 |
|
Печать |
| Агентство Федеральных Расследований (www.FLB.ru) | ||
 |
||
Как контрактники с ментами в войну игралиДневник младшего сержанта контрактной службы Мозолева Владимира Николаевича |
|
| "От невысокого парня с обветренным лицом, пришедшего в редакцию, мы ждали захватывающих рассказов о его участии в боевых операциях в горах Чечни. А он буднично поведал нам о военной «житухе» и о том, что заставило его стать контрактником после неудачной работы помощником депутата одной известной партии и контрабандистом на российско-белорусской границе. И передал нам дневник - хроники «окопной правды». Как много сейчас читаешь в газетах, смотришь по ТВ о жизни наших войск, проходящих службу в Чеченской Республике. О быте, о строящихся новых казармах, о прекрасно проведенных спецоперациях «с большими потерями для террористов и минимальными для нас», о постоянном увеличении денежного довольствия, о предоставлении льгот участникам контртеррористической операции на Северном Кавказе и т. д. и т. п. И все это вроде бы правда, но как-то все уж очень слащаво получается, а между прочим, там, в Чечне, не все так хорошо, а вернее плохо, да-да, ужасно плохо. Но об этом не пишут в газетах, не говорят наши военачальники, не показывают по ТВ. Почему? Да и если так все плохо, то почему наши ребята продолжают подписывать контракты и порой не по одному разу рисковать жизнью. Что же все-таки там происходит на самом деле, о чем молчат генералы в МО РФ. Я, мл. с-т Мозолев В. Н., служил в Чеченской Республике с августа 2000 г. по август 2005 г. Я видел эту жизнь без прикрас, я «варился» в ней. Служил в разных частях от МО до частей ФСБ РФ и могу сравнить, где и как служат люди, как о них заботятся командиры. Какой он на самом деле был - быт войны. И могу рассказать об этом честно, а не «откровенно». Дембель. Как много с этим словом связывают надежд увольняющиеся бойцы из Вооруженных сил. Как много мечтаний. Вот приду домой, устроюсь на работу или поступлю в институт, женюсь. Куплю машину, квартиру, дачу и т. д. Здесь можно мечтать о чем хочешь, так как мечтать не запрещается никому. Но действительность оказывается намного грубее и жестче. Вот и я, уволившись из Вооруженных сил в 1993 г., ехал домой с такими же мечтами о том, как поступлю для начала в педагогический институт. Не зря же я работал до призыва в армию в школе учителем физкультуры. Но... но все опять не так, как надо. Ведь уходил служить в 1991 году, когда еще существовал СССР и был социализм, а вернулся уже совсем в другую страну - страну дичайшего капитализма. Родители-пенсионеры (отец Мозолев Николай Андреевич, 1928 г. р., мать Мозолева Нина Прокопьевна, 1941 г. р.) помочь мне уже не могли. Да и как помогать на нищенскую пенсию, которую и так платят не вовремя. Так что какой к черту институт, «девочки-припевочки» или рестораны-барчики. Нужно было выживать. Но как? Предприятия и заводы стоят, а где и работают, зарплату не платят месяцами. К новым капиталистическим отношениям не приучен (зарю капитализма прослужил в армии). За период с 1993-го по 1998 г. сменил несколько работ. Работал на Руднянском узле связи Смоленской области монтажником-электриком. На Руднянском молочно-консервном комбинате - оператором линии. В предвыборных штабах некоторых мелких региональных партий и кандидатов в депутаты в городскую и областную Думу. В том числе и в предвыборном штабе кандидата в губернаторы Смоленской области г-на Григорьева, который, наверное, хотел, да так и не заплатил деньги за выполненную работу. Впрочем, не он один и не одному мне. Это даже не исключение, а правило у многих наших политиков. Пообещать, нанять на работу и... не заплатить. Так «шатался», занимаясь промоушеном различных заштатных политиков, вплоть до 1998 года, пока не наткнулся на офис известной партии... Солидная партия. Вот, наверное, где я смогу и заработать нормально, и где пригодится мой, хоть и небольшой, но все-таки опыт в «политике», подумал я и шагнул через порог. Как ни странно для меня, в партию приняли сразу. И после небольшого собеседования с координатором партии в Смоленской области мне предложили работу. И не кем-нибудь, а координатором Руднянского р-на Смоленской области. На мой вопрос, сколько я буду получать, мне ответили: «Вообще-то у нас общественно-политическая организация, и как таковой зарплаты не положено, но если есть желание и умение, то на сколько «разведешь» Центральный аппарат партии». Цинично, зато честно. Благо учитель по выкачиванию денег из центрального аппарата оказался «хорошим». Так, например, из трех помещений, выделенных партией в Смоленске, можно два сдать в аренду под магазины, а под собственные нужды оставить одно, можно автомобили, предоставленные партией, которые должны помогать в передвижении по районам области, «запустить» как такси, а процент брать себе. Можно зайти куда-нибудь в школу, сельский клуб, на какие-нибудь соревнования - фотографировать музыкальный коллектив, спортивную команду на фоне флага партии. Затем сказать, что все эти мероприятия проводились под эгидой партии и требовать с центрального аппарата «затраченную сумму». Затраты же брались с потолка. Да много-много можно было чего выдумать. Тем более что Координатор был бо-о-ольшой придумщик. А так как я все «схватывал налету», скоро сам стал продавать идеи по сравнительно честному «зарабатыванию» денег, меня заметили и в 1999 г. предложили должность доверенного лица «Блока известного депутата» по выборам в Государственную Думу. Наверное, сторонники партии скажут: «Да, в Смоленской области вся предвыборная кампания была «похерена». Ах, если бы только в Смоленской области. Перед выборами в Государственную Думу был задуман агитационный поезд, который должен был проехать с агитационной миссией от Дальнего Востока до западных границ. Так вот, когда этот поезд прибыл к нам, в Смоленск, я слышал, как не последние люди из центрального аппарата партии откровенно смеялись над известным депутатом, отпускали похабные шуточки в его адрес. То есть прогнившим было все, вся партия по вертикали - сверху донизу. И такая же ситуация была и в других областях. Именно поэтому партия в 1999 году едва перевалила за 5% рубеж. Вы думаете, мы не пытались изменить? Пытались! Была создана инициативная группа в Смоленском регионе, которая пыталась сообщить депутату, что вся проведенная работа - это не более чем фикция, что почти никто о партии и не думал, большинство думало о себе и только о себе! Да какой там. Как только Координатор узнал о том, что мы хотим сделать, нас вышибли из партии. Я, в частности, был обвинен в каких-то интригах, и меня исключили из партии и, естественно, уволили с работы. Причем на собрание, где меня исключали, меня так и не пригласили, да и зачем? Я ведь многое знал о «работе» Координатора. Вдруг не выдержу и скажу. В общем, мне в очередной раз нужно было искать работу. Наш Руднянский район находится недалеко от теперь уже независимой Беларуси, и, как полагается, между двумя независимыми государствами существует граница, таможня, ну и услуги сервиса: обменный пункт валют, бары, стоянки, а также путаны или попросту проститутки, куда уж без них. Как-то я сидел в таком баре на таможне за кружкой пива и думал о том, чем мне заниматься дальше. Ко мне подошла одна из таких девиц. Посидели, поговорили, она предложила мне себя, я отказался. Не до нее было, да, откровенно говоря, не на что. Отказаться-то я отказался, но зато она мне подкинула идею. Как только девушка ушла, я тут же подошел к бармену и узнал от него, что сутенера у них нет, за «крышу» никто не платит, а значит, место пусто. А как известно, свято место пусто не бывает. И это место занял я! Был январь 2000 года. Кто-то скажет, фи, как низко можно пасть, стать сутенером. Но мне-то надо было что-то есть, во что-то одеваться. Да и половина из тех, кто сейчас читает эту статью и возмущается, пойдут работать не только сутенерами, но и проститутками. Ну да ладно, продолжаем разговор. Так как этот вид «бизнеса» был нелегальный, то, естественно, он контролировался бандитскими группировками. Нужно было искать «крышу». В то смутное время найти себе бандитскую «крышу» не представляло проблем. Они никуда не прятались, а наоборот, бравировали этим. В общем, найдя себе «крышу» и договорившись о том, какую сумму я буду выплачивать за «содействие», приступил к «работе». Надо сказать, что таможня - это не только торговля девочками, но и масса других способов заработать. Так, например: можно пройтись вдоль колонны автомобилей, стоящих в очереди для досмотра и регистрации. А колонна, надо сказать, не маленькая, порой «хвост» вытягивается на два-три километра. И поменять валюту по выгодному для себя курсу. Заодно разузнать, кто везет с собой что-то нелегальное, кому не нужна встреча с таможней, отогнать их в сторонку и под утро, часа в три-четыре ночи, перевезти их в обход таможни. Так как торгуешь девушками возле стоянки, где останавливаются водители-дальнобойщики, можно подойти к ним, объявить, что эта стоянка принадлежит определенной бандитской группировке и ты представляешь ее здесь и смотришь за порядком. А поэтому они должны мне выплатить определенную сумму или уехать со стоянки, если не хотят неприятностей. Как правило, платили все. Постепенно всем этим я и начал заниматься. «Рабочий» день проходил примерно так: в двенадцать часов дня я просыпался, завтракал и ехал на таможню. Смотрел, кто из девочек вышел на «работу» в «дневную смену», чтобы вечером забрать свою долю. Выход днем был необязателен, но если кто-то хотел заработать, то почему нет. Проходил вдоль колонны автомобилей: меняя валюту, договаривался об обходе границы. Ехал на рынок, где опять менял валюту, но уже дороже, чем купил. До вечера, где-то часов до восьми-девяти, был свободен. Затем объезжал квартиры, где жили девочки. Забирал их и вез на таможню «работать». В конце месяца проверка справок из вендиспансера. (Больные и не имеющие справок до «работы» не допускались, за это с меня спрашивали строго. Кого обслуживали девушки? Да кого угодно: водителей-дальнобойщиков, таможенников (их подороже, люди совсем не бедные), проезжающих иностранцев (с этих тоже на всю «катушку», да еще и валютой), местное население (с этих по минимуму, удавятся за копейку), милицию (совсем бесплатно), почему, думаю, объяснять не надо. Часам к двум-трем ночи, когда движение почти замерло, девочки распределены по местам, шел на стоянки и обирал дальнобойщиков. Ну а в три-четыре часа ночи помогал перевозить нелегальный груз через границу. К шести часам утра возвращался на таможню, смотрел, не случилось ли чего экстраординарного без меня, и если нет, забирал девчонок и ехал домой. Ох, и не любили же меня на таможне. И вовсе не за то, что я занимался незаконной деятельностью. Просто все уже было поделено: с девушек потихоньку собирали «дань» милиционеры, в основном белорусские, с дальнобойщиков - таможенники. И брали в десятки раз больше, чем я. Если я за провоз машины брал сто - сто пятьдесят долларов, то таможня за проход незаконного груза - от пятисот долларов и выше. На стоянках часто появлялись залетные бандиты или так называемые «бакланы». «Сунут» они такому дальнобойщику обрез или пистолет в ухо, оберут до нитки, ищи их потом, свищи. Хозяин бара занимался обменом валюты. А у него связи с администрацией района. А тут я со своими амбициями, энергией и желанием заработать. В общем, мешал я им всем, о-о-ох, как мешал. Нужно срочно было восстанавливать статус-кво. И при первой возможности от меня избавились. Однажды днем, когда меня не было на таможне, туда приехали эти самые «бакланы» и начали вымогать деньги и часть груза у дальнобойщика, везшего помидоры. Он отказался. За это ему прострелили ногу. Начался скандал. А это ОМОН, ФСБ, расследование, засады на таможне. Вся эта шушера сразу указала на меня, мол, ходит тут один парень. И если это не он, то без его участия не обошлось. Во всяком случае, он точно что-то знает. В общем, ату его, ату! Мне пришлось уйти, причем уйти как можно дальше (зачем «сидеть» за других). Я и ушел. Да заметьте, если я все-таки представлял частное лицо, то милиция, таможенники - все на государственной службе. И это не мешало, а теперь и не мешает заниматься противозаконной деятельностью. Так кто из нас лучше или по крайней мере честнее? Итак, я ушел, начался мой первый контракт. Начиная с декабря 1999 года, районная пресса пестрела объявлениями, приглашающими на службу по контракту в Чеченскую Республику. Обещали 810 рублей в сутки только «боевых» денег, различные гарантии и социальные льготы. Прочитав объявление и все взвесив, я решил: «Эх, была-не была, если уже из-за девок рисковал, то почему бы не съездить повоевать, и если уж погибнуть, то умереть как мужчина, на войне». И так решив для себя все, отправился в районный военкомат. Встретили меня если не хлебом-солью, то с необычайной вежливостью и радостью. Я не знаю сейчас, чем объяснить их радость. Говорили, что у них там был какой-то план по призыву добровольцев в Чечню, за выполнение которого полагалась премия. Ну не знаю, по крайней мере мне сказали: «Если будут хоть какие-то проблемы с прохождением медкомиссии, сразу звони нам, мы их сразу решим!» Проблем с медкомиссией не было. Прошел ее моментально. Происходило это так: заходил в кабинет к врачу, следовал вопрос: «Жалобы на здоровье есть?» - «Нет». - «Иди, следующий!». Так, со скоростью метеора я прошел всех врачей. Больше такой «скоростной» медкомиссии у меня не будет. А пока, пройдя медкомиссию за два дня, я в начале августа 2002 года был готов к отправке в Чечню. Сбор для отправки был назначен в областном военкомате. Нас, желающих повоевать, собралось с области немного, человек десять. После краткого инструктажа у военкома нам выдали сухой паек на два дня, проездные документы до ст. Мулино Нижегородской области, где в то время находился сборный пункт для контрактников, отправляющихся в Чечню из средней полосы России. Именно туда приезжали офицеры из Чечни отбирать для своей части нужных специалистов. И увозили их с собой. Итак, выдав документы и назначив старшего группы тоже из будущих контрактников, но уже побывавших в Чечне, нас отправили на железнодорожный вокзал, где мы должны были встретиться с офицером, который будет сопровождать нас до ст. Мулино. Так как поезд отправлялся поздно вечером, а мы приехали в военкомат утром, то впереди у нас был целый день свободный, и старший группы, чтобы «убить» время, предложил выпить. Мотивация проста: нас в Мулине раскидают по разным частям, и мы в большинстве своем уже не увидимся. Потому как наверняка половину из нас убьют, уж я точно знаю. Так начинается психологическая обработка молодых контрактников, едущих первый раз в Чечню. Далее идут рассказы о погибших товарищах, отрезанных головах. О том, что все чеченцы - убийцы, готовые, как только отвернешься, всадить тебе в спину нож. Что всех, абсолютно всех чеченцев нужно давить и давить. Позже, при последующих контрактах, я заметил, что обязательно с контрактниками, едущими первый раз в Чечню, сидит вот такой «бывалый» воин, который рассказывает о зверствах чеченцев по отношению к русским. Что это, случайность? Или плановое запудривание мозгов? «Хороший чеченец - мертвый чеченец!» - это выражение я слышал на протяжении всех последующих контрактов из речей как младших, так и старших офицеров. Ну а пока мы, уже «горящие» праведным гневом, со страхом и в то же время с жаждой отмщения ехали на сборный пункт, чтобы оттуда отправиться усмирять Северный Кавказ. Где-то к 10 августа 2000 г. мы прибыли на сборный пункт в Мулино, где собирались все контрактники из центральных областей России. Это Смоленская, Брянская, Нижегородская, Владимирская, Московская, Белгородская, Воронежская и др. области. К этому времени нас набралось человек 500. По прибытии нас всех выстроили на плацу, вышел начальник сборного пункта, по званию майор. Фамилию, к сожалению, не знаю, да она мне и не нужна была, майор и майор, мне-то что. И произнес речь о том, что у него уже третья командировка в Чечню. Вскользь «проехался» на тему «хороший чеченец - мертвый чеченец» и приступил к текущим задачам. Было сказано о том, что, пока не ознакомятся с личными делами, мы будем находиться на сборном пункте, вспомним строевую подготовку, вспомним навыки стрельбы из автомата, повторим тактическую подготовку. Я не знаю, верил он в то, что говорили, или просто говорил, что положено. Потому что собрать кого-либо после построения и распределения по казармам уже было нельзя. Все разбрелись по части пить водку. Такой пьяной, орущей, дерущейся толпы я больше не видел никогда. Представьте, пятьсот взрослых дядей, шатающихся по плацу в пьяном виде, сидящих на лавочках вокруг казарм и тоже пьющих, уже упившихся и валяющихся в спортгородке под турниками и брусьями. Единственным препятствием для выхода в город, чтобы пронести спиртное, было КПП, через которое нас не пропускали. Но это было лишь формальное препятствие. Все уже отслужили срочную службу, все ходили в самоволку. И «сигануть» через забор было делом одной секунды. У кого уже не было денег, пропивали личные вещи, в том числе и с себя. «Старики» (те, кто уже послужил в Чечне) любили пить одеколон. На наши смешки резонно замечали: «Подождите, послужите с наше, еще не то пить будете». Впрочем, они были недалеки от истины. Так мы жили пять дней. Нам было плевать на командование. Командованию на нас и подавно. Чего стоят только казармы, где нас расселили. Это было просто помещение, абсолютно голое, без кроватей, тумбочек. То есть просто голый пол. На этом грязном полу мы и спали. Утром, по подъему в 6 утра, нас выгоняли на улицу. Причем не важно, была ли на улице жара или лил дождь. И мы целый день были предоставлены сами себе. По отбою в 22.00 нас строили, считали по головам и загоняли, как скот в стойло, в казарму на тот же голый пол. Да, нам еще сообщили время завтрака, обеда и ужина. Но из чего есть, было неизвестно. Ведь у многих не было ни ложки, ни тарелки, ни кружки. Когда мы обратились с просьбой выдать котелки под роспись, в ответ лишь рассмеялись, сказав: «Кушать захочешь, найдете из чего, в крайнем случае пускай один подставляет ладони под кашу, а второй из них ест, потом поменяетесь». В общем, командование отнеслось к нам по-свински. Мы в ответ по-свински себя и вели. Так прошло пять дней, пока не приехали офицеры из частей и не стали набирать себе команды. Происходило это так: контрактник заходил в комнату, где уже сидели представители частей. У него спрашивали фамилию, имя и отчество. Называл, находили в стопке личных дел его дело, воинскую специальность, называл воинскую специальность, например, пулеметчик. Начальник поворачивался к офицерам и спрашивал: «Кому нужен пулеметчик?» Кто-то говорил: «Мне». Все, офицеру отдавали личное дело. Контрактнику объясняли, что это его старший и он с этим офицером едет в его часть. Собеседование закончилось, следующий. Дошла очередь и до меня: - Фамилия, имя, отчество? - Мозолев Владимир Николаевич. - Воинская специальность?! - Старший радиотелеграфист. Уже не ко мне: - Кому связист нужен? Вопрос одного из офицеров ко мне: - Какие станции знаешь? Я назвал. - Ой, старые, не пойдет. Конечно, старые, как-никак с 1993 года прошло 7 лет. Голос начальника пересыльного пункта ко мне: - Ладно, иди пока погуляй, мы тут подумаем. - И откладывает мое личное дело в сторону. Ох, и переживал я тогда. Ну вот, думаю, сейчас отправят домой, раз я никому не нужен. Таких «ненужных» набралось пять человек. Но, видно, недостаток в людях был велик. Нас вызвали после всех в кабинет к начальнику пересыльного пункта, выдали проездные документы, объяснили, что мы должны держаться остальных групп до самой Ханкалы, а там... «Чечня большая, куда-нибудь да прибьетесь». То есть отправляли в никуда в Чечню, а там хоть сам по себе воюй. Каково? Ну что же, поехали... В поезде, кстати, продолжалась такая же пьянка. Думаете, что-нибудь из офицеров сделал хоть какое-то замечание. Да какое там! Наоборот, многие поощряли, говоря: «Пейте сейчас, там хрен хрустальный сосать будете». Ну и пили. А такая пьянка без происшествий не обойдется. Так уже под Тулой бойцы одной из команд изнасиловали девушку-пассажирку этого поезда. Она, конечно, сообщила в милицию. Ходила с милицией, пробовала опознать насильников. Да разве опознаешь из полтысячи человек двух-трех нужных. Их же наверняка спрятали. Так и сошло все на «тормозах». Уже в Харькове, а ехали через Украину, то ли упросили, то ли просто затащили двух девушек. Так и везли их в поезде, насилуя до самого Моздока. Там за ненадобностью обменяли милиционерам на 10 литров вина. Что потом с ними было, не знаю. Приехав в Моздок рано утром, нас не стали задерживать. Отвезли на армейский аэродром и оттуда уже вертолетами в Ханкалу... Все, приехали, Чечня. В Ханкале все группы разбрелись по своим частям. Остались мы впятером. САУ постоянно палят, а вдалеке слышны пулеметные очереди, кругом огромные факелы от горящей нефти, мелкий дождь, непролазная грязь, и мы, пять человек, первый раз приехавшие на контракт. Где мы? Кому мы здесь вообще нужны? Для чего нас вообще взяли на контракт? Для того, чтобы привезти и здесь бросить?! Что ж, надо разбираться самим. Пошли на аэродром Ханкала, где в ожидании своего вертолета сидело множество военнослужащих: солдат, офицеров. Начали расспрашивать, где и как проходит служба, можно ли устроиться на службу, как платят? Больше всего понравился рассказ контрактника из Шатоя. Получалось так, что там не служба, а «масленица». Жратвы от пуза, денежное довольствие почти тысяча рублей в сутки, рядом кафешки. Командиры ведут себя по-«человечьи». (То есть приказов не было, одни просьбы, мол, ребята, надо сделать.) Да и народу маловато, поэтому возьмут всех. Ну что ж, идем записываться на вертолет, летящий в Шатой. Это потом для посадки на борт требовали документы (отпускной билет, командировочное и т. д.). А пока любой мог подойти к окошечку в палатке, сказать фамилию и адрес, куда ему надо лететь. При этом документы не спрашивали: раз надо - значит, надо. (Вот террористы не знали.) По прилете в Шатойскую комендатуру оказалось правдой лишь то, что там действительно колоссальная нехватка личного состава. Нас сразу взяли в оборот: «Связист? Во взвод связи. Сапер? Иди в саперный взвод». И т. д. «Сегодня отдыхайте, завтра с утра подписываем контракт и служим!» Но как только мы спросили о денежном довольствии, случилась заминка. Оказалось, что финансовая служба есть, но денег нет. Шесть месяцев существует комендатура, никто денег и в глаза не видел. Не месяц-два, а полгода! Уже уволилась первая партия контрактников, а, кроме начисленных денег на бумаге и обещаний переслать при первой возможности, ничего не получили. Ни-че-го! Парни воевали, рисковали своими жизнями, наконец, освобождали этот самый Шатой, а им показали «кукиш». За Министерством обороны, мол, «не заржавеет». А за ними-то как раз «ржавеет», ой как ржавеет. Но об этом позже. А пока понял, что денег нет и неизвестно, когда будут и будут ли вообще. Потому как нам сообщили: «Мы даже не знаем, кто нам должен начислять деньги на счет комендатуры. Не то Министерство обороны или это будет отдельный счет для комендатур? И когда это будет». Ну никто ничего не знает. Воюй, ребята, потом разберемся! В общем, мы решил отказаться от контракта (зачем служить бесплатно), о чем сообщили командованию комендатуры, и попросили отвезти нас на взлетную площадку. Ох, какими ху... нас обкладывали: мы, мол, и предатели, и дезертиры, и чуть ли не пособники террористов. Особенно усердствовал в этом п/п-к Тонкошеин (здесь и далее фамилии изменены - Ред.). «Я вас отвезу, я вас так отвезу, век помнить будете!» И отвез: отвез на окраину Шатоя. Высадил нас из «Урала» и сказал: «Либо вы садитесь в машину и едете со мной в Шатой и подписываете контракт, либо идете пешком в н/п Борзой, который находится за 8 километров, там мотострелковый полк, и оттуда летите куда хотите, а мне на вас наплевать». А было уже пять часов вечера, в горах темнеет быстро. И кто после этого скажет, что контрактник - дело добровольное? Но мы пошли, пошли, и будь что будет - раз уже сразу наплевательское отношение, что будет потом? И дошли все 8 километров по горам, через три поселка, попавшиеся на пути, без оружия, и плевать нам теперь хотелось на п/п-ка Тонкошеина с его заморочками. Придя в Борзой в разорванных ботинках (они в отличие от меня не выдержали прогулок по Чечне), я решил: все, остаюсь в этом полку. Денежное довольствие, сказали в штабе, выплачивают. От добра добра не ищут, и остался. Так 28 августа 2000 года после долгих скитаний я подписал свой первый контракт. Со мной остался служить еще один парень из Брянска, бывший афганец. Остальные поехали искать свое счастье дальше. Впрочем, «скитания», но уже внутри части, продолжались. После построения и речи командира полка п-ка Васина о том, что мы герои и такие парни 8-му полку ой как нужны и контракт с нами, конечно, заключат, но... Мы сами, повторяю, сами должны найти себе место и вакантную должность. Я, как связист, отправился на узел связи. Там переговорил с начальником узла связи, ст. л-том Холодовым и был принят на должность радиотелеграфиста. В общем-то я должен был проходить собеседование с начальником связи м-ром Кривовым, но ему было так на все наплевать. Я его в первый раз увидел только через два месяца службы, хотя м-р Кривов все время находился в части. Представляете, 8-е подразделение подчиняется непосредственно ему и находится в тридцати шагах от кабинета, а начальник связи появляется лишь через два месяца! Какая там будет дисциплина? Да примерно такая... После заключения контракта я отправился занимать свое место в подразделении, ну и представляться командиру роты и другим офицерам. Стучусь, вхожу в палатку, где живут офицеры. Никого нет, и лишь заместитель командира роты (как я узнал позже) ст. л-нт Петькин «занят делом». Каким? Избивает бойца. - За что бойца бьешь? - спрашиваю. Ногами в живот. Боец валяется калачиком в углу. - Да ночью этот хрен печку у нас топил. Заснул, из-за него замерз. Вот такая воспитательная работа. И это не единичный случай. Так, офицеры заставляли солдат-срочников стирать их форму. Солдаты, глядя на офицеров, естественно, не отставали в процессе «воспитания». Один из молодых солдат не выдержал издевательств и застрелил контрактника, издевавшегося над ним. И это только в роте связи. Такая же ситуация была и в полку, и в 42-й дивизии, в состав которой входил 291-й мотострелковый полк, где я служил. Позже, когда я служил в Шатойской военной комендатуре, к нам прибегали солдаты, сбежавшие из полков. Так, в 2001 году прибежал боец из Борзоя. Из рассказа понял, что их убежало трое, бежали через минное поле - двое подорвалось. В том же 2001 году прибежал солдат из п. Шали, где тоже расположен мотострелковый полк, входящий в состав все той же 42-й дивизии. Неделю скитался в предгорье по лесам. Жил в землянках и шалашах, устроенных боевиками. Когда я спрашивал у них, не страшно ли было, солдаты отвечали, что было уже все равно. Это как же надо было издеваться над солдатами, чтобы было уже все равно, подорвутся ли на мине или нет или попадут в плен к боевикам. Об этом писали в газетах? Это я для того пишу, чтобы вы поняли, каким махровым цветом расцвела «дедовщина» в 291-м полку, да и во всей 42-й мотострелковой дивизии. Что еще сразу бросилось в глаза по приходе в роту? Это место, где живет личный состав, - большая армейская палатка на сорок человек. Вся в дырах, кое-как заплатанная проволокой. На полу вместо досок горбыль, щели, в которые пролезает рука (впрочем, в другой такой же палате вообще пола не было, голая земля), поэтому постоянная сырость. Ну и, как следствие, вши. Да-да, самые натуральные бельевые вши. Дезинфекции никакой. И на протяжении семи месяцев мы с ними «боролись» самостоятельно. Выпаривали белье, проглаживали, кипятили, но через 2 - 3 дня вши приползали снова. И вновь начиналась неравная «борьба». К марту 2001-го вообще 2/3 роты переболели гепатитом. Меня, к счастью, сия чаша миновала. Сразу после заключения контракта на боевые задания, конечно, не посылали. Нужно было «обкатать» меня на месте, поэтому я был назначен не то в караул, не то в боевое охранение. Почему я так пишу, да потому что это службу даже отдаленно не напоминало. По плану моя службы должна выглядеть так: три охраняемых объекта, шесть человек караульных (на каждый объект по два караульных), смена часовых через каждые шесть часов: меняет разводящий (сержант-контрактник). По факту этого выглядело так: менялись сами когда угодно и во сколько угодно (через час, два), кому как удобно. В это время разводящий занимался своими делами, ночью вообще спал. Могли просто поймать солдата-срочника, желательно из своей роты, отдать ему автомат, и пускай вместо тебя охраняет, а сам идешь по своим делам. Думаете, за этим кто-то следил? Да никому и дела до этого не было! «Охрана» объекта, если это охрана, выглядела тоже весьма забавно: у меня под «охраной» находились склад связи и склад с засекреченной аппаратурой связи. Я садился под навес на табуреточку, напротив склада, автомат клал на колени, раскрывал книгу и... читал. Так рядом со складом жили офицер и прапорщик, отвечающие за засекреченную аппаратуру связи. Офицер, капитан, был бо-о-ольшой любитель выпить (впоследствии он от водки и умер). Его помощник, прапорщик Тищенко, такого темпа по выпиванию водки и коньяка не выдерживал. И поэтому он часто, когда я стоял на посту, зазывал меня в гости. Нет, он вначале сообщал либо командиру роты, либо начальнику узла связи, что я буду «охранять» склады у него в кунге, а потом уже звал меня. И я почти официально, с разрешения командиров сидел и потягивал коньяк во время караульной службы. Так что это, караул, боевое охранение или просто пародия? После «обкатки» в части я был направлен в командировку на блокпост, это было в октябре 2000 года. На блокпост отправлялись пять человек. Старший группы п/р-к Мухачев и четыре караульных. Служба на блокпостах более или менее одинаковая для всех, с незначительными специфическими изменениями. Поэтому моя службы применима к службе на всех блокпостах того времени. В чем заключалась наша служба? В охране трассы Грозный - Итум-Кале возле поселка Шатой. Проверка документов и выявление подозрительных лиц. Проверки автомашин на предмет перевозки оружия и взрывчатых веществ. Параллельно с проверкой занимались «добыванием» продуктов и «зарабатыванием» денег. Как это происходило? К тому времени многие ребята не раз и не два побывали в командировке на блокпосту. Поэтому в отличие от меня они уже знали все «сравнительно честные способы зарабатывания» денег. Останавливалась машина для досмотра. И пока один занимался проверкой документов, второй лез в багажник и набирал себе (правда, понемногу) все то, что находилось в багажнике. Почему понемногу? Ну, возьмешь много, могут пожаловаться, из-за этого неприятности. А так с каждой машины понемногу, вечером пир горой. Ведь у кого курочку, у кого помидоров-огурцов на салатик, водочки, коньячка, шоколад и т.д., да мало ли что можно везти. Нам хватало. Спросите, почему давали? Почему не возмущались? А попробовали. Так, однажды один чеченец вез арбузы. По уже заведенной традиции, пока один солдат проверял документы, второй из багажника взял два арбуза и собрался уходить. И тут вдруг чеченец возмутился: «Нет, ребята, арбузы дорогие, я их из самой Астрахани везу. Поэтому вначале заплатите, а потом берите». Как это так, мы на своей дороге (а дорогу уже считали своей) и платить будем! Сразу же автоматически думаем, как отомстить этому чеченцу. А пока придираемся к документам. Потом говорим, что, по оперативным данным, именно на этой машине перевозят наркотики и «просим» разбортировать переднее правое колесо, потому как наркотики должны находиться именно там. И бортировал, а как откажешься, если перед лицом все время заряженный автомат Калашникова. Так незаметно наступает время комендантского часа. Проезд по дороге до восьми часов утра запрещен. О чем не без злорадства сообщаем чеченцу. А посторонних на территории блокпоста быть не должно. Поэтому машину оставляем, а вы можете идти и катить свои арбузы перед собой, за машиной придете завтра. Бедный чеченец уходит, обещая пожаловаться главе администрации Шатойского района. Ах ты, еще и жаловаться! Ну-ну. Где-то в 22.00 выкатываем машину на территорию блокпоста метров на 150 и методично расстреливаем. Предварительно, конечно, часть арбузов оставив себе (не пропадать же грузу). В часть же сообщаем, что после комендантского часа в сторону блокпоста мчался легковой автомобиль, на предупредительные выстрелы не остановился, пришлось открыть огонь на поражение, водитель скрылся. (И как не стрелять, может, у него взрывчатка в машине и он гонит, чтобы взорвать блокпост, мы же не знаем.) И кто после этого не даст, что у него просят, у кого из чеченцев машина лишняя. Что лучше, отдать палку колбасы или лишиться машины? Спиртное вообще было запрещено ввозить в район главой администрации. Поэтому, если не дадут водки, разобьем весь ящик или два, три. И били. С грузовых автомобилей брали уже деньги. Едет такой автомобиль, груженный сеном, цементом, металлом. У нас сразу «оперативные данные», что именно эта машина перевозит взрывчатку, и поэтому нужно все сгрузить и осмотреть. Это кто же будет разгружать «КамАЗ», груженный цементом. Лучше отдать 500 руб. и ехать дальше. Я повторяю, служба на блокпостах была примерно одинаковая и поборами занимались многие, если не все. Так, один из водителей рейсового автобуса рассказывал, что с водителей маршрутных такси в Грозном берут по 50 - 100 руб. за рейс. А сколько маршруток проезжает через пост? Сколько рейсов делает каждая? Не будет денег, найдут, как минимум, гранату... потому что подкинут! Несмотря на все поборы, служба на посту считалась довольно опасной. Несмотря на усиление, состоящее из 20 человек Внутренних войск и двух боевых машин пехоты (легких танков), просто постоянно обстреливали. Принимаем блокпост, ребята с предыдущей смены рассказывают, откуда чаще всего ведется огонь по посту. Показывают в сторону реки Аргун: - С той стороны растяжек нет. - Как, почему? - «Чехи» сняли. («Чехи» - чеченцы, боевики.) - Новые поставьте. - Ставили, тоже сняли, а гранат мало. - Ставьте мины. - Ну вот вам надо, вы и ставьте, а мы домой. - Ладно, поставим, вы только сообщите в полку, что тут «чехи» рядом ходят. - Да сообщали уже, реакция нулевая, в общем, им на нас насрать. И ставили мины, раз в полку на нас наплевать, ставили так часто, что в конце уже сами запутались, где они стоят, и просто не ходили в ту сторону, опасно. Позже на наших минах подорвался наш же милиционер, сапер из Шатойской комендатуры при разминировании (тоже не исключено, что наша). А что делать, если в части на нас наплевать. Сообщаем по рации, что рядом с блокпостом ходят чеченцы. Ответ: - Стреляют? - Нет. - Ну так чего паникуете? Сообщаем, что нас обстреливают. - Убитые, раненые есть? - Нет пока. - Ну так и вы стреляйте, чего нас-то тревожить. Что оставалось, как не минировать подходы. Конечно, после этих «сигналов» приезжали офицеры роты посмотреть, что произошло и, так сказать, успокоить бойцов. Приезжал начальник связи майор Кривов с двумя женщинами-военнослужащими (которые и жили у него в кунге), пострелял по бутылкам, постреляли и женщины (при этом боец должен был бегать менять разбившиеся бутылки на целые). Устроил нагоняй за внутренний порядок и уехал. Приезжал начальник узла связи ст. л-т Холодов. Прожил на посту три дня и ночи, до первого обстрела. Причем во время обстрела позорно снял свои погоны. При этом предупредил сержанта Иванова (который по возрасту был старше его): «Смотри, Серж, если что (имеется в виду взятие блокпоста боевиками), старший поста - ты». Приезжал ст. л-т Петькин, этот и обстрела не дождался. В первую же ночь услышал шорохи (там, собственно, и кабанов много, может, они и ходили), наутро засобирался в полк. Конечно, это не солдата в палатке бить. Вообще из офицеров роты связи единственный, кто находился со своими солдатами в любой ситуации, - это командир роты к-н Бурков. Так вот, тот же м-р Кривов очень любил за малейшую провинность (как-то прошли не в ногу строем, беспорядок в подразделении) одеть всю роту в бронежилеты и заставить носить, не снимая дня три. Спать в них же. Один раз рота не снимала бронежилеты неделю. При этом, если заметит, что кто-то снял бронежилет, рота надевает противогазы и ходит так часа 4 - 5. Может работать так, например, рыть траншею, пилить дрова. Бо-о-ольшой был затейник в плане воспитания. Очень также он любил, чтобы у роты связи все было и ни в чем она не нуждалась (тапочки, мыло, зубные щетки, телевизор, видеомагнитофон и т. д.). Поэтому по инициативе начальника связи организовывались закупки всех этих «необходимых» вещей. Делалось это так: командир роты получал денежное довольствие на солдат-срочников. (А надо сказать, что получали они довольно прилично - не меньше 6 тысяч рублей.) Солдаты расписывались за получение полной суммы, но получали на руки тысячи по две. Остальное под «руководством» м-ра Кривова шло на закупку... необходимого инвентаря. Задача простая: сорок человек солдат-срочников складывается по четыре тысячи рублей, получается сто шестьдесят тысяч. Закупается бензопила - 9 тысяч, тапочки - по 100 руб., сорок пар, получается четыре тысячи. Мыло по 10 рублей - четыреста рублей, зубные щетки по 10 руб. - еще четыреста рублей. Коробка сигарет - еще четыре тысячи. Теперь все сложите и вычтите из ста шестидесяти тысяч рублей. Вопрос: сколько майор Кривов оставил себе на «карманные расходы»? И так почти каждый месяц. Кстати, когда пр-к Мухачев заметил м-ру Кривову о том, что, если поборы будут продолжаться, он напишет заявление в прокуратуру, майор решил его «убрать». Попросту начал подговаривать с-та Иванова убить прапорщика за 3 тыс. долларов во время дежурства на блокпосту. А пр-ка спишет на боевые потери. Но... сержант отказался да еще предупредил Мухачева о том, что майор может подговорить и другого. Это мне рассказал сам пр-к Мухачев после разговора с сержантом. Вот такое боевое братство. Ну а пока мы продолжаем свое дежурство на блокпосту. Приехали ребята из МВД, и мы им «сдали» дорогу. Теперь на дороге «хозяйничали» милиционеры, мы же были лишь как усиление для милиции. Из-за частых обстрелов чувство страха, конечно, притупилось, адреналина не хватало. Нужно было что-то придумать и «придумали». Как-то милиционеры привезли с собой спаренный крупнокалиберный пулемет. Нужно, конечно, его опробовать. Опробовали они пулеметы на нашей уборной. Расколошматили ее в «грязь». Наверное, выполняли наказ Путина «мочить» боевиков даже в сортире. Правда, боевиков в сортире не оказалось, но тем не менее. Мы в долгу не остались, и, когда вечером уехали с поста (милиция приезжала с утра и к началу комендантского часа уезжала к себе в расположение), мы перевернули их кунг, выволокли на дорогу и тоже расстреляли. Приехав поутру к посту и увидев, что стало с местом их службы, «смертельно» обидевшись, милиция «обстреляла» блокпост. Нет, не по-настоящему, а в шутку, по стене. Мы приняли их «шутку» и начали отстреливаться, конечно, не по милиции, а поверх голов. Так началась наша «игра» в войну. Каждое утро мы устраивали «засады», «обстреливали» машину милиционеров. Они в ответ старались «захватить» наш блокпост. Так в течение недели каждое утро, часа по два, мы играли в такую вот «зарницу» для взрослых. Естественно, вся эта «игра» просто так закончиться не могла. Так, однажды, когда милиционеры в очередной раз решили «захватить» наш блокпост, один из бойцов начал «отстреливаться» из крупнокалиберного пулемета, сидя в БРДМ (боевая разведывательная машина). И один из милиционеров решил забраться на этот броневик, чтобы закрыть солдату смотровое окно. Не успел... Одна из пуль рикошетит от башни и попадает в ягодицу. И пока сообща перевязывали рану нашему «герою», так же сообща придумали легенду об обстреле боевиками блокпоста и его героической защите. Поверили. Более того, этого милиционера представили к медали. Уж получил, нет - не знаю. Во всяком случае, представление ушло. И таких случаев с представлением к боевым наградам было на моей памяти несколько. Так как денежное довольствие нам платили очень и очень редко (я расскажу об этом ниже), мы, чтобы иметь хоть немного денег, выкручивались как могли. Продавали чеченкам на рынке тушенку, армейские сухие пайки, форму, бензин. В общем, все, что можно стащить в части. Все, кроме боеприпасов. Один болван из строевой части умудрился переписать и продать фамилии всех офицеров с их домашними адресами. Надо сказать, что в каждой части существует такое подразделение, как комендантский взвод. Который занимается патрулированием территории части, сопровождает командование части в поездках. При такой службе внутри полка орденов и медалей не заработаешь, а очень хочется. Взвод этот находился под патронажем командира полка п-ка Васина. Проще говоря, любимое подразделение командира полка. Надо же любимое подразделение наградить. Но как? Если подвигов, не выезжая за пределы части, не совершить? Этот вопрос решили просто. Посмотрели, кому чаще других солдаты носят тушенку, крупу, сахар (в том числе и бойцы комендантского взвода), и нагрянули в один из дней к этой старухе-чеченке с обыском. И все, что носили туда на продажу, изъяли. Обозначили этот дом как склад поставки продовольствия боевикам. Конечно же, за «обнаружение и ликвидацию» такого склада ребятам полагается награда. И представления на ордена и медали полетели в Ханкалу. Или собираются различные боеприпасы: патроны, гранаты, выстрелы из гранатометов (их в то время было немало), складываются в одно место. А потом вдруг «обнаруживается» схрон боевиков. В основном такие вот липовые схроны обнаруживала наша доблестная милиция. Или вот еще забавный случай. Во время ликвидации банды Бакуева полковая разведка устроила засады на пути вероятного передвижения банды. Командиром одной из групп был прапорщик. Но засада засадой, а организм требует свое. Захотелось этому прапорщику в туалет, по-большому. И пока прапорщик отлаживал содержимое желудка, на тропе появляются два боевика на лошадях. Снайпер-разведчик снимает одного боевика, который, по его мнению, был старший. Второй, хоть и раненый, скрывается пока. Когда вынесли тело, оказалось, что это сам Бакуев. Не «последний» полевой командир. А тело выносили под огнем наседавших бандитов. Раненый боевик успел предупредить о смерти командира. И боевики очень не хотели отдавать тело своего командира, даже мертвое. Но тем не менее вынесли. Подвиг есть подвиг. Уже в полку начали писать представление к наградам. Так этого прапорщика, старшего группы, представили к Звезде Героя России. Уж не знаю, как описывали в наградном листе его «подвиг», указали ли его похождение в туалет. Ездил ли в Кремль получать Звезду Героя, не знаю - уволился к тому времени. Это я знаю только три, нет, четыре случая (о четвертом ниже) награждения не участвовавших, а сколько их было в масштабе всей Чечни! Ну а пока вернемся к моей службе на блокпосту. Как я уже писал, у нас в усилении находились два БМП (боевые машины пехоты). Эти ребята были прикомандированы к полку из 74-й мотострелковой бригады. Так уж получилось, что, если снаряды им подвозили, то на довольствие поставить забыли. То есть их просто не кормили. В самом деле, подумаешь, какая мелочь - ну забыли про восьмерых бойцов, никто вроде не умер. Мы их, конечно, подкармливали, чем могли, но это был мизер. Поэтому ребята выживали сами. Чтобы что-то кушать, солдаты потихоньку начали продавать запчасти со своих танков. Вначале слилась солярка, потом фары, потом двигатели. Под конец даже траки сдали на металлолом. И когда пришла пора танкистам уезжать, ехать было не на чем. Стояли корпуса от БМП с вращающимися башнями, ну еще стреляли. Ну и кто виноват в потере двух боевых единиц? Солдаты, которые их распродавали, или продовольственная служба, которая «забыла» поставить на довольствие этих солдат, тем самым подтолкнув их к воровству? К ноябрю 2000 г. моя командировка на блокпосту закончилась. По приезде в полк увидел у себя в роте нового контрактника. Мужчина лет под сорок, крепко сложен. Посидели, попили чайку, поговорили за жизнь. До подписания контракта служил в милиции, потом что-то у него не вышло, уволился. В беседе он мне рассказал, что подписал контракт месяц назад. Попал служить во второй мотострелковый батальон нашего полка. Начал служить, а там «правят бал» уголовники. Самые настоящие, уже «отмотавшие» по сроку, отсидевшие под следствием в петербургских «Крестах» и подписавшие контракт. Вот они-то (было их четыре человека) и устроили «порядок», который они усвоили на зонах «по понятиям». В «понятия» входило, что ментов надо «гасить». Вот они и «гасили» этого контрактника (звали его, по-моему, Сергей) как бывшего «мента». Избивали каждый день, целый месяц. И это из командования батальона никто не заметил? Или не захотел замечать? Избивали бы и дальше, пока Сергея не предупредили, что эта гапота напилась и решила его в эту ночь прирезать. И прирезала бы, будьте уверены. Вот такие нравы царили в то время во втором батальоне 291-го мотострелкового полка. В ноябре я занимался тем, что возил почту в Ханкалу. Скопилось много писем, и почтальон, солдат-срочник, не справлялся. Служба не забойная. Нужно было взять три-четыре мешка писем и довезти их до почты дивизии, находящейся в Ханкале. Там взять письма и газеты на полк и вернуться обратно. Вроде бы все проще простого, но... Никому в полку не было дела до того, как ты доберешься до Ханкалы, где ты там будешь жить (а почту получали и по неделе, и по две), как доедешь обратно. Тебе выдали мешки с письмами, все... крутись дальше сам. Тебе предоставлялась возможность лететь вертолетом, ехать колонной или со строителями-чеченцами на «калюзе», в конце концов нанять частника-таксиста (тоже чеченца), но уже за свои деньги. С чем были сопряжены эти поездки, я сейчас расскажу. Выпало нам «счастье» везти почту на вертолете. Сидим на взлетной площадке, ждем. Появляется вертолет Ми-8. Но замечаю, что приземляется он как-то странно. Если вертолеты обычно садятся сверху вниз, то этот заходит на посадку так же, как и самолеты. Под углом 35 градусов, почти не снижая скорости, на передние, а не на задние шасси. От такой посадки «хвост» вертолета подымается вверх, и вертолет начинает переворачиваться через себя. От такого кульбита спасают несущие верхние лопасти, они упираются в землю, при этом выкидывают из-под себя комья грязи со скоростью стрельбы пулемета. Но тем не менее не дают вертолету перевернуться. Вертолет становится в нормальное положение. Из него выходят бледные пассажиры и шатающиеся пьяные летчики. Командир садится на трап и говорит: «Ща, полетим». Уж не знаю, кто и как его уговорил, но в этот день мы не полетели, а то действительно «ща полетели бы!». Но это единичный случай, больше такого я не видел ни разу. А вот со строителями, вернее, с водителями-чеченцами, возившими кирпич на стройку (к тому времени начали строить казармы)... А приходилось ездить часто. В одну из таких поездок мой напарник, солдат-срочник, при возвращении из Ханкалы в Борзой встречаемся на дороге с боевиками. Боевики останавливают машину. Естественно, солдата за шкирку и на землю. Осматривают «КамАЗ». На кузове кирпичи и газеты. В кабине мешки с письмами, автомат под сиденьем его не находят. Пока одни осматривают автомобиль, другие расспрашивают бойца: кто, куда, откуда? Разузнав, что перед ними солдат-срочник и всего лишь почтальон, отпускают его, предварительно надавав по шее, предупредив, что, если встретят еще раз, убьют. Не знаю, может, не хотели лишнего шума. Но если бы в машине был я (не помню, почему я в этот раз не поехал), результат был бы плачевный. Естественно, для меня. Со мной же был совершенно другой случай. Точно так же едем из Ханкалы в Борзой, старший группы в кабине, мы с товарищем в кузове. Проезжаем блокпост Внутренних войск. Со стороны блокпоста - ущелье, над нами - скала. Вдруг со скалы начинают методично расстреливать блокпост. На посту, естественно, считают, что огонь ведется с машины. Открывают ответный огонь по «КамАЗу». Водитель прибавляет скорость. Мы не знаем, куда стрелять, на посту свои, тех, кто сверху, мы не видим. На блокпосту видят, что машина «уходит», поэтому начинают стрелять уже не из автоматов. В нашу сторону стреляет 39-я зенитная установка калибром 12,5 мм. Верхние борта кузова в щепки, мы валимся за кирпичи. Но уходим... к счастью. Спросите, почему в таком случае не подождать колонну. Там все-таки боевое охранение, обязательное сопровождение из боевых вертолетов. Поясню: отправляют в командировку без командировочных билетов. Поэтому сухой паек получить невозможно. Если договоришься, покормят. Нет - ходи голодным. Точно так же с жильем - договоришься с командиром подразделения, переночуешь в тепле. Если нет - ночуй в палатке для приезжих. Палатка для приезжих это нечто: огромная палатка на сорок человек, вся в дырах (продувается насквозь, а на улице -15 градусов), пол земляной. Посреди печка-буржуйка. Вдоль палатки большое цельное бревно. Чем его колоть или пилить, неизвестно. Хочешь руками - хочешь зубами. Все в твоих руках, солдат!!! Вот и «рвали» в полк, кто как может. И ладно бы маленькая группа. Ей «выжить» проще. Пришла колонна из полка в дивизию под загрузку. А это 25 - 30 грузовых машин и бензовозов плюс 8 - 10 бронемашин охранения с десантом (на каждой по 10 человек десанта). Грузимся солярой, досками, обмундированием и т. д. Время уезжать, но нет погоды. Из-за плохой погоды не могут вылететь вертолеты сопровождения. Без них колонну не выпускают. Стоим неделю - есть уже давно нечего. И хотя полк входит в состав дивизии, нам отказывают в выдаче продуктов. Из-за этого процветает воровство. Все, что загрузили, продается. Наконец, через полторы недели выходим, но из-за обстрелов, снятия фугасов на пути следования колонны за день до полка не добираемся. Все-таки 64 км. Останавливаемся на ночевку на полпути. Наутро снова непогода. Стоим. Заместитель командира полка по тылу, видя, что почти половина колонны разворована (просто нельзя не заметить), с криками: «Кого увижу, идущего в поселок, убью!!!», идет охранять мост, через который идет дорога, ведущая в поселок. Сам - никому уже не верит! А нам что - «голодная собака палки не боится». Мы уже наладили «торговые связи» с местным населением. И теперь уж местные таскают нам еду в обмен на бензин и соляру по только известным им тропам. Вот так, если зам по тылу, полковник, не может «достать» еду для солдат в своей же дивизии, то солдатики прапорщиков посылали далеко-далеко. В декабре 2000 г. мои поездки за почтой закончились. Полк выезжал на ликвидацию банды Бакуева. Довелось и мне побывать в составе ВМГ (выездная мобильная группа). Там-то я и увидел настоящих боевых офицеров. Командир группы п-к Хотенко, начальник разведки полка, командир разведроты (фамилии, к сожалению, не помню). Я не буду в этой статье никого расхваливать (пишу не о том). Да и что расхваливать - результаты говорят сами за себя. За три недели всю банду разбить в «пыль», не потеряв ни одного солдата. Вот кому Звезду Героя давать. Были, конечно, нюансы, но этим грешили батальоны. Например, «ловля на живца». Что это такое, сейчас расскажу. Выезжает группа на «зачистку» определенного квадрата. Одного из солдат, в основном молодого (кто первый раз выезжает с группой и ничего, естественно, не знает), просят сходить во-о-он на ту гору и осмотреть окрестности. Солдат идет, кому надо прослыть трусом. И пока боец идет, группа быстро садится на бронемашину и уезжает к месту дисклокации. А солдат, а что солдат, если дойдет, значит, зачищать там нечего, а не дойдет... будем искать бойца, заодно и квадрат зачистим. А в целом все было грамотно, очень грамотно. Трофеев груды. И не только оружие, но и автомобили, токарные станки и т. д. Разведчики как-то притащили с операции джип «Ниссан-патруль». Местные жители предлагали за него 5 тыс. долларов. Но нет, решили подарить командиру полка. Командир поездил на нем с неделю и джип исчез. Эй, п-к Васин, куда дели джип? За сколько продали? Кому подарили? Так или иначе, но разведка ничего больше в полк не возила (кроме оружия и боеприпасов), продавали на месте. К середине декабря 2000 г., покончив с Бакуевым, дали возможность отдохнуть. Отдых - это не только возможность привести себя в порядок, но и пьянки-гулянки. Пьянки в полку, правда, не прекращались никогда, просто иногда они приобретали широкомасштабный характер, ближе к праздникам и сразу после них. После праздников немного затухали, деньги кончались, и приобретали частный характер. Командование с пьянством не боролось никак. А со спиртным проблем не было. Днем приобреталось на рынке, в кафешках. А вот ночью приходилось рисковать. Идти нужно вглубь Борзоя к определенным домам. А там патруль, патруль не наш, чеченская милиция. И она нас ой как не любила. Если попадешь к ним, то избивали до полусмерти. Зная это, в руки милиции не давались, доходило до перестрелок. Но это мы, контрактники, ходили группами и с оружием. А если молодого бойца-срочника «заслал» за водкой «дедушка» или пьяный контрактник, а бывает, что и офицер. Вот и идет такой солдатик ночью в поселок за выпивкой, а как не пойдешь. Изобьют не хуже чем в чеченской милиции. Один так доходился. Ушел ночью - нашли ближе к полудню следующего дня, с вырезанной на груди звездой и обрезанной крайней плотью. Правда, живой. Думаете, кто-нибудь разбирался, кто его так изуродовал и какого хрена он делал в поселке?! Зачем? Строится взвод. Командир полка произносит речь в том духе, что чеченцы издеваются над нашими солдатами. Поэтому хороший чеченец - мертвый чеченец! И надо разгромить рынок, чтобы им не повадно было издеваться. Хотя в чем были виноваты женщины, торговавшие на рынке, а торгуют в Чечне почти исключительно женщины. Но тем не менее взвод уходит на рынок: магнитофоны разбиваются, одежда рвется, продукты раскидываются, женщины под стволами автоматов выгоняются с рынка. Один мужчина попытался что-то сказать в защиту женщин, торговавших на рынке. Ах так! Переворачивают автомобиль вместе с водителем. Все, ура... Боец отомщен! И это не единичный случай. Точно так бойцы уходят ночью в поселок. Их избивают. Наутро (опять без разбирательств) командир полка (но уже не Васин) приказывает обстрелять окраины Борзоя с минометов. Обстреляли... Убили двух игравших там детей. Кто-кто, а вот дети точно тех солдат не избивали. Борзой бурлит. Ехавшего из командировки на частной машине офицера женщины вытаскивают из машины, начинают забивать камнями, насмерть. Водитель-чеченец затаскивает полумертвого офицера в машину и увозит. Вот оно, разжигание межнациональной розни! Почти официальное. Мы начинаем ненавидеть чеченцев, причем мирных - они отвечают нам тем же. Но служба идет, скоро новый, 2001 год. Так, 29 декабря к нам в полк прибывает колонна, везут подарки. Пока подарки разгружаются, к нам в роту приносят письмо из воспитательного отдела от Комитета солдатских матерей Ленинградской области. Просят пока зачитать письмо, а подарки занесут по окончании разгрузки. Что же письмо хорошее, теплое. О том, что у этих матерей сыновья тоже служат в армии, но, понимая, что нам, в Чечне, труднее всего, решили для нас собрать подарки на Новый год. Как загораются глаза у ребят, особенно у срочников. Их не забыли! О них помнят! Чьи-то матери, для них уже родные, нашли спонсоров, может, сложились своими небольшими средствами. И уже не важно, что получат - зубную щетку, обувной крем или носки. Главное - от чистого сердца. Но... подарков так никто и не увидел. Ни 29 декабря, ни позже. Ни-ког-да! Я потом спрашивал у ребят из других подразделений, что они получили. Оказалось, так же - кукиш. Вот так, то, что чьи-то матери собирали по крупицам, бесследно исчезло в славном 291-м мотострелковом полку, так и не дойдя до адресата! Воля ваша, но у меня существует лишь одна версия - продали все оптом на рынок. И потом солдаты покупали свое же за деньги. Но день за днем, месяц за месяцем проходит мой контракт. 1 марта 2001 г. подходит время мне увольняться. Дело это оказалось непростое, я бы сказал, очень даже сложное. Я-то, глупый, думал, что моим увольнением должна заниматься строевая часть, как это и полагается. Я три дня жду, когда меня вызовут в строевую часть, выдадут все полагающиеся мне бумаги. Оказалось, что моим увольнением должен заниматься я сам! И жди хоть еще месяца три, никто о тебе и не вспомнит. Я должен сам «протащить» свой рапорт через несколько инстанций от командира роты до начальника штаба полка. Затем сдать его в строевое отделение. И контролировать, контролировать, чтобы рапорт не «потерялся», лично дело оформили. Сделали все нужные выписки, правильно оформили военный билет. Для того чтобы все это сделали для тебя (хотя этим строевая и должна заниматься по роду своей службы), я должен принести большую коробку конфет и бутылку хорошего вина. Именно так мне заявили в строевой части. Никого не стесняясь, при других контрактниках и офицерах. Вот такая вот «такса». И понес, а что делать? Иначе твои бумаги так «потеряют», что будешь увольняться месяц или все два. Но это цветочки, в финансовой службе такой мелочью не отделаешься. Итак, через неделю вино и конфеты сделали свое дело, мне выдают мои документы. Я иду «штурмовать» финансовое отделение. Финансовый отдел - это и средневековый замок, и тайное общество со своими связями, в которое обыкновенному солдату вход воспрещен. Если ты просто солдат, то даже свое денежное довольствие (которое должно выдаваться ежемесячно) ты, не дав взятки, не получишь. И об этом знал весь полк. Все три тысячи человек, служащих в 291-м полку!!! Командир полка тоже знал, не мог не знать! Приведу такой случай: у солдата-срочника, прослужившего в финансовом отделе всего два месяца, в матрасе находят 300 тысяч рублей. Командир полка строит часть, показывает эти деньги, солдат признается, что заработал эти деньги на взятках. И что? Этим делом занимается прокуратура? Бойца сажают в тюрьму? Нет, его тихо переводят в другое подразделение, и он тихо служит. И если простой солдат-срочник имеет 150 тысяч в месяц (я, кстати, за семь месяцев должен был получить 185 тысяч рублей, которые так и не получил), то сколько наворовал начфин полка дивизии, армии. Я еще две недели «тыкаюсь» в финчасть. Бесполезно. Нервы не выдерживают. Ведь я уже как три недели должен быть дома. Напиваюсь, иду в оружейку, хватаю свой автомат, иду с автоматом к командиру части на разборки. Кто-то сообщает, что я иду убивать командира полка. Меня встречает на полдороге охрана командира части, разоружают, сажают в зиндан. Наутро выпускают, объявив «приказ» п-ка Васина: чтобы мне срочно выдали деньги, закинули в вертолет и проследили, чтобы я улетел. Но объявляют приказ почему-то мне, а не в финчасть (как будто я не за этим к нему шел). Подхожу к финотделу, там ни о каком приказе не слышали. Говорят, что сейчас не до меня, надо подождать. Начинаю «закипать». Думаю, «помаринуй» они меня еще так неделю, я бы пошел уже с гранатой и пошел бы к начальнику финслужбы. Но тут подходят ординарец комполка, солдат-срочник: - Что, братан, никак деньги не получишь? - Никак. - Нужно «смазать» кассира. Быстро получишь. - Я бы с радостью, но напрямую они артачатся, а знакомых в штабе у меня нет. Не этим всю службу занимался. - Ладно, не боись, помогу. Заходит в финслужбу, через десять минут выходит, объясняет мне, что я должен оставить в кассе 15 тысяч рублей. Я соглашаюсь, и уже через пять минут получаю свои деньги. Странно, но получаю не все: выдают лишь 60 тысяч. Объясняют, что остальные деньги на счета полка еще не поступили, позже вышлют на дом. И из этих 60 тысяч я еще должен 15 тыс. рублей. Во навоевал денег! Да и оставшиеся не выслали, я потом сам приезжал за остатком. Выдали мне еще 30 тысяч, и все. Где остальные, неизвестно. Во-о-ры, отдайте мои деньги! И вот я получил деньги, думаете, история о моем первом контракте окончена? Ну уж нет, с нашим Министерством обороны история может закончиться лишь тогда, когда ты уже дома. Итак, документы на увольнение у меня, деньги кое-какие тоже. Можно ехать. Но нет погоды. Поэтому вертолеты не летают, а сил оставаться уже нет. Хочу домой! Поэтому нанимаю чеченца-частника до Ханкалы. А это еще 3 тысячи рублей. Зная, с каким риском сопряжены эти поездки, как могу, страхуюсь, беру с собой боевую гранату (не пригодится - выброшу в Ханкале). Звоню на блокпост, говорю, что буду проезжать мимо, пусть «обработают» таксиста. Конечно, таксиста останавливают на посту, объясняют ему, что, если со мной что-нибудь случится и я не отзвонюсь из Ханкалы в часть, то до дома он не доедет. И это были не пустые угрозы в начале 2001 года. Так или иначе, я благополучно добираюсь до Ханкалы. Оттуда лечу в Моздок. С Моздока опять же на такси (больше не на чем) до станции Прохладная (еще 1 тысяча). По дороге встречаются два блокпоста МВД. На каждом оставляю по 500 рублей. Иначе подбросят наркотики, боеприпасы и «снимут» все деньги. На станции Прохладная опять «шмон» проводит милиция - еще две тысячи. Уже в поезде меня неоднократно «шмонают». И вовсе не для того, чтобы что-то найти, а чтобы «срубить» больше денег. Но я как-то выкручиваюсь, уже не плачу. Вообще милицейский беспредел - это отдельная тема. Об этом можно книгу писать. Многие вообще не довозили свои деньги до дома, их обворовывала милиция. Многие говорят, что в Чечне зарабатывают бешеные деньги. Неправда. Выдают не все деньги, и те надо получить через взятку. Затем попробуй их провези, если на каждом «блоке» тебя крутит милиция, на вокзалах так же. В поезде вплоть до Ростове тоже. Что остается из заработанного? И уже дома начинаешь судиться с Министерством обороны за оставшиеся деньги? И если ты даже выиграл суд, далеко не факт, что ты их получишь! Так что из всего заработанного хорошо если треть твоя. Радуйся, солдатик! И вот я приехал, осмотрелся, работы как не было, так и нет, и я отправился на свой второй контракт. Это было в 2001 г. Для этого нужно было пройти в очередной раз медкомиссию, а врачи уже поняли, если человек вернулся с контракта, то у него наверняка есть деньги. И начинается уже шантаж со стороны врачей. Начиная с подготовки ко второму контракту, у меня постоянно находили такие болезни, при которых служить невозможно. Так, окулист заметил, что у меня плохое зрение, терапевт - что слабое сердце, а хирург при устройстве на третий контракт увидел у меня прямо огромное родимое пятно на спине. При этом прозрачно намекали, что нужно дать мал-мала денег и всех этих болезней у меня не будет. Хирург-женщина даже не намекала, а сказала просто и ясно: «Шампанское я не пью, цветы и конфеты не интересуют, поэтому гони сто долларов и езжай куда хочешь». Я не знаю ни имени, ни фамилии этой женщины, но ее многие ребята, призывающиеся на контракт со Смоленской области, знают. Так как чуть ли не у каждого второго она находила какую-то болезнь. И «лечила» их при помощи все тех же ста долларов. Раньше эта женщина-хирург ездила на сиреневой «Оке», сейчас, наверное, у нее машина покруче. Впрочем, никто из врачей от меня взятки не дождался. С окулистом я решил вопрос полюбовно. Объяснил, что такое зрение, в том числе и косоглазие, у меня чуть ли не с рождения, но тем не менее я отслужил и срочную службу, и контракт с таким зрением, после чего вопросов не возникало. С терапевтом чуть сложнее. Чтобы не платить сто долларов, на которые он намекал (такса у них такая, что ли?), я отправился в областную больницу. Там за сто рублей мне полностью обследовали сердце и дали заключение, что оно у меня в полном порядке - терапевт сдался. Ну а хирургу я просто сказал: «Пиши, тетка, медицинское заключение, что у меня родимое пятно на всю спину и мне служить нельзя, а я с этим заключением буду на тебя в суд подавать. Как это ты меня на предыдущие контракты с такой болезнью отпускала». Надо сказать, что на предыдущие контракты обследовала меня она же. После этого родимое пятно на всю спину таинственным образом исчезло. И вот простая математика. Два раза в неделю (вторник, четверг) проводится медосмотр контрактников. И если с каждой группы собрать хотя бы с одного сотню баксов, то в неделю уже двести. В месяце четыре недели - восемьсот долларов. Неплохой заработок! А вы как считаете? Итак, медицинская комиссия пройдена, и я отправляюсь на сборный пункт, но уже не в Мулино, а в г. Ельня Смоленской области. На сборном пункте все то же самое, что и на предыдущем. Бесконечные пьянки, из-за пьянок драки, и опять мы на хер никому не нужны. Нас теперь поутру строили, проверяли на наличие запаха от спиртного. Но выявляли пьющих вовсе не для того, чтобы их как-то наказать, а все для того же - вытрясти денег. Запах или выпивши - гони двести рублей или отправляйся домой. Цена небольшая, поэтому все платили и продолжали пить. И все были довольны. Офицеры имели «навар», мы имели свободу действий. Ведь после 18.00 все офицеры уходили домой, и мы оставались фактически одни, если не считать дежурного по части. А его действительно можно не считать. Какой дурак пойдет в казарму, где триста пьяных харь, делать замечание? И надо сказать, не только пьяных, но и обкуренных и обколотых. Начиная со второго контракта, я встречал ребят, которые уже плотно сидели на " |
|
|
07.04.2006 |
Александр Коц Комсомольская правда |
Из досье FLB |
||||
|
||||