По данным на 28 октября, 118 человек стали жертвами трагических событий, разыгравшихся в театральном центре на Дубровке. Весь мир в течение двух с лишним суток следил за развитием событий. Многие заложники уже распрощались с жизнью. Спасти их могло только чудо.
О том, что происходило в концертном зале, «Собеседнику» рассказали пленники террористов.
"Лена Миловидова, партер:
Моя сестра попрощалась со мной взглядом
Лена, ученица 7-го класса школы №1202, в тот злополучный вечер пошла на «Норд-Ост» со старшей сестрой Ниной.
— Красочное представление, аплодисменты публики, сияющие лица актеров — эта картинка как будто бы осталась в моей прошлой жизни, — вздыхает Лена. — За какие-то мгновения она изменилась полностью.
Террористы выглядели, как фашисты из кино. Злые, страшные, многие в черном. С оружием в руках, эти гады наслаждались ужасом в наших глазах. Я и вправду думала, что всем пришел конец.
Построили нас, как баранов, — говорит Лена, — и долго стали выбирать, кому из нас они подарят жизнь. Пытались нас убедить, что они не звери... Потом отобрали детей и сказали, чтобы мы быстрее дули отсюда. Я не могла поверить, что меня отпускают. Со мной рядом стояла моя сестра Ниночка. Ей всего 14. Но они ее с силой пихнули к взрослым...
Нина показалась террористам слишком большой, чтобы быть отпущенной вместе с детьми.
— Я бежала и рыдала, вспоминая лицо своей сестры. Она на меня так посмотрела, как попрощалась... Мы до сих пор не можем найти Ниночку. Все больницы обзвонили, все морги. Ничего не известно...
Лена Зиновьева, бельэтаж:
Люди лежали на полу и звонили близким
Бандиты потребовали выбросить в проход все вещи — сумки, мобильные телефоны, портмоне. Весь зал им проконтролировать не удалось, и некоторые сумели сообщить о случившемся своим близким.
— Люди ложились между рядами, чтобы их не было видно, и звонили, — говорит Лена. — Бандиты стремились держать нас в постоянном страхе. Первые часы пребывания там описать невозможно. Потом я немного успокоилась, да и моджахеды попритихли. Свои требования они передавали через нас. Выводили людей из рядов, давали телефон и под дулом автомата заставляли сообщать родственникам, что, если будет штурм, нас всех взорвут. Ну и заставляли говорить, что у нас все хорошо. Иностранцев поначалу не трогали, но потом стали заставлять их делать то же самое. А еще настаивали: требуйте от родных устроить митинг на Красной площади...
Кстати, по рассказам заложников, корректность террористов по отношению к своим пленникам, о которой так много сообщалось в эти дни, была полной чушью.
— Паренек лет 20, по их словам, «неправильно» вылез из оркестровой ямы, так его на наших глазах чуть не убили, — вспоминает Лена, — они пинали его ногами до полусмерти. Он не мог двигаться. И никого к нему не подпускали. Что с ним стало, не знаю.
Но несмотря на весь ужас, заложники перешептывались между собой, строили планы бегства.
— К концу одного дня что-то произошло, — продолжает Лена. — Не знаю, что именно, но в зале вдруг началась паника. Террористы начали палить и орать, что сейчас взорвут мешок взрывчатки, который, кажется, висел под потолком. Ужас!!! Стоявшая недалеко от нас тетка-моджахедка вдруг схватилась за свои провода, то же самое сделала еще одна. До этого они свои бомбы не трогали. Когда я это увидела, поняла, что нужно бежать отсюда любым способом. Мы со Светкой сделали невероятное — отпросились у этих психичек в нормальный туалет. И там уже, не слишком раздумывая о последствиях, выпрыгнули в окно с третьего этажа. Было очень высоко, но возвращаться назад было гораздо страшнее. Там, прямо под нашим окном, был козырек подъезда. Сначала мы упали на него, но не удержались и свалились на асфальт. Я сильно ушиблась — до сих пор жутко болят позвоночник и шея. А у Светы перелом пяточной кости. Но тогда я боли не почувствовала. Подхватила Светку — сама она идти не могла, — и мы рванули, не разбирая дороги. Сзади раздался страшный грохот. Потом я узнала по телевизору, что это был подствольный гранатомет, у меня чуть инфаркт не случился. Говорят, наш побег наделал много шума... Люди за оцеплением подумали, что это штурм, кому-то стало плохо... Надеюсь, они нас простят...
Светлана Генералова, партер:
Документы мужа спрятали под сиденьем
Светлана пришла на мюзикл вместе со своим мужем Валерием Бондаренко. Его до сих пор не нашли. Последствий действия газа она почти не ощущает, только голова болит, но причиной этому может быть и стресс, и двое суток без сна.
Незадолго до штурма она услышала автоматную очередь, но не обратила на нее внимания. Для заложников это не было чем-то неожиданным: «чехи» не в первый раз открывали пальбу для устрашения захваченных.
Потом ощутила какой-то приятный запах, словно одеколон. Остальное Света помнит отрывочно. В полудреме она слышала выстрелы, взрывы, крики. Очнулась уже в госпитале.
— Они постоянно говорили нам, что мы свиньи, — чуть слышно произносит Света. — И относились к нам соответственно. Из еды был только шоколад и вода. Причем шоколадки террористы швыряли на пол и заставляли под общий хохот их поднимать. Кричали: «Жрите, свиньи, жрите». А эти женщины, шахидки, всегда нервно реагировали на любые проявления нежности со стороны мужей и жен. Они шипели: «Наши мужья уже погибли, и мы отправимся в рай вслед за ними, а вы подохнете здесь».
Сразу после захвата боевики попросили выйти к ним всех сотрудников правоохранительных органов и военных. Видимо, боялись бунта, в котором — при грамотном руководителе — они были бы обречены. Все-таки 700 с лишним человек — не шутка. Грозили, что, если у кого-то найдут документы или кто-то окажется без удостоверений личности, за него будут расстреляны 10 других заложников.
— Я вся похолодела, — делится Светлана. — Ведь Валера — бывший военный. Документы свои он сразу же спрятал под обшивку сиденья.
В первый день, когда заложникам дали позвонить по телефонам, Света набрала номер своего брата Михаила. Но сказать что-либо внятное она была уже не в состоянии — только плакала и просила присмотреть за 14-летним сыном. Потом телефоны вновь отобрали боевики для своих нужд. Сначала они проверяли баланс счета и, если денег было достаточно, звонили своим пособникам. Кто — в Чечню, кто — в Саудовскую Аравию. Постоянно была слышна чеченская музыка, а сами террористы ровно два раза в сутки совершали намаз.
— В пятницу они обещали расстреливать целые ряды, если к 11 утра в субботу к ним не приедет Казанцев...
Марк Франкетти, журналист британской газеты Sunday Times
Марку Франкетти удалось побывать в захваченном здании театрального центра дважды: в первый раз он прошел туда с депутатом Госдумы Иосифом Кобзоном, а во второй — в одиночку, предварительно договорившись через посредника с лидером террористов Мовсаром Бараевым.
— Мне не было страшно, когда я направлялся туда, — рассказал Франкетти «Собеседнику». — Было боязно лишь за людей, оказавшихся в заложниках. Я даже радовался, что могу пройти туда, ведь был шанс договориться с террористами об освобождении кого-то из плена... В первый раз мне удалось передать предложение о переговорах через Марию Школьникову, которую боевики отпустили раньше. И меньше чем через час мне дали добро — и чеченская сторона, и российский оперативный штаб. Во второй — я предварительно созвонился с помощником Бараева и попросил у него интервью. После консультации Бараев дал мне 20 минут. Но когда я получил разрешение со стороны властей, мобильный его не отвечал. Пришлось идти на свой риск и страх.
В первый заход Бараев сказал мне, что у них есть мой соотечественник, он плохо себя чувствует и я могу забрать его с собой. Это был Питер Лоу, у него были проблемы с сердцем. Вы даже не можете себе представить, насколько он был рад услышать английскую речь. Он рассказал, что в заложниках остаются его жена и сын...
Террористы были на взводе, мне постоянно приходилось повторять свое имя, нас обыскивали неоднократно. Как мне показалось, Бараев был готов к смерти. Он понимал, что живым не останется и его затея обречена на провал. Но лицо не выражало никаких эмоций. Он жестокий и расчетливый боевик.
Лена Мокина, партер:
На концерты теперь вряд ли пойду
— Сейчас действие газа не ощущается, — говорит Лена. — Слава Богу, все осталось позади. Я во время штурма спала и ничего не помню.
Я все эти дни сидела в кресле и боялась пошевелиться. Видела, как относятся к тем, кто не подчиняется. Их жестоко били. Не до смерти, но так, чтобы боль ни на минуту не покидала.
В зале было душно, противно и обстановка постоянно накалялась. Я думала, что эти бомбы взорвутся сами по себе... Очень хотелось домой, но я отдавала себе отчет в том, что этого может не произойти никогда.
Последняя мысль сквозь сон была, что я умираю.
Очнулась в больнице, — говорит девушка, — будто на том свете. Кругом — белые стены, яркий свет. Потом потихонечку стала приходить в себя и вспоминать, что со мной случилось. Когда я окончательно убедилась, что жива, со мной от радости едва не случилась истерика.
Но на концерты или еще куда я вряд ли скоро пойду. Очень страшно!
Юлия Ивлева, партер:
Не думала, что возвращаться домой будет так радостно
Когда Юлю выписали из больницы №13, она не могла ничего рассказать подробно. Лишь радовалась, что кошмар для нее окончен, и устало шла к машине.
— Я еду домой! — расплакалась она. — Никогда не думала, что это будет так радостно. Я благодарна тем людям, что нас спасли. Ведь эти боевики не шутили — они бы не раздумывая нас взорвали. А спецназовцы подарили нам жизнь. Теперь перед каждым из них мы в неоплатном долгу. Дай Бог этим ребятам здоровья.
Егор Егиза, партер:
Смотрел на все, как по телевизору
— Я не спал, но поначалу не понял, что начался штурм, — говорит 17-летний заложник. — Страх к тому времени у меня уже прошел, о том, что будет дальше, старался не думать. Вспоминал всякие случаи с попытками угнать самолет или что-нибудь еще в этом роде. Все они заканчивались не в пользу террористов, иногда и без крови. Я надеялся, что и у нас все будет так же хорошо.
В какой-то момент я просто отключился, и что было дальше, помню плохо, — вспоминает Егор. — До этого почувствовал какой-то странный горьковатый запах, у меня немного закружилась голова. Видел, как вокруг меня люди, и чеченцы тоже, вдруг падают без сознания, но это не вызывало никаких эмоций, как будто я все это смотрел по телевизору. А потом я стал куда-то проваливаться. Последнее, что я помню, как кто-то подхватил меня на руки и потащил.
Источник из МВД
Расстреливать заложников начали в ночь с 25-го на 26-е. Как рассказал нам — в обмен на анонимность — источник в органах МВД, все началось с того, что у мальчишки лет 14 не выдержали нервы. Он швырнул в задние ряды, в которых расположились несколько захватчиков, пластиковую бутылку из-под минералки. В ту же секунду террористы дали по рядам автоматную очередь. Пули зацепили несколько человек.
Никто, как позже подтвердили сами заложники, при этом не погиб. Только через несколько часов один из раненых скончался от потери крови. Но о выстрелах тут же было доложено в штаб. отряды «Альфа» и «Вымпел»стали готовиться к штурму. К тому времени уже был избран способ проведения боевой операции — газовая атака. Подготовка к ней длилась около 4 часов, после чего спецназовцы отправились к месту штурма.
— О том, что штурм неизбежен, мы знали с самого первого дня, — продолжает наш собеседник. — На мирное решение вопроса никто не рассчитывал. Это исключало присутствие женщин-камикадзе. условия террористов были совершенно нереальны, да и пойти у них на поводу было просто недопустимо. Конечно, все, в том числе и президент, отдавали себе отчет о последствиях. Но при штурме были шансы хоть кого-то спасти.
Газ, по словам нашего источника, запускали в помещение через канализацию. Теперь, когда все уже закончилось, милиционеры благодарят отряд Диггерспаса, досконально изучивший все подземные системы театрального центра. Попутно выяснилось, что именно через подземелье захватчики переправляли на место оружие и взрывчатку.
Рома Шмаков, сцена, потом — бельэтаж:
Думал, что нахожусь среди мертвецов
— Я очнулся только в автобусе, — говорит 12-летний актер мюзикла Рома Шмаков. — Кругом сидели люди в самых разных позах, бледные, страшные. Я испугался ужасно, думал, что все умерли и я оказался среди мертвецов... Соображал плохо, не сразу даже вспомнил, что мы — заложники. А там? Там тоже было страшно, но не так. Было даже интересно, что будет дальше. Как какая-то игра. Мне, наверное, в школе все будут завидовать. А у нас в труппе девочка погибла... Ее Кристиной звали...
Вадим Михайлов, диггер, подземные коммуникации
— Я о захвате здания ДК узнал через 40 минут после того, как он произошел, — рассказал президент Центра подземных исследований «Диггеры планеты «Андеграунд», руководитель Диггерспаса Вадим Михайлов. — И сразу с двадцатью своими ребятами выехал на место. Мы тут же приступили к работе.
Диггеры три дня изучали коммуникации под ДК. Работали практически непрерывно, время от времени сменяясь.
— Мы обнаружили места, в которых были слышны голоса террористов и заложников, — вспоминает Вадим, — но не могу сказать, что слышимость была идеальная. Тем не менее картину месторасположения похитителей и заложников смогли составить. Это потом очень помогло спецназу. Схема, конечно, составлялась не только по нашим данным, но и мы свою лепту внесли.
Подробности проведения операции Вадим не сообщил. По его словам, соответствующие органы вообще запретили кому бы то ни было рассказывать о том, что на самом деле происходило в здании ДК.
— Мое личное ощущение от того, что предстало нашим глазам — это ужасно, — поделился Михайлов. — Я многое повидал в своей жизни, но это было самое страшное. Повсюду что-то разбросано, какие-то тряпки, мусор. И среди этого — тела людей. Недалеко от ДК стояли грузовики с песком и бетонными блоками, они мешали проезду машин «скорой помощи». Нам нужно было доставить к ним людей, а это 50—60 метров от здания. Сначала мы приводили их в чувство, откачивали, потом уже направлялись к «скорым». У многих, когда они приходили в себя, начиналась истерика — они и не думали, что выживут. Я видел одну мертвую женщину. То есть мы пытались что-то сделать, думали, что сможем ей помочь, но оказались бессильны...
Надежда Гужева, Михаил Яковлев, Мария Кутырева.
P.S. Семьям погибших правительство Москвы выплатит по 100 тысяч рублей за каждого погибшего. На похороны — по 14.200 рублей.Пострадавшие заложники получат по 50 тысяч. За утраченное личное имущество им выплатят по 10 тысяч рублей.
Сэр Родерик Лейн,
посол Великобритании в России:
— Английские эксперты по проблемам борьбы с терроризмом приехали в Россию сразу, как только был захвачен театральный центр в Москве. Как они оценивают работу наших спецслужб?
— После каждого теракта очень важно извлекать уроки, чтобы понимать, как лучше действовать в следующий раз, чтобы не иметь потерь. Но пока не будет сделано глубокого анализа того, что происходило в ночь с пятницы на субботу, ни я, ни мои эксперты не могут оценивать эту операцию. Наши эксперты не были в оперативном штабе, но они общались с представителями МВД и сопровождали меня на разные встречи с представителями правительства России, с сотрудниками силовых ведомств... Мы готовы были оказать любую помощь в любой момент. Например, прислать необходимое оборудование...
Ханс-Фридрих фон Плетц, посол Германии в России:
— То, что сделали террористы, невозможно осмыслить. Они подвергли смертельной опасности сотни заложников. Самое ужасное, что с ними нельзя было договориться. Они не вступали в переговоры с представителями официальных властей и дипломатами, общались лишь с депутатами Госдумы. Канцлер Шредер сделал письменное заявление, осуждающее этот акт терроризма, направленный против невинных людей. Мы до последнего надеялись, что ситуация будет разрешена мирным путем..."