|
И зря не пошел в армию. Надо было бы пойти. Сейчас бы наверняка был командующим округом или министром обороны.
И я другой, и страна другая. Она устала от импульсивности. Тишина, тишина нужна. Спокойствие.
- Сознайтесь, Владимир Вольфович, кем хотели в детстве стать?
- Офицером. Кругом были солдаты, войска шли по улицам. Только что война закончилась. Романтизм военного времени. И зря не пошел в армию. Надо было бы пойти. Сейчас бы наверняка был командующим округом или министром обороны.
- А теперь, когда вам 55 лет, кем бы быть хотели?
- Рассматриваю только две должности: председатель правительства и президент. Больше ничего. Даже губернатором не хочу - узко. Это уводит меня от тех концепций, которые я разрабатывал. Но если даже заместитель председателя Государственной Думы останется самой высокой должностью в моей биографии, переживать сильно не буду. Им же хуже - пусть они мучаются.
- У вас это приобретенное или врожденное: говорить о своих амбициях не стесняясь?
- Не стесняюсь. В 1977 году я спланировал всю свою жизнь на 20 лет вперед. Лет в тридцать я уже созрел и подумывал, кем могу стать годам к пятидесяти. С 1977-го по 1978-й планировал окончить специальный факультет при Московском финансовом институте, чтобы в финансах разбираться, в валюте. Окончил. С 1979-го по 1990-й - работал в загранучреждении. И так каждые два года. Где-то к 2000 году должность премьер-министра у меня уже была заложена. По моему графику я запаздываю. Но в принципе на 90 процентов его уже выполнил.
Я всегда все делал самостоятельно. В апреле 1953 года родителей заставили забрать меня из детского сада. Воспитателям нужны были дети-молчуны, а я постоянно им что-то доказывал. У них 30 детей, им некогда. Зачем я был им нужен, спорщик какой-то? Лето провел дома, а потом пошел в школу, где меня избрали санитаром, даже старостой был.
- С тех пор и начался ваш карьерный рост?
- Меня везде выбирали. В пионерской организации я был звеньевым, а потом председателем совета отряда. В комсомоле - секретарем комитета. Школьная газета организовалась - назначили главным редактором. Я ничего этого особенно не хотел - все шло само собой. Правда, был активным. Самодеятельность - шел и танцевал. Металлолом собирать шел. В футбол играл. Голубей заводят - и я завел. Кроликов - и я кроликов. Яблоки воровать - и я воровал.
- По части активности вы можете стать образцом подражания подрастающему поколению, которое даже яблоки воровать уже не хочет.
- Да, они страшно пассивны, ленивы, застенчивы, замкнуты в себе и молчат. Я же всегда был открытым - говорил постоянно. Везде говорил, спорил со взрослыми. По любому поводу.
- Почему же они молчат?
- Это остатки поколения молчунов советского периода. Все, что было воспитано при советском режиме, распалось. А нового не создалось. Время нужно, чтобы заговорили. А пока все аморфные, слабые. Даже развлечений не хотят. Я рос как вольный казак, быстро взрослел, сверстники меня не устраивали. Мне повезло.
- Наверное, и гены были хорошие?
- Хорошие, конечно. Отец был не слесарь и не пастух. Он окончил Сорбонну, два факультета. И стал моим отцом, уже будучи взрослым: в 36 лет. А матери было 34. Поздний ребенок у взрослых родителей более зрелый, умный, ибо родится в организме, который полностью сформировался. Все лучшее, что у них было - мужество, зрелость, - они заложили в мои гены. А старшие братья и сестры все хуже меня. Ни один не смог окончить вуз, получить хорошую работу. Мне повезло, повезло.
- Свои дни рождения вы всегда отмечали с помпой, с шумом. А в этом году?
- Также с помпой, с шумом у себя в штаб-квартире партии на Первой Басманной, дом 3. Человек 150-200 будет. Много хорошего вина. Оркестр... А вообще я тишину люблю. Отдохнуть в лесу, в беседочке посидеть. Просто день рождения - дань тем, кто со мной работает. Чтобы они могли выпить, поговорить, потанцевать. Это праздник для них. И повод для меня. А я с удовольствием бы ничего не делал в этот день. Дома посидел бы, отдохнул от перенасыщения, от светской жизни.
- От праздников, значит, устаете?
- Конечно. Вот сегодня - три официальных обеда. И так каждый день. Много пищи, людей, событий. Улыбки дежурные - все они мне поперек горла. Это вредит моему здоровью.
- Собственно, ЛДПР может теперь и расслабиться: свое феерическое шествие по стране она завершила?
- О нас в прошлом нельзя говорить: у нас настоящее есть и будущее. ЛДПР с самого начала занимала патриотическую нишу. Умеренную и вместе с тем демократическую. И моя критика коммунистов шла в ключе: национальные меньшинства зажимают русскоязычное население. А потом страну поломали. И этот разлом заставил нас встать на баррикады патриотизма. Именно патриотизма. Просто этот патриотизм другого свойства, не как во время войны, когда есть внешний враг.
- Однако сейчас в парламенте все объединяются. Была коалиция правых (СПС и "Яблоко"), а теперь прибавились центристы. Остались только КП РФ и ЛДПР. Может, и вам объединиться?
- Ничего не надо. Никакой механики не должно быть. СПС и "Яблоко" на одном поле: у них один электорат, одни идеи. Им нужно быть в рамках одной объединенной демократической партии. Я даже название им бесплатное даю: "Кадеты". Такая партия уже была в России, и по духу они ей подходят: та же тема - права человека. Центристы организовались хорошо. Им я бесплатно дарю название "Партия центра". В Финляндии есть такая. Тогда все становится понятным. А то "Единство": кто с кем? "Отечество": какое? Чье? Блудливые и абстрактные названия. Коммунисты останутся, но в уменьшенном составе. И ЛДПР. Вот такая система: большая центристская партия и три оппозиционных. Кадеты будут отстаивать свое видение России с точки зрения прозападных реформ. Позиция коммунистов известна: за бедных, за колхозы, за интернационализм. И ЛДПР тоже за 12 лет показала свои приоритеты: за русских, за сильные государство, армию, за другую внешнюю политику. Эти три оппозиционные партии будут подстегивать Центр, чтобы тот лучше функционировал. Нормальная система. Та же в Южной Корее, в Японии.
- И все-таки в этой системе ЛДПР осталась где-то на обочине.
- Вы лучше подумайте о правящей партии. Ведь ничего хорошего за ближайшее десятилетие не произойдет. Кадетам будет неприятно, ибо реформы их не прошли. Коммунистам будет неприятно, потому что уже никто не будет строить коммунизм. ЛДПР только будет приятно: все идет по нашему плану. Десять лет назад мы поддержали ГКЧП, чтобы сегодня не было этого разврата и разлома страны.
- Однако страну от распада не спасли, а как же теперь быть с семьями? Российскому тургеневскому менталитету вы предлагали в качестве спасительного круга вариант многоженства.
- Я не говорил об этом. Речь шла о том, чтобы не требовать от гражданина расторжения первого брака, если он желает вступить во второй. Чисто техническая юридическая процедура, вызванная уже реальностью. Это стимулировало бы мужчину заботиться об обеих семьях, быть ответственным. Миллионы мужчин и женщин уже так и живут: есть первый брак, а на стороне растет ребенок. У нас в России три миллиона матерей-одиночек. О них идет речь, чтобы они могли легализоваться. А кому от этого плохо? Первая жена выгадывает - остается женой. Первый ребенок тоже выгадывает: он - законный сын, у него есть отец. Вторая жена и второй ребенок... пять человек выгадывают. А сегодня они проигрывают из-за тупости тех, кто не хочет понять смысла закона, и из-за вульгаризации его журналистами, которым нужен повод посмеяться. А за этим стоят трагедии людей.
- Но ведь есть и эмоциональная сторона бракоразводной ситуации...
- Никаких эмоций нет - спят! Предложи, действительно, русскому мужчине гарем из трех-четырех женщин, да ведь ни за какое золото в мире не согласится. К тому же у нас единственная в мире страна, где женщин на 10 миллионов больше мужского населения. Поэтому женщина, если даже и захочет, физически не сможет выйти замуж. Предлагаю одного мужа на двоих - нет, нельзя. Ну нельзя, будем ждать дальше, когда созреем.
- И все-таки, Владимир Вольфович, к своему 55-летию вы подошли без свойственного вам запала. Искорки в глазах не видно.
- Я такой, какой есть. С годами и деревья подрастают. Годы проходят, годы, депутаты меняются. То же самое демократия. При Горбачеве было детство демократии: все бегали, кричали, с флажками. Радовались. При Ельцине - юность, когда упивались. Прямо сплошное свидание с демократией. Сейчас пришла зрелость. Теперь будет серый, тихий вариант.
- И выглядите вы вроде подавленным?
- А мне и надо быть подавленным. В тяжелых ситуациях я могу быть жестким, эмоциональным. А если все нормально - тихо, спокойно все воспринимаю. Я как мастер, мне не нужно суетиться. Есть люди, которые до сих пор партии создают. Я говорю: парень, здесь все занято, куда ты лезешь? Даже для парламентских партий места нет. "Яблоко" и СПС по отдельности в Думу не пройдут. Президентская партия и та объединяется. А люди этого не понимают, вот приходится учить. ЛДПР я возглавил в лучшем возрасте, в зрелом: в 44 года. Сейчас уже 55. Поэтому нормально все. Уже член двух академий: естественных наук и политико-социальных. Заслуженный юрист, доктор наук, профессор. Орден "Знак Почета" есть. Зрелость. Десять лет назад мне никто ничего не дал бы. А вот оценили: и ученые знания, и практические, и патриотическую мою линию.
- Да, за десять лет вы наворотили столько, что другой бы хребет себе сломал!
- Книг только до двухсот названий вышло. Ни один академик столько не сделал и не сделает никогда. Тираж - десятки миллионов экземпляров. И все темы: оборонка, экономика, промышленность, авиация, транспорт. Вся международная серия. Вот они - 55 томов. Будет 100. А еще тетради, ручки, кассеты - все, что может давать рекламу.
- Но где же, где же, Владимир Вольфович, свойственные вашей холерической натуре брызги шампанского и пена от него на манжетах ваших оппонентов?
- Нету повода. И я другой, и страна другая. Она устала от импульсивности. Тишина, тишина нужна. Спокойствие. Я бы с удовольствием побойчее был, погромче. Но нет ничего. Все темы перебрал. Выходит последняя книга - "Уставшая земля". Презентацию ее устрою и года три не буду ничего писать. "Иван, запахни душу" выйдет скоро.
- Про любовь-то еще не писали?
- Про любовь - нет. Чисто любовь - не мой жанр. Хотя, может, и появится какой сюжет...
|
