|
Закон оказался воистину выстраданным. Первый раз соответствующий законопроект был внесен в Госдуму еще восемь лет назад, однако его принятие состоялось лишь с четвертой попытки, в последнюю парламентскую сессию. Теперь Россия знает, что коммерческая тайна – это «конфиденциальность информации, позволяющая ее обладателю при существующих и возможных обстоятельствах увеличивать доходы, избежать неоправданных расходов, сохранять положение на рынке товаров, работ, услуг и получать иную коммерческую выгоду».
К сведениям, составляющим коммерческую тайну, закон относит научную, технологическую, финансово-экономическую и иную информацию, в том числе секреты производства (ноу-хау). Коммерческая ценность этой информации состоит в том, что она неизвестна третьим лицам, в первую очередь конкурентам. Чтобы хранить тайну, ее обладатель должен ограничить доступ к таким сведениям, урегулировать договорные отношения на этот предмет с сотрудниками и контрагентами, нанести на материальные носители гриф «Коммерческая тайна» с указанием ее обладателя. После этого «таинственный» режим считается установленным.
Что имеем, не храним
В том, что такой закон в принципе нужен, сомнений, в общем-то, ни у кого не возникает. Коммерческие секреты воруют и неплохо на этом зарабатывают. Вот лишь несколько примеров последних лет.
Французская фирма Erokopter France сумела получить патент на так называемые соосные винты и способ управления ими. Между тем именно они составляли важнейшее ноу-хау, примененное ранее конструкторами знаменитого российского вертолета К-50 «Черная акула». Швейцарская компания Acea Brown Bovery получила патент на способ производства турбинных лопаток, тогда как пионером разработки было российское «Конструкторское бюро Сухого». Чешское представительство американской фирмы Ryrocool продвинуло на рынок пенообразующие противопожарные установки под маркой Blizzard, которые оказались точной копией запатентованных и производимых в России устройств «Пурга».
Все эти случаи, конечно, свидетельствуют о том, что не перевелись в России умные головы. Но в большей степени они демонстрируют, что надежная защита идей и разработок от западных конкурентов у нас поставлена из рук вон плохо. Впрочем, в условиях рынка важно не дать списать свое ноу-хау и соседу.
Два года назад из работающей на рынке систем безопасности питерской фирмы «Росси-СП» уволились несколько ведущих работников во главе с коммерческим директором. Они быстро создали новую компанию того же профиля под названием «Равелин». Но предварительно, зная пароли, выудили из компьютерной сети покинутой (или скорее кинутой) фирмы сведения о сделках и консигнациях.
В результате к «Равелину» скоренько отошли многие деловые партнеры, а на рынке появились изделия, которые, как это было доказано потом следствием, просто копировали продукцию «Росси-СП».
Финал истории оптимистичен. Убедившись, что обманутая фирма собрала достаточно доказательств вины и возбужденное уголовное дело будет доведено до суда, подследственный любитель чужих тайн деятельно раскаялся. Однако чаще пострадавшие компании к правоохранителям не обращаются. За разглашение конфиденциальной информации виновник нередко отделывается банальным увольнением. Бывает, конечно, что принимаются и другие меры, но они, как правило, лежат вне сферы закона.
Молчание – золото
Вступающий в силу закон должен по идее защитить интеллектуальную собственность. Он, в частности, дает работодателю мощный рычаг воздействия на сотрудников. Теперь работник обязан хранить молчание о делах фирмы в течение трех лет после увольнения из нее. А если было заключено соглашение о неразглашении информации, то в течение срока, в нем указанного. Срок же может быть любым.
Многие эксперты обращают внимание на то, что закон не предусматривает денежной компенсации работнику за такие ограничения, которая при подобной «режимности» была бы, на их взгляд, вполне логична. К тому же, как утверждают специалисты, поскольку дать четкое определение понятию «ноу-хау» весьма сложно, работодатель может обвинить сотрудника за любое мелкое прегрешение, которое, на взгляд начальства, приоткрывает завесу секретности над его бизнесом.
Давая свободу работодателям, закон весьма осторожно защищает тайну от тех, кто на «секретной» фирме не работает. В нем, например, нет механизма поэтапной защиты коммерческой тайны. Иными словами, не ясно, куда обращаться в случае нарушения: в органы внутренних дел или сразу в суд. К тому же, согласно статье 4, лицо, правомерно получившее информацию, становится ее законным владельцем – наравне с тем, от кого он ее получил. Прямо как в известном парадоксе Бернарда Шоу: «Если два человека обменялись яблоками, у каждого остается по одному яблоку, а если идеями – то по две идеи».
Другая статья (13.4) освобождает от ответственности лицо, использовавшее закрытую информацию и «не имевшее достаточных оснований считать ее использование незаконным». Кто и на каких весах точно определит достаточность этих оснований? Особенно если учесть объективные трудности при доказывании таких злоупотреблений, тем более, когда в них замешаны высокие чиновники. Хорошо еще, что при прохождении законопроекта в Госдуме исключили пункт, позволяющий включать в имущественный комплекс предприятий имущественные права на коммерческую тайну. Поскольку четких критериев оценки стоимости такой информации как не было, так и нет, запросто могли появиться предприятия, имущественно владеющие, скажем, воздухом.
Кто хочет стать миллионером
Однако все эти недочеты и неясности меркнут перед положениями закона, прописанными вполне определенно. На вопрос вопросов, как защитить бизнес от корыстного вмешательства недобросовестного чиновника, он дает ясный ответ: никак.
В нескольких статьях закона в разной словесной форме закрепляется право государственных и муниципальных органов власти и других госструктур на затребование и безвозмездное получение информации, содержащей коммерческую тайну, у любых предприятий. Нужно лишь мотивированное обоснование такого требования. Ну да за этим у отечественных чиновников дело не станет. В случае отказа у государевых людей есть право истребовать информацию в судебном порядке.
Разумеется, многомиллионная армия российских чиновников – не сброд воров и мздоимцев. Однако то, как в последние недели идут дела на биржах, то, как и когда оглашается информация по делу ЮКОСа и как она качает фондовый рынок, говорит о том, что инсайдерство, а проще говоря, «слив» нужных сведений в нужное время за большие деньги, становится в России практикой. Закон эту практику ставит на легальную основу.
Эксперт Фонда развития парламентаризма Елена Ситникова, характеризуя возможную модель взаимоотношений бизнеса и власти, рассказала «Новым Известиям»: «Налоговые органы всегда имели право затребовать закрытую информацию в ходе проверок. Это необходимая практика. Но если коммерческую тайну хочет узнать орган местного самоуправления, нужно внимательнейшим образом изучить цели такого шага. И если цели подозрительны – доводить дело до суда. Чиновник будет вынужден обратиться с иском в суд и доказывать правомерность требований. Суд может в определенных случаях стать противовесом произволу».
Если суду доказан факт разглашения коммерческой тайны, то ее обладателю по закону положена компенсация упущенной выгоды. Все справедливо. Но как оценить стоимость тайны, а главное – как доказать то, что чиновник всеми доступными ему способами сделает недоказуемым? Ответ эксперта подтвердил наши опасения: «Действительно, доказать, что обладатель тайны понес ущерб именно от действий недобросовестного чиновника, а не в силу других факторов, крайне сложно, – признала Елена Ситникова. –Если перестала быть тайной информация о том, что некая фирма готовилась купить здание и после этого его цена подскочила, то вам скажут, что виноваты скачки на рынке недвижимости. Если не поймать чиновника за руку при передаче секретов, ничего не докажешь. И эта сторона правоприменительной практики очень настораживает».
Бизнес вступление в силу нового закона встречает с опаской. «По запросу государственных органов мы и так предоставляем им интересующую информацию, – рассказал «НИ» президент корпорации «Бест-недвижимость» Григорий Полторак, – а со стороны органов местного самоуправления к нам никогда не было запросов. Не хотелось бы, чтобы закрытая информация использовалась ими для недобросовестной конкуренции или передавалась криминальным структурам. А такое, к сожалению, бывает».
О своей настороженности к закону о коммерческой тайне заявил «НИ» и вице-президент «Мастер-банка» Андрей Вульф. «Причина в том, что весьма высок градус его потенциальной коррупционности. Законы у нас не так плохи – все дело в том, что люди, которые их исполняют, склонны выискивать в них разные лазейки и лакуны. Поэтому я всегда выступал за законы прямого действия. Написано «дрова» – значит, дрова... Никаких разночтений. А всякие размытые, туманные формулировки в законе приводят к игре в лотерею с проверяющим и контролирующим чиновником. И здесь уже все зависит от их персональной порядочности или непорядочности».
Закон на экспорт
Раз закон так несовершенен, может быть, не стоило его принимать? Ведь вылеживался же он целых восемь лет – и ничего. «Не надо забывать, что отсутствие федерального закона в определенной степени компенсировалось нормами, регулировавшими эту сферу отношений, – напомнил «НИ руководитель фонда ИНДЕМ Георгий Сатаров. – При этом в России абсолютной коммерческой тайны не было никогда. Любая такая информация могла быть истребована. Я совершенно точно знаю, что это могло произойти по решению суда. Что касается вновь возникшей ситуации, то надо смотреть юридический контекст, в который поставлены права власти по отношению к интеллектуальной собственности бизнеса».
Что же касается не юридического, а политического контекста, объясняющего спешку в принятии закона, то он, на наш взгляд, ясен. В ВТО мы стремимся попасть как можно скорее. А для этого необходимо привести российское законодательство в полное соответствие с требованиями Соглашения о торговых аспектах интеллектуальной собственности – TRIPS. Вот и вышло, что без отдельного профильного закона, регулирующего вопросы коммерческой тайны, делать в ВТО России было нечего. Ведь еще при представлении законопроекта в Госдуме министр образования и технологий Андрей Фурсенко высказывался в том духе, что российские переговорщики будут ссылаться на этот закон как на свидетельство большого прогресса в этой сфере.
Для ВТО мы, таким образом, требуемый закон выдали. Какой он получился – это уже вопрос второй. Поможет ли он бизнесу – дело, вообще, десятое. Понятно лишь, что на экспортном продукте могут неплохо заработать отечественные чиновники.
|
