|
Когда в моей квартире раздался телефонный звонок и мягкий мужской голос медленно произнес: "Здравствуйте, с вами говорит Берлинг", я как раз спасал с плиты готовый убежать кофе и потому сплоховал. "Какой Берлинг?" - с некоторым раздражением поинтересовался я, подумав, что и в Швеции есть поклонники великого и ужасного, любившего, как известно, сообщать по телефону столь же лаконично: "Здравствуйте, с вами говорит Сталин".
"Бывший советский шпион"
- Берлинг. Стиг Берлинг. Бывший советский шпион, - представился звонивший более развернуто и кинематографично. - Я бы хотел с вами встретиться.
Бог мой! Человек, названный газетами "главным врагом шведского народа", офицер контрразведки, продавший ГРУ все секреты шведской обороны, современный Монте-Кристо, бежавший из тюрьмы Норчёпинга прямо в Москву, а спустя семь лет добровольно проделавший обратный путь - чтобы досидеть свое, сам готов рассказать о своей невероятной одиссее! Причем впервые для российской и всей прочей прессы. "Не зря я названивал три года назад его представителю, вымаливая коротенькое интервью. Видно, запомнил мое имя!" - самонадеянно подумал я. Тогда, кстати, интервью мне улыбнулось - доверенное лицо шпиона запросило за встречу такую космическую сумму, что мой энтузиазм мгновенно испарился. И вот теперь звонит сам Берлинг, готовый говорить со мной сколько угодно и совершенно бесплатно... Что бы это значило? Загадка разъяснилась в первую же минуту встречи.
- Слежку с меня сняли, я проверил, -быстро сообщил ожидавший меня, подтянутый элегантный господин в затемненных очках и с классическим "дипломатом" в руке. Он поднялся навстречу со скамейки, приткнувшейся в углу большой парковочной площадки при торговом центре. Подойти незамеченным в эту стратегическую точку было невозможно.
Я начал испытывать смутные сомнения по поводу того, не принимает ли меня этот матерый шпионище за кого-то другого. Искоса наблюдая друг за другом, мы чинно проследовали в кафе, столик в котором был выбран также по всем правилам науки рыцарей плаща и кинжала: в темноватом углу и так, чтобы просматривались и вход, и весь зал. Берлинг улыбался по-джокондовски и, казалось, чего-то ждал. И тут меня осенило!
- Знаете, Стиг, хочу сразу предупредить, чтобы не возникло недопонимания. Я действительно журналист, только журналист, корреспондент "Новых Известий", - сообщил я, протянув удостоверение.
- Только журналист? - Берлинг казался явно разочарованным. - Я вообще-то хотел встретиться с кем-то из ФСБ, рассказать им, как плохо проявило себя в моей истории ГРУ. В русское посольство в Стокгольме я идти не хотел. Ну да ладно, что ж поделаешь, журналист так журналист. Пусть они по крайней мере узнают все из вашей статьи! Так нельзя поступать с агентами, это непрофессионально и вредит интересам вашей страны!
- Как нельзя? И что, собственно, заставило вас искать встречи с российским... э-э... журналистом именно сейчас? Ведь вас уже три года как выпустили из тюрьмы.
- Накипело. Я решил, что мою историю должны прочитать в России, пусть все знают, как отвратительно вели себя ваши власти по отношению ко мне. Агенту, который рисковал своей жизнью ради вашей страны, человеку, получившему пожизненный приговор в Швеции, не дали даже того минимума, который обязателен в таких случаях: политического убежища. Я раз десять о нем просил, и каждый раз меня кормили обещаниями. Платили тоже ничтожно. Сравните с Олегом Гордиевским, который меня выдал. Когда он бежал в Англию, ему сразу вручили сто тысяч фунтов и британское гражданство, он живет как король. Я же получил от ГРУ в общей сложности только 68 тысяч крон, это 16 тысяч долларов, и кучу поддельных документов. Спасибо Швеции, дали мне здесь пенсию за офицерскую выслугу лет, шесть с половиной тысяч крон в месяц (около семисот долларов. - А.С.), на это и существую. Страна, против которой работал, поддержала, а от вас так ничего и не получил.
- Стиг, подождите! - я понял, что, если не направить нить повествования рассерженного пенсионера в более интересное русло, наш разговор превратится в бесконечную речь протеста против неблагодарности его второй родины. Большинство наших читателей, особенно люди старшего поколения, сами могут сформулировать список своих претензий к державе, смысл которых будет тот же, что и у моего собеседника: "Выжали и выбросили". - Давайте все по порядку. О вас в России почти ничего не знают, а в Швеции роились слухи один невероятнее другого. Что вы чуть ли не генерал ГРУ, преподавали шпионскую науку в Москве, жутко разбогатели... Расскажите о приключениях Стига Берлинга в авторском изложении. Как и когда вас завербовали?
- Я сам пришел в советское посольство в Бейруте в 1973 году. Меня подтолкнули к этому два события. В 1963 году я работал в стокгольмской полиции, и тогда как раз арестовали полковника ВВС Стига Веннерстрёма за шпионаж в пользу СССР. Он работал на ГРУ под кличкой Орел. Мы охраняли его, когда он лежал в больнице после ареста, и обсуждали с коллегами все, связанное с этим. Москва была очень щедра по отношению к Веннерстрёму! Он получил звание генерал-майора ГРУ и 490 тысяч крон, сегодня это соответствует почти 800 тысячам долларам. Кроме того, Веннерстрем симпатизировал СССР, и мне это было близко. В армии и в полиции Швеции в то время были сильные правые. Страна только формально была нейтральной. Офицеры НАТО были постоянными гостями в военных вузах и штабах, в полиции преследовали левых, собак учили рычать на команду "Пальме". Мне все это не нравилось. Страна провозглашает себя нейтральной, а в военное училище приезжает со стажировки в Штатах преподаватель, включает американские военные марши и ведет американскую пропаганду по полной программе среди курсантов. Я сам был на этой так называемой лекции. А как в полиции преследовали американских солдат, дезертировавших из Вьетнама! Они бежали в Швецию. Пальме их принимал, но здесь им приходилось плохо. Мои коллеги считали этих парней предателями и советскими агентами.
- Стиг, можно без патетики. Ведь вы сами хотели завербоваться в американскую армию и служить во Вьетнаме?
- Ну, был такой эпизод. Я служил в войсках ООН на Кипре, год подходил к концу, и мне ужасно не хотелось возвращаться назад в Швецию, тоска зеленая! Я с детства мечтал о других странах, о приключениях. Вот и подписал предварительный контракт с американцами. Но ничего из этого не вышло. Когда я вернулся в Стокгольм и пришел в американское посольство для окончательного оформления документов, то получил отказ. Мне сообщили, что боятся дипломатических осложнений: "Если вас убьют, что скажет Пальме?".
- И тогда вы решили предложить свои услуги другой сверхдержаве. Советскому Союзу?
- Ну, вообще-то, я мог бы продать документы и американцам. Но уж очень я проникся уважением к вашей разведке!
"Пить-то ваши пили, и сильно, но технику каждый раз с собой в номер забирали"
- Из-за тех денег, которые она заплатила Веннерстрёму?
- Нет, чисто профессионально. Из-за вашего писающего военного атташе. Я к началу 70-х уже плотно советскими дипломатами занимался. Сначала работал в группе контрразведки СЕПО, осуществлявшей слежку за посольством. Там главная проблема была раскусить, чем ваши дипломаты на рыбалке занимаются. Они без конца рыбачили. Наше начальство думало, что это лишь прикрытие для шпионажа. Никак не могли поверить, что русские просто так с ума по рыбалке сходят. Причина, конечно, была: им денег мало платили, а с удочкой сидеть - самое дешевое хобби. Ну а затем я перешел в нашу военную разведку. Там тоже на русских специализировался. Ваши военные атташе несколько раз в году совершали ознакомительные поездки по Швеции, а мы за ними следовали. Это был такой официальный шпионаж. Атташе и его свита с помощью аппаратуры в своих машинах ловили сигналы наших радарных станций, осуществляли визуальное наблюдение за военными объектами, потом все это сравнивалось с данными спутников-шпионов, анализировалось. Рутинная работа. Мы по маршруту ваших дипломатов и их остановкам в пути могли понять, как много они знают о шведской обороне. Еще была надежда, что, выпив в гостиничном ресторане, они забудут в машине свою аппаратуру, но тут ничего у нас не выходило. Пить-то ваши пили, и сильно, но технику каждый раз с собой в номер забирали. Мы только контакты для подключения в их машинах находили. И вот однажды поехал советский атташе в поездку по шведскому северу, мы следуем за ним. Все как обычно. И вдруг русские сворачивают с трассы Е4 и гонят двадцать километров по лесной дороге. Там останавливаются, выходят из машин, вся дипгруппа концентрируется вокруг большой елки и начинает справлять малую нужду. Семь минут по хронометру! Выпили они, конечно, накануне много, и мочевые пузыри бывают у людей всякие, но ведь не семь минут облегчаться! Стоят, спустив штаны, и при этом все время внимательно так оглядываются вокруг. Что за чудеса! Мы знаем, что русские просто так пописать на двадцать километров в сторону свернуть не могли. С другой стороны, по нашим данным, в этом районе ничего интересного нет, ни аэродромов, ни складов, ни радарных станций. Лес стеной, и все. Мы обратились потом в штаб Сил обороны - и там подтверждают: атташе справлял нужду вдали от всех стратегических объектов. На всякий случай поехали в штаб ВВС, там взяли нашу карту с отмеченной на ней елкой, ушли совещаться. Через какое-то время выбегают с белыми лицами. Оказывается, в том месте было запланировано строительство радарной станции. Но все было лишь на стадии предварительных решений. Откуда об этом русский атташе узнал? И вот тогда я проникся уважением к вашей разведке.
- В шведской прессе сообщалось, что вы передали русским все планы шведских оборонительных сооружений, нанесли ущерб на миллиарды долларов. Как вам удалось заполучить этот главнейший документ шведских вооруженных сил?
- Проще простого. Мне нужно было знать, где какие объекты расположены, чтобы сверять свою карту с передвижениями советского военного атташе. Документ сверхсекретный, по инструкции положено его каждый раз брать под расписку и в тот же день сдавать, но это так неудобно! Вот начальство мне и разрешило снять копию и держать ее на своем рабочем столе. Однажды, когда я уже заканчивал работать в военной разведке и подписал контракт на службу в силах ООН на Ближнем Востоке, я и подумал: "Хорошо бы припрятать эту папку на рэйни дэй - на "дождливый день", то есть на будущее, когда мне придется туго с деньгами. Я положил эту папочку с документами, где каждая страница проштампована "Совершенно секретно", в портфель и спокойно прошел мимо охранника. Если бы он попросил меня тогда открыть портфель шпиона Стига Берлинга никогда бы не было! Папку я спрятал в свою банковскую ячейку и отправился служить на Ближний Восток.
- Стиг, если судить по фильмам, без женского участия в становлении молодого шпиона не обходится. В реальной жизни, конечно, все выглядит иначе?
- Не знаю, у кого как, а у меня все вышло, как в кино. Я еще перед отъездом на Ближний Восток познакомился в Стокгольме с продавщицей по имени Ингер. Она была старше меня, замужем за богатым архитектором, родила от него четверых детей, но мечтала о приключениях, как и я. У нас завязался роман, и Ингер приехала ко мне в Бейрут. Если бы вы видели Бейрут начала 70-х! Это был центр мирового шпионажа. Островок относительного мира в центре арабо-израильского конфликта. Каждая уважающая себя разведка держала там свою резидентуру, бары были полны шпионов. Самым престижным считался бар при гостинице "Сент-Джордж". Обычных людей там не было - одни шпионы. Новичка наперебой угощали, стараясь выяснить, чем он может быть полезен и на кого работает. Все продавалось и покупалось. Мы с Ингер были завсегдатаями этого бара, нам так хотелось на равных войти в этот заманчивый тайный мир! Ингер была роскошной женщиной, очень эротичной. Рыжеволосая, с аппетитными формами да еще одевалась очень вызывающе. Любила ходить без трусов под платьем, а то вообще являлась в сетке на голое тело. Ясно, что все мужчины пытались за ней ухлестывать, ходили перед ней петухами. Мой куратор в ГРУ Александр Никифоров позже не раз говорил, что Ингер была бы куда лучшей шпионкой, чем я, если бы она добывала информацию "постельным путем". Он ею восхищался, как и все мужчины. Держать такую женщину при себе было тяжело, сами понимаете, к тому же Ингер была транжирой, любила шикарные рестораны, дорогие отели. Мой ооновский контракт подходил к концу, надо было возвращаться в Швецию, и Ингер захотела ехать домой на машине, совершить романтическое путешествие с остановками в лучших европейских гостиницах. Денег на это у меня не было, а она все повторяла: "Стиг, ну придумай что-нибудь". Тогда я сказал, что у меня припрятаны документы, которые можно продать. Если бы Ингер возмутилась, я бы все свел к шутке и забыл о шпионской карьере. Но она отнеслась к моему признанию с таким восторгом... "Как это здорово! - повторяла она. - Какая гениальная идея! Ты станешь настоящим шпионом!". Мы в то время зачитывались шпионскими романами, нашим кумиром был Ким Филби, сбежавший в Союз. Мы ходили в те же рестораны и бары, которые любил Филби. Теперь появился шанс стать таким, как он. Ингер называла меня "Мой собственный Смайли!" (английский шпион, герой Ле Карре. -А.С.), а я ее: "Моя Мата Хари". В общем, финансово и психологически я созрел для продажи документов.
- Вам пришлось вычислять, кто из посетителей ваших шпионских баров работал на Москву?
- Нет, с типами из баров можно было легко ошибиться. Я знал, что все советские загранучреждения были связаны с разведкой. Поэтому я пришел в контору "Аэрофлота" и попросил начальника организовать мне встречу с военным атташе. Тот посоветовал явиться прямо в посольство, сказал, что проблем не будет. Так я впервые встретился с человеком, который стал моим куратором на многие годы - Александром Никифоровым, Алексом. Его перевели на должность военного атташе в Бейруте из Вашингтона, американцы объявили его "персона нон грата". В Бейруте ходили слухи, что Никифоров был очень успешным шпионом, за это его и вышибли из Штатов.
- Вы сели под портретом Ленина, и атташе стал выяснять, сочувствуете ли вы коммунистам и Советскому Союзу ...
- Бюст Ленина был действительно, но Никифоров оказался здравомыслящим и практичным человеком. Я попытался говорить о своих политических взглядах, но он прервал, сообщив, что его, как военного человека, все эти высокие материи не интересуют. Если у меня есть что-то интересное, то они готовы это купить. Несколько дней ушло на проверку моих данных, затем я слетал в Стокгольм за заветной папкой. Кстати, Швеция упустила тогда еще одну возможность остановить меня. В стокгольмском аэропорту по пути назад сотрудница полиции попросила меня открыть портфель, достала папку, но даже не удосужилась заглянуть в нее. Там все было испещрено штампами "Совершенно секретно". Она сообщила, что бумаги ее не интересуют, они проверяют оружие.
- Вы заранее оговаривали стоимость документов, требовали задаток?
- Нет, как ни странно, финансовый вопрос как-то в тот момент отошел на задний план. Ум был занят другим: вербовкой и тем, как вывезти документы из Стокгольма. Я передал папку Никифорову, а через неделю на встрече, которая состоялась в его квартире, он устроил небольшой банкет с вручением денег. Сообщил, что руководство довольно, дал мне 8 тысяч ливанских фунтов, это было около четырех тысяч долларов, и заставил подписать договор о сотрудничестве. На эти деньги мы с Ингер и совершили романтическое путешествие в Стокгольм.
"Работать на русских -все равно, что ехать в поезде третьим классом"
- То есть началом сотрудничества с ГРУ вы были довольны?
- Да, началось все неплохо. Алекс был настоящим профи, прекрасно говорил по-английски, они с Ингер очень понравились друг другу - это тоже важно, когда речь идет о шпионской паре, какой вскоре стали мы. Но затем все пошло хуже. Русские стали жаться с деньгами и без информации, просто так, платить отказывались. Но ведь шпион - не токарь, от него нельзя требовать ежемесячной выработки. Я как-то пожаловался Алексу, сказав, что работать на русских - все равно, что ехать в поезде третьим классом, в то время как агенты других стран путешествуют первым. Он мне на это ответил: "Зато в конечный пункт все приезжают одновременно". Остроумный человек, не то, что его коллеги, которым он меня вскоре передал.
- Но, если судить по шпионской литературе, тот, кто завербовал агента, ведет его и дальше. Иначе увеличивается риск раскрытия.
- Так положено, но ваше ГРУ не соблюдало даже элементарных правил. Где это видано, чтобы резидент не знал иностранного языка и не мог объясниться с агентом, или чтобы офицер ГРУ перепутал место встречи и в результате сорвал ее! Все это со мной было.
- Перепутать, наверное, можно, если очень постараться. Но без языка за границу не посылают. Это вы наговариваете.
- Чистая правда! Алекс уехал в Москву, ему было уже за пятьдесят, стало барахлить сердце. На замену резидентом прислали другого полковника - Сергея Ермолаева. Этот почти не говорил по-английски, мы с ним не могли объясниться. Я попробовал по-французски - там вообще катастрофа. Пожаловался Никифорову, он как раз передавал дела преемнику, тот пообещал все поправить. Думаете, дали мне другого куратора? Плохо вы знаете нравы ГРУ! Является ко мне тот же полковник Ермолаев и, точно школьник, отчитывающийся перед учителем, радостно сообщает, что командование направило его на курсы английского языка специально, чтобы понимать, о чем я ему хочу сообщить. Надо признаться, Ермолаев очень старался, и в конце концов мы смогли с ним кое-как объясняться. Но больше всего ему помогала разговорная практика со мной. Потом я уехал из Бейрута, а когда вернулся, Ермолаев в языковом смысле окончательно деградировал. Почти не мог со мной говорить.
- Вы продали свой единственный запас, секретную папку, чем же вы зарабатывали потом?
- Разной мелочью. Русские давали нам с Ингер незначительные задания на израильской территории, касающиеся дислокации израильских частей, их состава и прочее. С такой работой в принципе мог справиться любой палестинец. А ГРУ рисковало жизнью ценного агента, который мог им пригодиться в Швеции. Во всем этом был лишь один приятный момент: мы с Ингер путешествовали по Израилю под видом влюбленной пары, занимаясь сексом то под грохот взлетающих с военного аэродрома истребителей, то на пути движения танков. Это придавало сексу небывалую остроту! Ермолаев платил за каждый такой рискованный любовный сеанс на фоне военного объекта, как крохобор, всего по 400 долларов.
- Все шпионы, особенно раскаявшиеся, стараются преуменьшить результаты своей работы. Неужели в вашем израильском периоде не было никаких достижений?
- Ну, было одно. Как-то в туалете на одном дипломатическом приеме Сергей Ермолаев передал мне записку. Там было написано: "Сверхсекретная лаборатория Несс Зиона, ЦРУ, но ведут дела израильтяне. Исследования биологического оружия".
Мне предлагалось съездить в этот городок и разузнать о лаборатории подробнее. Легче сказать, чем сделать. Но я все же отправился туда. Подъехал к ограде с надписью "Ness Ziona Research Institute". Выходит охранник, я представился исследователем из Каролинского института в Стокгольме, сказал, что хотел бы поговорить с кем-нибудь из коллег, работающих здесь, может быть, можно получить брошюру о деятельности института. Прием глупый, но именно поэтому, возможно, сработал! Охранник попросил подождать в комнате для гостей, позвонил куда-то, ко мне явился ученый, похожий на молодого Эйнштейна. Ему я сообщил, что мой брат работает в Каролинке, хотел бы завязать научные контакты. Эйнштейн жутко заинтересовался. Весь научный мир, связанный с медициной и биологией, знает, что Каролинка выдвигает на Нобелевские премии, и этот парень решил, что такой полезной связью нельзя пренебрегать. Он сказал, чтобы я приехал на следующий день, он что-нибудь подберет.
И вот, представьте себе, вместо израильской службы безопасности, которая ждала любопытного шведского ученого, меня встретил тот же Эйнштейн! Он притащил целую кипу бумаг. В том числе отчет о годовой деятельности института! Он рассказал, что они экспериментируют с африканскими мушками, заражая их различными смертельными болезнями. "А если такие мушки полетят на Израиль?" - спрашиваю. "Это не страшно, - отвечает, - мы можем вакцинироваться".
Когда я привез Сергею документы и передал разговор, он был поражен простотой и эффективностью моей операции. "В Союзе такое невозможно, - говорит, - такое могло случиться лишь в таком дегенерирующем гнезде капитализма, как Израиль!".
Но израильская контрразведка допустила лишь этот, единственный промах. Тогда этот самодовольный толстяк даже не подозревал, что его служебная квартира давно стояла у израильтян на прослушке, и все наши разговоры они знали, в том числе и то, с какой целью мы с Ингер любили друг друга в разных стратегических точках страны! Это выяснилось уже потом, когда их контрразведка "Шин-Бет" меня поймала. Счастье еще, что они ничего не пронюхали про лабораторию. Вероятно, Сергей не мог выразить свою мысль устно, поэтому составил записку по словарю.
- Но уж за заразных израильских мух вам ГРУ отвалило!
- По обычной ставке - 400 долларов. Я же говорю, их гонорары сразу же заставили меня пожалеть о том, что я пошел на вербовку.
- Если вы поняли, что Советский Союз не хочет сделать вас богатым, вы не пытались прервать свою агентурную деятельность?
- Я знал, что это нельзя. Алекс меня сразу предупредил, что первая моя расписка за получение денег равносильна контракту, а за его нарушение меня ждет наказание куда более сильное, чем шведская тюрьма. Выход был один: постепенно становиться бесполезным.
"Меньше работаешь -больше получаешь. Потому ваш Союз и развалился"
- Судя по тому, что ГРУ тратило на вас огромные деньги вплоть до конца 80-х, бесполезным вы стали очень постепенно.
- Парадокс советской системы. Когда я приносил пользу, мне ничего не платили, когда перестал - деньги уже не считали. Меньше работаешь - больше получаешь. Потому ваш Союз и развалился. В общем, вернувшись с Ближнего Востока в Стокгольм, я перевелся из военной разведки в службу безопасности. Там я вскоре возглавил отдел, работавший по Советскому Союзу. Нашей главной задачей была слежка за сотрудниками советского посольства в Стокгольме. В ГРУ я должен был сообщать об их проколах, чтобы можно было исправить недостатки.
- И вам удалось сделать посольство в Стокгольме образцовым среди всех прочих советских зарубежных представительств?
- Я старался, но ваша бюрократия оказалась непробиваемой. Недостатков у ваших посольских разведчиков была куча. Они не стряхивали хвостов, заводили кучу романов на стороне, никак не связанных с добыванием информации, разъезжали на "Волгах", которые можно было узнать за версту. Я набрал компромата, прилетел к Сергею в Бейрут, все передал, но результат моих усилий был лишь один: со временем "Волги" из посольства убрали, заменив их на западные машины.
- Неужели вам при развитой шпионской технике связи приходилось каждый раз лично отправляться на встречи с куратором?
- Коммуникации были постоянной проблемой. В Бейруте Сергей, окончательно забывший английский без практики, решил обучить меня передаче сообщений с помощью микроточек. Ужасно неудобная техника! Крошечную точку с сообщением вкладывают в угол конверта, и письмо отправляют адресату. Точку потом достаешь, проявляешь и читаешь сообщение с помощью увеличительного стекла. Я все время обучения провел на коленях, ползая в поисках вывалившихся из конверта точек. Впоследствии ГРУ по моей просьбе от точек отказалось, перешли на письма симпатическими чернилами. Но бумага была специальной, просто при нагревании текст не выступал, надо было применять специальные химикаты. На последнем этапе моей работы перешли к передаче кодированных цифровых сообщений по радио, для этого мне пришлось научиться считать по-русски от одного до десяти. Шифр надо было конструировать на основании тупой фразы "Crazy Good is coming to us". Кстати, русский язык мне учить, пока я был за границей, запретили, чтобы не возникло подозрений, если мои знания обнаружатся. Но основная связь все же была личной. Местом встречи был Восточный Берлин.
- И вы, офицер шведской службы безопасности, могли посещать Восточную Европу, не вызывая подозрений?
- Это было проблемой. Если бы у нас узнали, что я ездил в Восточный Берлин, моя шпионская карьера могла бы закончиться намного раньше. Достаточно было посмотреть на мой паспорт с гэдээровскими печатями, которые ставили на границе. Обратно, правда, меня переправляли через подземный ход под Берлинской стеной. Не знаю, зачем нужны были эти игры. Возникала абсурдная ситуация: штамп на въезд в страну в паспорте был, а на выезд - нет.
- Мне, как дилетанту, трудно понять такое поведение профессионалов. Может, вас зачем-то хотели провалить?
- Обычное разгильдяйство. Им было удобнее встречаться со мной в Восточном Берлине, а об остальном как-то не подумали. Я, кстати, был на волосок от провала из-за этих штампов. В Неаполе я познакомился со швейцаркой, Гундой Коста Хурни, блондинкой, похожей на Брижит Бардо. Она работала в службе безопасности натовской базы, следила за увлечениями на стороне натовских офицеров. Эта работа развила у моей подруги патологическую подозрительность и ревность. Она приехала ко мне в Стокгольм и перерыла всю мою квартиру в поисках следов конкуренток. Все найденные фотографии девиц порвала, но хуже всего, что обнаружила мой паспорт с гэдээровскими штампами. Я прихожу с работы, а эта мегера стоит на куче порванных фотографий моих прежних пассий, потрясает раскрытым паспортом и кричит: "Ты попался, восточногерманский шпион! Теперь тебя посадят, сучий потрох!". Мы поскандалили, я дал ей пощечину, и Гунда на следующий день побежала сразу в две инстанции. Сначала настучала моему начальству в СЕПО о моих поездках в ГДР, а затем побежала в полицию и накатала заявление об избиении. Ее отправили в приют для избитых женщин. Оттуда она мне и позвонила, обо всем рассказав со злорадством. Но я почувствовал в ее голосе некоторое колебание. Приехал за ней в приют, дал взятку охране, ее отпустили со мной в гостиницу. Гунда уже пришла в себя, просила прощения и кидалась мне на шею.
Девушка заварила такую кашу, что мне не оставалось ничего другого, как только бежать из Швеции. Гунда, как ни странно, захотела бежать в ГДР вместе со мной. Мы уже приехали на юг Швеции, оттуда ходили паромы в Польшу и ГДР, и я решил на всякий случай позвонить в Стокгольм. Первый звонок сделал в полицию: там собирались объявить меня в розыск. Успокоил, сказал, что скоро вернусь назад, а Гунда заберет свое заявление об избиении. Второй проверочный звонок сделал в СЕПО. Мой шеф говорил доброжелательно, в шпионы меня не записал, только спросил, правда ли это, что я был в ГДР? Я сказал, что был там транзитом, когда летал на Ближний Восток в годы службы в войсках ООН. Шефа такое объяснение устроило.
- Стиг, цель вашего повествования, случайно, не убедить аудиторию, что во всех разведках работают идиоты?
- Да я сам каждый раз поражался, какие кренделя выкидывает жизнь! Гунда в своей ненависти ко мне перестаралась. Пока мы были в бегах, и полицейские, и контрразведчики прониклись ко мне мужской солидарностью. Когда я вернулся, меня без конца хлопали по плечу и говорили: "Бедняга Стиг, ну и стерва тебе попалась!". Никто даже не удосужился попросить меня предъявить паспорт, чтобы проверить, когда я был в ГДР. Так и пронесло.
- И Гунда больше вашу шпионскую работу не саботировала?
- Я нашел на нее компромат. Проверил по линии Интерпола, оказалось, девушка сидела в швейцарской тюрьме за растрату. Тогда я попросил приятеля в контрразведке помочь мне в порядке мужской солидарности. Он позвонил Гунде и пригласил ее поговорить "о старых швейцарских делах". На следующий день моей "Брижит Бардо" и след простыл. Правда, она еще раз попыталась вернуться в Стокгольм, когда ее погнали из НАТО. Я увидел ее в "Гранд-отеле", она там работала люксовой проституткой. Один анонимный звонок в полицию нравов, и моя любовь навсегда забыла о Скандинавии.
- Все ваши критические ситуации какие-то анекдотические. Неужели вас ни разу не могли провалить в результате каких-либо более серьезных происшествий?
- Почему же, событийная палитра у меня широкая. Вот, например, случай 1976 года. Ко мне на стол, как к шефу русского направления контрразведки, легла шифрограмма. Там сообщалось, что советский военный атташе в Стокгольме Георгий Федосов собирается бежать на Запад. Нам предлагалось обеспечить его переправу. Время бегства -7 мая. Для меня это бегство было бы катастрофой. Федосов, безусловно, знал, что в шведской службе безопасности работает агент ГРУ. Надо было как-то предупредить Москву, но как успеть сделать это за три дня? Мне в ГРУ дали кодовое имя на случай опасности - Свен. Но где это имя произнести? Посольство СССР в Стокгольме под наблюдением, туда не сообщишь. Ехать в ГДР опасно - опять шлепнут свои огромные печати в паспорт, а числа, проставленные на них, легко могли соотнести со временем бегства Федосова. Поэтому я рванул в Польшу, куда шведы могли ездить без визы. Добрался до Варшавы, пришел в советское посольство, с телеграммой, спрятанной под стелькой ботинка. А там мне сообщают: "Ждите до завтра, военный атташе в Москве". Наконец, уже в день побега, является атташе Майк. Гэрэушники, надо сказать, над именами не мучились, драли подряд из английских календарей. И вот этот Майк в двубортном костюме, и без того превший на майском солнышке, узнав о сегодняшнем бегстве, выпустил литр пота от ужаса и побежал отправлять шифровку в Москву. Через какое-то время приходит довольный: "Все, Свен, успокойся. Успели. Предатель обезврежен".
- И не жалко было отправлять под расстрел человека? Вас-то в Швеции в худшем случае лишь в тюрьму могли посадить!
- Я действовал панически. Угрызения совести, рефлексия пришли уже потом. Но, как выяснилось, напрасно я переживал. Перебежчика срочно отправили в Союз самолетом "Аэрофлота", а когда я уже жил в Москве, выяснилось, что его не только не наказали, но даже дали генерала. В общем, я невольно сорвал крупную операцию ГРУ по внедрению агента в западные спецслужбы. Но они даже виду не подали. Оплатили мою поездку в Варшаву, вручили пять тысяч долларов - большие деньги по тем временам, - но главное, решили проблему с моими поездками в Восточную Германию. Майк сделал мне фальшивый шведский паспорт на имя Свена Олафа Олссона, специально для поездок в ГДР, а в моем настоящем заменили странички с восточногерманскими штемпелями на чистые. Теперь мне никакая "Брижит Бардо" не была страшна!
"Меня сдал Олег Гордиевский"
- Стиг, у вас все так удачно складывалось. Как же вы все-таки попались?
- Меня сдал Олег Гордиевский. Хотя я работал на ГРУ, они информировали КГБ по всем важным вопросам, в общих чертах, разумеется. Но Гордиевский тем не менее понял, что у ГРУ в шведской службе безопасности есть агент. За мной установили слежку, однажды я нашел в своей квартире обломок зубоврачебного сверла. С помощью таких крошечных сверл проделывают отверстия в стенах для установки микрофонов на прослушивание. Но микрофонов я в стенах не нашел и успокоился. Решил, что меня хотят проверить в связи с обвинениями "Брижит Бардо", но потом все улеглось. С ГРУ я практически распрощался, перейдя работать начальником полиции стокгольмского аэропорта. Там никаких секретов не было, мне даже радиосообщения посылать перестали.
- Гордиевский сдал вас британской разведке, те сообщили об этом шведам, но арестовали вас почему-то израильтяне. Что за ненужная масштабная операция?
- Все было просто. В 1977 году я вновь завербовался в ООН в Египет и начал подрабатывать контрабандой золота. Многие в ООН продавали на "черном рынке" служебное имущество, делали на этом состояния, так что перевозка золота - еще не самое грязное занятие. Мои палестинские друзья снабдили мою служебную машину тайниками в передних крыльях, и я работал курьером. Из Венеции в Амман возил необработанное золото, обратно - обработанное. За одну поездку получал пять тысяч долларов чистыми. Такие доходы в ГРУ мне и не снились. Риск к тому же был минимальный. Во-первых, выручали ооновские документы, во-вторых, израильская и иорданская разведка закрывали глаза на эту контрабанду Им это было даже выгодно. "Золотые" контрабандисты стучали на тех, кто возил оружие в палестинские районы Израиля. Вся остальная нелегальная деятельность власти не волновала.
- И вы однажды рискнули, перевезя партию гранатометов для палестиицев?
- Если бы! Меня погубило легкомыслие. Не надо было появляться в Израиле. Ведь предупреждала меня моя любовница Тамар Голан, корреспондентка израильской газеты в Париже, что израильская разведка "Моссад" интересовалась мной. Но я решил, что ниточка тянется к моему старому приятелю армянскому доктору Накасяну из Иордании. Этот эскулап был крупным контрабандистом и так меня полюбил, что захотел женить на своей четырнадцатилетней дочке. Я отказался и понял, что такое оскорбленный в своих лучших чувствах армянский папа. Вероятно, решил я, Накасян шепнул куда надо, и израильтяне приняли мои невинные "золотые" рейсы за поездки с оружием для палестинцев. Но здесь я был чист. Поэтому я пренебрег предупреждением Тамар и приехал в Израиль. Я решил заняться туристским бизнесом, а все нити сходились в Иерусалиме. Уже в гостинице я увидел ничем не прикрытую слежку, решил срочно улетать, но в аэропорту меня взяли. Случилось это 12 марта 1979 года. С этого дня начался второй этап моей жизни: тюрьма, бегство, Москва, спасение от ГРУ.
|
