 |
|
Печать |
| Агентство Федеральных Расследований (www.FLB.ru) | ||
 |
||
Челябинский плейбойНаступает момент, когда просто старые вещи становятся антиквариатом. То же произошло и с хрущевско-брежневской эпохой: байки и истории той поры сейчас в большой моде. “МК” начинает свои раскопки. Мы решили исследовать поколение нынешних видных чиновников и политиков, которое родом из СССР. Как они жили, где работали, о чем мечтали до перестройки? Бывший министр труда и соцразвития, а ныне помощник премьера Фрадкова Александр ПОЧИНОК всегда был человеком-загадкой. Еще будучи главным по социалке, он отправил жену рожать в США, сказав: “Я хотел, чтобы мой сын родился здоровым, без сюрпризов, которые могут преподнести в российских больницах”. О светских привычках и плейбойских замашках Александра Петровича ходят легенды. Заглянув в его прошлое, мы поняли, откуда привычка к красивой жизни... |
|
| "ИЗ ДОСЬЕ “МК” Родился 46 лет назад в Челябинске. Окончил местный Политех (инженер-экономист). В 1986 г. стал кандидатом экономических наук. Работал в институте экономики АН. Потом стал депутатствовать, дорос до замминистра финансов России, был главным налоговиком и, наконец, главой Минтруда и соцразвития.
— Костюм у меня был польский, два тогда как раз добыли. На выпускной в институте я надел смокинг от отца, он в нем заканчивал Северо-Маньчжурский университет. Отец был очень бережливый, и ткань была хорошая. Одни ботинки я привез из Венгрии — они тоже служили очень долго, другие из Чехословакии, мы ездили в тур ГДР—Чехословакия. Дубленка была, хорошая. Отец строил олимпийские объекты, и туда привозили товары, на стадион на проспекте Мира... Я помню сцену, когда привезли пластинки ABBA, и монтажники, с монтажными поясами, цепями, чуть ли не размахивая этими цепями, лезли в очередь, чтоб урвать пластинку. За окончание строительства отцу выдали дубленку, и у меня появилась очень приличная болгарская дубленочка, не очень длинная. — А джинсы имелись? — У нас-то родственники были за границей. Мама ездила в Америку в 60-х годах, родители потом ездили в середине 70-х и в Америку, и в Австралию. Поэтому джинсы у меня были Levis. Одна пара, потом вторая. — Кто вам нравился больше: Beatles или Rolling Stones? — Мы с Кудриным заговорили про Beatles, и, когда я ему сказал, что у меня была одна из первых пластинок Beatles в Челябинске, он не поверил. Был такой миньончик фирмы “Мелодия”, когда мы еще любили Beatles, это были наши рабочие парни, “жуки” из Ливерпуля. И я их слушал еще в начальной школе. Потом родители из Австралии привезли магнитофон — и неплохой по тем временам. Предел мечтаний! — На что потратили свою первую зарплату? — Положил на сберкнижку. Это было в октябре 1980 г. Родители приучали меня считать деньги, поэтому, как только было разрешено по закону открывать сберкнижку, я сразу ее завел. Любые нововведения, кстати, я всегда воспринимал с удовольствием. У меня была одна из самых первых чековых книжек Сбербанка в Челябинске. Все новинки, которые выходили, я старался испытывать. В общем, я копил деньги. Купил на них тогда музыкальный центр “Новосибирск” завода “Вега”, с хорошей иглой, с магнитофоном, с колоночками...
— Посредине города текла замечательная река. Она была разноцветной — в зависимости от того, что сливал лакокрасочный завод: голубая, синяя, желтая, коричневая, красная, причем в радикальных таких цветах... Я родился и прожил практически всю жизнь до института в металлургическом районе. Заводы, заводы и еще раз заводы... Челябинск — это мощный промышленный город. С начала Великой Отечественной туда переехало столько предприятий, что даже в оперном театре были производственные цеха, и потом долго пытались вывести машинное масло из театральных стен. — Во многих советских городах была проблема с продовольствием — колбаса появлялась в магазинах раз в неделю. У вас на родине тоже? — Сначала был знаменитый кризис при Никите Сергеевиче, когда не было хлеба. Моему дедушке выписали, как больному человеку, белый хлеб, и мы с ним в драке из хлебовозов добывали булки... Потом потихонечку из магазинов все стало исчезать. Если в 60-е по квартирам ходила молочница, которая по заказу привозила кефир в бутылках с зелененькой крышечкой, молоко, ряженку, то потом эта услуга исчезла. Кончилось тем, что нужно было около “Диеты” с раннего утра занимать очередь, чтобы гарантированно ворваться и ухватить хоть что-то. Мясо сначала было с большим количеством костей, потом остались одни кости, потом, когда уже вводили нормирование, были талоны на пару килограммов мясных изделий... Максимальная очередь, которую мне пришлось отстоять, — восемь часов на морозе. Очень много мы таскали из Москвы. У меня до сих пор лежат мамины записные книжки с поручениями, где что купить. Я помню, как позже таскал пепси-колу, фанту и даже — будете смеяться — биг-маки, когда они только появились, в Челябинск. Тогда никто не произносил слово “купил”, говорили “достал”. Практически с каждой вещью была связана сложная история ее добывания.
— Мои родители достаточно неплохо зарабатывали. Отец строил массу объектов, в том числе на территории Челябинского металлургического завода. Многое из того, что он строил, до сих пор функционирует. Он командовал электромонтажным управлением, а мама возглавляла плановый отдел в Управлении Центра электромонтажа при Минэнерго. По понятиям Советского Союза это было вполне нормально. В СССР каждый человек знал, какой у него потолок, — в легальной сфере обычный гражданин максимум мог получить трехкомнатную квартиру, машину “Волга”, раз в три года съездить за границу, добыть мебельный гарнитур, дубленку и так далее. То есть какой-то предел теоретически возможного был. У нас он выполнялся. Выше прыгнуть было нельзя. — А вот, например, “Библиотека всемирной литературы” у вас дома была? — Конечно. А с особым удовольствием я проглатывал собрания сочинений. Помню, как у отца требовал: “Хочу Диккенса”. Он отвечал: “Сможешь унести — бери”. И я на себе тащил из магазина три десятка томов! — Я где-то слышала, что у вас в семье не всегда все было гладко. Отец, кажется, сидел? — Он больше 10 лет провел в лагерях при Сталине. А до этого жил в Харбине, учился в Северо-Маньчжурском университете. Более ста лет тому назад мой дедушка с семьей поехал строить Харбин, практически с первого колышка. Другой мой дед, чуть позже, в ходе Столыпинской реформы осваивал Приморье. Он был в партизанском отряде в Гражданскую войну, а после того, как его раскулачили, тоже перебрался в Харбин. — За что же ваш отец попал в лагеря? — Знаете, сложно ответить, за что. Его забрали, когда советские войска пришли в Харбин. Когда была череда реабилитаций, по нему даже не нашли приговора как такового. И ему тогда выдали фантастическую совершенно справку: “Считать несудимым”. То есть — считайте, что ничего не было. Он знал японский язык. Должен был стать профессором Северо-Маньчжурского университета. Это вызывало подозрения. Тогда очень много грамотных, толковых специалистов — половину отцовского выпуска — забрали. — Как же ваших родных с таким прошлым отпускали за границу? — В свое время очень много маминых родственников разъехалось по всему миру: и в Австралии, и в Южной Америке, и в США жили. Это надолго сделало отца невыездным — боялись, что он может остаться там работать. Даже в Болгарию в начале 70-х отпустили с трудом, и только в 78-м ему первый и единственный раз разрешили съездить в Штаты. При этом, как тогда практиковалось, поехать могла только часть семьи, кто-то всегда должен был оставаться в стране... Помню, как я ездил встречаться со своей тетей, которая приехала из Америки. Первый раз попал в Москву. Это было в 1963—1964 гг. Тетя жила в гостинице “Украина”. И она боялась выходить из гостиницы, боялась высунуться на улицу! Настолько была запугана американской пропагандой...
— Я был чрезвычайно активным — секретарем комитета комсомола школы, членом городского комсомольского штаба, членом комитета комсомола нашего Политехнического института. Вспоминаю это с огромным удовольствием. — Что возмущало вас в западном образе жизни? — Ну они же были воинствующими! Они хотели нас погубить, у них были ракеты — что за безобразие! И вообще, у них человек человеку волк, у них нет наших гарантий... — Вы смогли осилить “Капитал” или пользовались конспектами? — Конечно, осилил. Я и конспектировал его. Помимо “Капитала” существует масса подготовительных работ к нему, и я их все прочел. На самом деле “Капитал” — это очень интересная книга. — Помните что-нибудь из него? — Нарисовать вам схемы “товар—деньги—товар”? Пожалуйста. — Когда вы поняли, что в США жить лучше, чем в СССР? — Несмотря на строй и ситуацию, человек должен жить на Родине. Другой вопрос: когда ситуация в СССР перестала меня устраивать? Три балла мне поставили на вступительном экзамене в аспирантуру по истории партии, потому что я усомнился в возрастании роли КПСС на современном этапе. Я считал, что не надо резко менять строй, можно какой-то исправленный социализм построить. Мне здорово доставалось за мои вопросы. Когда все говорили, что общество развивается по спирали, меня интересовало, по какой: сужающейся, расширяющейся или как диванная спираль — а что будет потом? И почему такая статистика, что мы вроде бы уже десятки лет по темпам Америку обгоняем, а в итоге от нее отстаем... Я очень обрадовался, когда появился Михаил Сергеевич, думал, что можно будет какие-то эксперименты провести. И вот из практики понял, что ничего не получается. И тогда произошел перекос: если раньше мне безумно нравился Шмелев, то потом пришлось бежать в библиотеку, снова брать Фридмана, Кейнса, еще раз смотреть зарубежных экономистов, изучать уже функционирование рыночной экономики, пришлось переучиваться — а что делать? — Вы посещали митинги? Ходили на демонстрации в поддержку Кубы? — В поддержку Кубы не ходил. А вот на майские, ноябрьские демонстрации ходил с удовольствием и даже в Челябинске один раз стоял на трибуне.
— Ну, в рамках советской системы я выходил на возможный максимум. Закончил аспирантуру в Москве, поехал работать в Институт экономики при Академии наук СССР, в Уральское отделение. Работал на пяти работах. В Академии наук, преподавал в политехническом институте, в Высшей школе профсоюзного движения, в университете марксизма-ленинизма, немножко в педагогическом, читал лекции от общества “Знание”. У меня была максимально высокая ставка по тем временам — 50 рублей за лекцию. А всего выходило порядка 1000 рублей в месяц, это был максимум. Была машина, дача, гараж в центре города, я купил дом почти в центре Челябинска. Я думал после кандидатской защитить докторскую, преподавать дальше. — Развал Союза — как вы его восприняли? — С грустью. Обидно действительно. Я ведь до последнего думал, что удержаться можно. Во время августовских событий я даже пытался пробраться на дачу Горбачева с группой депутатов. Мы отдыхали в тот момент в санатории “Зори России”. И тут грянуло... Мы — в Севастополь, оттуда направили факс в Москву, получили от Ельцина разрешение и потопали группой депутатов на дачу Михаила Сергеевича. Там два кольца охраны, мы говорим: “Мы к Михаилу Сергеевичу с мандатом от Ельцина”. Естественно, они нас не пустили, мы стояли там несколько часов, ждали. И тут я решил посмотреть, как работает сигнализация, кинул камушек. Не запищало. Тогда мой приятель говорит: “Надо побольше камушек”. Ну, кинули мы побольше, и попал он этой “сигнализации” прямо по голове, ребята были замаскированы и лежали в кустах. Как они заорали! " |
|
|
01.11.2004 |
Алина Кешокова Московский комсомолец |
Из досье FLB |
||||
|
||||