считались по тем временам малоимущими. Они легко попались в рыковскую ловушку, так как были на редкость наивны и не знакомы с правилами игры в пирамиду. «Суд допрашивает иеромонаха Никодима, приехавшего в «мир» из дебрей Саровской пустыни Пошехонского уезда, – пишет Чехов об одном из несчастных обманутых. – Отец пошехонец дряхл, сед и расслаблен... Вооружен он здоровеннейшей клюкой, вырезанной им по дороге из древ девственных пошехонских лесов... Говорит тихо и протяжно. – Почему вы, батюшка, положили ваши деньги именно в скопинский банк, а не в другое место? – Наказание божие, – объясняет объегоренный старец. – Да и прелесть была... наваждение... В других местах дают по три – по пяти процента, а тут семь с половиною! Оххх... грехи наши! – Можете идти, батюшка! Вы свободны. – То есть как-с? – Идите домой! Вы уже больше не нужны! – Вот те на! А как же деньги! Святая простота воображала, что ее звали в суд за получением денег! Какое разочарование!» Пятеро из 26 подсудимых были оправданы. Остальные получили разные сроки ссылок и лишены прав. Сам Рыков, тоже лишенный особых личных прав, отправился в неотдаленные места Сибири. Загадка Рыкова И все же, почему Рыков проявил такую потрясающую непрактичность? Он оказался талантливым мошенником, но плохим экономистом. Он почему-то не сбежал за границу, он почему-то не вложил наворованные деньги ни в бриллианты, ни в дома, ни в землю. Он их глупейшим образом прожил. Возможно, в какой-то момент он потерял чувство реальности – слишком безгранична была его власть, и требовалась недюжинная сила, чтобы ее пошатнуть. Может быть, ему не хватило элементарного образования, чтобы вычислить тот роковой день, когда пирамидальная постройка начинает рушиться. Вероятно, сказалась и российская привычка жить моментом, мгновением, не задумываясь о будущем. Выражение «рыковское дело» стало нарицательным. Константин Маковский написал картину «Крах банка», где отложились его впечатления о крахе Московского Ссудного и скопинского банков – это были два самых громких финансовых дела по тем временам. «Рыковско-Скопинская» линия долго потом сквозила в чеховских рассказах, самый известный из них – «Беда». Дальнейшая судьба Рыкова неизвестна. Пытался ли он придумывать какие-нибудь очередные авантюры или так и умер в Сибири, ссыльным? Впрочем, дальше за него придумывали другие: подобных дел Россия знала достаточно. Достаточно, чтобы понять: финансовое мошенничество бессмертно. Пока, разумеется, существуют деньги. " |
|
|
02.11.2006 |
Екатерина МЕЛЕДИНА Специально для «Совершенно секретно» Совершенно секретно |