В предрассветный час 13 августа 1998 года двое бомжей приметили у общественной приемной ФСБ коробку с необычным содержимым: серебристый порошок и проводки, присоединенные к будильнику «Слава». После сигнала бдительных бродяг дежурный комендантской службы едва успел организовать оцепление. В 4 часа 50 минут раздался взрыв. По подсчетам экспертов, 4 килограмма аммиачной селитры, алюминиевой пудры, трансформаторного масла и перекиси ацетона причинили недвижимости Федеральной службы безопасности ущерб на миллион с лишним тогдашних рублей. Свои довольно солидные счета выставили также Мосбизнесбанк, магазин «Карл Фаберже», ЗАО «Пассаж «Кузнецкий мост»» и лишившиеся стекол жильцы дома № 19.
Через два с половиной месяца в 3 часа 30 минут ночи качнулся от взрывной волны вагончик сторожа в подольском рабочем поселке Цемзавод. Близ Храма царственных мучеников взлетел на воздух памятник Николаю II. На месте происшествия осталась торопливая надпись: «РЕВ. Партиз ГР. Зарплату рабочим».
Через полгода к этим нераскрытым преступлениям добавилось аналогичное. Все у той же общественной приемной ФСБ в три с небольшим часа ночи опять сработало СВУ — самодельное взрывное устройство. На этот раз сильно пострадала личная «восьмерка» одного из сотрудников центрального аппарата госбезопасности.
То, что действовали непрофессионалы, чекистам было ясно. Злоумышленники «обладали низким уровнем познаний во взрывном деле, — заключат эксперты в тринадцатом томе уголовного дела № 772, — знакомы только со специальной открытой литературой по химии и технологии бризантных ВВ»...
Но дилетанты продолжали оставаться неуловимыми. И только в 2002 году перед Мосгорсудом предстали Ольга Невская, Татьяна Нехорошева, Надежда Ракс и Лариса Романова. Этим юным активисткам НРА, так называемой «Новой революционной альтернативы», предъявлен целый букет тягчайших обвинений: терроризм, незаконные изготовление, приобретение, хранение, сбыт и ношение оружия…
Однако при всей исключительности квалификации преступлений только Ракс и Романова со своей малолетней дочерью Надей уже два с лишним года заперты в столичном следственном изоляторе № 6. Что, по всей видимости, является расплатой за категоричное отрицание ими своей вины. Ведь Невскую и Нехорошеву тоже брали под стражу. Но после чистосердечного, по мнению следствия, раскаяния обвиняемых отпустили под подписку.
В любом случае преступления считаются раскрытыми. Прекрасный, казалось бы, повод для оперативно-следственной службы ФСБ отметиться перед начальством и народом.
Однако «дело НРА» и сегодня укрывают от всяческой огласки, намереваясь в лучших традициях политических процессов избавить судебные заседания от присутствия СМИ и контроля общественных правозащитных организаций. Но укрывают не только от нас с вами, но и от присяжных — что вообще немыслимо. Хотя именно на суде присяжных категорично настаивают сами подсудимые. Это требование представляется вполне законным — Московская область, на территории которой совершено одно из преступлений, включена в число регионов, где давно уже практикуется именно такая гласная и демократичная форма отправления правосудия. И даже если бы судили их в регионе, не обремененном судебным экспериментом, по закону подсудимым должны, просто обязаны были предоставить право на суд присяжных.
Однако Марина Комарова из Мосгорсуда, а чуть позже Виктор Ермилов из суда Верховного не только с этим не согласились, но и под предлогом «сохранения государственной тайны» закрыли предстоящий процесс. Что уже само по себе вынуждает усомниться в его непредвзятости и объективности. А потом, что за гостайна — взрыв памятника бывшему императору? Если уж и говорить о подлинных тайнах этой достаточно темной истории, то придется рассказывать о некоторых пикантных деталях раскрутки столь долго «висевших» преступлений? Может быть, именно в этом зарыта секретность?
Насколько удалось установить, обнаружение предполагаемых виновниц всех трех взрывов стало возможным лишь после сенсационных и юридически весьма сомнительных обстоятельств. 4 сентября 1999 года в общественную приемную ФСБ позвонил некий молодой человек, оказавшийся впоследствии Александром Бирюковым. Старшему референту Чернышову оставалось лишь зафиксировать на магнитную пленку обстоятельный рассказ о некоем боевике по кличке Алан, который через несколько часов должен встретиться с каким-то кавказцем у памятника Гоголю на одноименном бульваре.
Бирюков подробно описал все приметы организатора нераскрытых терактов, не забыв и о шраме на правой щеке. Каково же было изумление оперативников, когда в указанном месте и в указанное время по грамотному словесному портрету они легко опознали… добровольного информатора ФСБ. Александр не стал отрицать своей ведущей роли в организации и совершении террористических актов, ставящих своей задачей «…нарушение общественной безопасности, устрашение населения и оказание воздействия на принятие решений органами власти».
После чего следственная машина госбезопасности стремительно ускорила свое движение. 13 сентября было возобновлено производство по приостановленным уголовным делам № 683, 80151 и 772, и они были объединены. Однако показательному «процессу века» помешало крайне конфузное обстоятельство. Экспертиза выявила у Бирюкова… параноидальную шизофрению. Весной 2000 года суд направил молодого человека на принудительное лечение. Вначале — в орловское медспецзаведение. Затем – в лечебное учреждение такого же закрытого типа с куда более жестким режимом в Саратовской области.
Но на основе показаний душевнобольного активная оперативно-следственная работа продолжалась. «Прослушка» по месту жительства Романовой уловила несколько подозрительных разговоров. Тем паче, на этой юной «революционерке» уже висела судимость. За то, что Лариса, познакомившаяся на слете НРА с неким уроженцем Майкопа Непшекуевым, «осенью 1998 года в поселке Южная Озереевка Краснодарского края передала ему самодельное взрывное устройство». Чекисты довольно долго настаивали: это была подготовка к теракту против «батьки Кондрата», тогдашнего губернатора Кубани Николая Кондратенко. Но суд оставил в уголовном деле № 11217 только обвинение в незаконном приобретении и сбыте оружия. В июле 99-го паренек получил три года колонии, а Романова – на год больше. Беременной женщине срок скостили вдвое и сделали в итоге условным.
Однако, по твердому убеждению чекистов, угроза государственным устоям со стороны Романовой даже после рождения дочери не уменьшилась. В нынешнем уголовном деле имеются свидетельские показания, которые воспроизводят, причем якобы дословно, одну из ее вечерних бесед в неформальной обстановке и в узком кругу: «Акты терроризма должны способствовать привлечению общественного внимания к социальным проблемам, неправомерным действиям органов власти и созданию революционной ситуации, ведущей к кардинальному изменению положения в стране».
Пошло ли у «боевой» четверки из НРА хоть что-то дальше этих слов, решать, безусловно, суду. Ну а какие мнимые или подлинные гостайны при этом будут сохраняться, наверняка уже определили органы госбезопасности.
И действительно, что это за информатор такой у ФСБ — мало того что с диагнозом, так еще и делится новостями о терактах годовой давности, в которых, по его же признанию, и сам принимал участие?
|