""Какой великий артист погибает", - с грустью повторял низвергнутый с трона Нерон, безуспешно пытаясь спастись от преследователей.
Владимира Яковлева после отставки никто, к счастью, не преследует, а вместо потерянного первого петербургского кресла ему даровано шестое вице-премьерское кресло в Москве.
Но кое в чем его сходство с высококультурным римским императором просто бьет в глаза. Большое видится на расстоянии, и только после того, как яковлевская эпоха ушла в историю, начинаешь понимать, в чем суть человека, семь лет управлявшего культурной столицей.
Яковлев, в отличие от Нерона, ни разу не пел и не плясал в театре перед специально подобранными восторженными зрителями. Масштаб его артистического дарования таков, что он в этом просто не нуждался. "Весь мир - театр, и люди в нем - актеры". Даже если Владимир Анатольевич и не слыхал об этой формулировке, он всегда ей следовал и будет следовать.
Семь лет назад, когда взошла его звезда, критики видели в нем реакционера, лидера взбунтовавшейся городской номенклатуры, вождя коммунистического реванша и одновременно случайную креатуру коржаковской группировки.
Но хотя Владимир Анатольевич всегда дружил с коммунистами, ничего коммунистического в его губернаторских решениях не было. Брожение номенклатуры в 95-96-м действительно имело место, но, отторгая режим Собчака, городской административный класс вовсе не Яковлева видел в качестве своего естественного лидера. Для этого его жилкомхозовский номенклатурный статус был слишком скромен. А что, кроме сиюминутных интриг, сближало его с группой Коржакова, вообще покрыто туманом. Как бы то ни было, эта группа давным-давно пошла на дно, а Яковлев остается на плаву.
Человек, который в высшем кругу изначально имел репутацию случайной фигуры, который затем последовательно разочаровывал всех, кто делал на него ставку, стал политическим долгожителем, сумев продолжить карьеру даже во враждебном для него климате путинской России. В этом главная тайна Яковлева, понемногу раскрывающаяся только сейчас. Список качеств непотопляемого политика оказывается перечнем того, чего у него нет.
Нельзя ведь сказать, что у Яковлева есть заслуживающие осуждения политические взгляды. Он - человек вообще без политических взглядов. Глядя на заполонившие город бездарные, но очень разные по стилистике художественные объекты, понимаешь: Яковлев - не человек с плохим эстетическим вкусом, он - человек без эстетических вкусов. Точно так же, когда приходилось что-то решать, он оказывался человеком без взглядов и применительно к прочим сферам городской жизни, включая, разумеется, и коммунальное хозяйство, которым ему теперь доверено руководить во всероссийских масштабах.
Но если внутренний вакуум - это ничем не возмещаемая слабость для человека, претендующего быть лидером в реальной жизни, то он же - очевидное преимущество для артиста, претендующего на первые роли в спектаклях, разыгрываемых для публики. Ведь внятные взгляды, ясные установки и собственный стиль сужают творческий диапазон исполнителя, мешают вживаться в очередной сценический образ.
Когда Яковлева упрекали за то, что он изменил Собчаку, он не только злился, но и искренне удивлялся наивности вопроса. Артиста не спрашивают, почему он исполнил роль изменника. Спрашивают, понравилась ли его игра публике. Будет спрос на роль благородного героя, он и ее сыграет - на то он и профессионал. Желательно только, чтобы роли были главными и не влекли неприятностей житейского характера. Звезды сцены и шоу-бизнеса всегда любят славу и редко любят опасности.
В разное время Яковлев заключал и разрывал союзы то с Явлинским, то с Лужковым, то с Примаковым. Отставные партнеры кто тихо, кто громко негодовали. Изменчивость его политических пристрастий вошла в поговорку. И лишь он сам всегда знал, что любой бывший, настоящий и будущий альянс - это сценическая условность, и только.
Разумеется, в любом политике есть что-то от актера. Вопрос в дозе. Применительно к Яковлеву, эта доза так велика, что собственное его лицо почти не разобрать за сменяющими друг друга масками.
Ясно, однако, что он - человек большой энергии и с очень высоким уровнем притязаний (легендарная яковлевская скромность - лишь одна из сценических масок). Именно поэтому вышло боком его сотрудничество с "Единой Россией". Роли третьего плана - не для него.
Есть ли у Яковлева какие-то собственные, непоказные управленческие принципы? Если не собственные, то взятые взаймы у него когда-то были и частично проводились в жизнь в первые пару лет его правления, оказавшихся довольно успешными для Петербурга. Но с осени 98-го, с первой же прошедшей при нем избирательной кампании (в ЗакС второго созыва), когда впервые была поставлена под вопрос его личная власть, Яковлев навсегда махнул рукой на прозу городской жизни и ушел в чистое искусство, блестяще исполняя роль рачительного градоначальника и последовательно переигрывая всех своих петербургских недругов.
Как и предписано Станиславским, он полностью вжился в образ и, вплоть до прощальной телебеседы с земляками в минувшую среду, демонстрировал абсолютную веру в невероятную эффективность своего правления, не замечая, что инсценированная им бурная деятельность давно уже ничего не давала городу.
У лидера такого типа нет и не может быть идейных сторонников, но остались поклонники. Не может быть и собственной административно-политической команды, но есть окружение - условно говоря, гримеры и костюмеры.
И вот - новая сцена, новые декорации и пьеса с новым сюжетом, в которой политическая и исполнительская судьба Владимира Яковлева прочно (хотя, как обычно, не навсегда) связана с судьбой Михаила Касьянова.
"