«Политика и закон в данном случае не дружат» Онлайн-репортаж со слушаний по иску Березовского против Абрамовича
«В Высоком суде Лондона закончилось выступление адвоката Лоуренса Рабиновича, который представляет интересы Бориса Березовского на процессе против Романа Абрамовича. Юрист пытается поставить под сомнение правдивость показаний Абрамовича и свидетелей с его стороны.
Лоуренс Рабинович в среду продолжал итоговое выступление. В зале приствовали Березовский с супругой. Абрамовича пока нет. На его месте Евгений Тененбаум, давний партнер и друг Абрамовича, управляющий директор Millhouse capital.
Абрамович выступает ответчиком по иску Березовского. Истец пытается доказать, что под давлением Абрамовича был вынужден продать в 2000—2003 годах доли в нескольких российских компаниях, в том числе в «Сибнефти», по цене существенно ниже рыночной. Ущерб Березовский оценил в $5,6 млрд.
По его мнению, Абрамович воспользовался изменением политической конъюнктуры — потерей влияния Березовского в Кремле и эмиграцией в Лондон, чтобы заставить его продать перспективные активы дешево.
Абрамович это опровергает, доказывая, что Березовский никогда не был реальным совладельцем бизнеса и получал выплаты лишь за стандартную для России 1990-х «крышу» и лоббистские услуги. Задача юристов Березовского — доказать наличие партнерских отношений между ним и Абрамовичем.
Рабинович продолжает свое выступление рассмотрением правовых вопросов по «Сибнефти». Истец настаивает, что к сделкам по «Сибнефти» должно применяться английское и французское право, а сторона ответчика — на применении российского права.
Угрозы по-французски
Чем отличается российское право от французского в части доказательства угроз, «Газете.Ru» объяснил магистр права, эксперт Высокого суда Лондона, партнер юридической компании НЁРР Илья Рачков:
«Возможно, это связано с тем, что во французском праве достаточно заявить, что тебе угрожали, а бремя доказывания обратного ложится на ответчика. В российском праве факт угрозы пришлось бы доказывать потерпевшей стороне. Кроме того, во французском праве понятие «угроза», вероятно, может трактоваться шире, чем в российском. Например, в праве Франции в качестве угроз, возможно, могут рассматриваться намеки или предупреждения».
Рабинович: «Угрозы Березовскому были выдвинуты во Франции, поэтому применимо французское право. Тот факт, что Абрамович — россиянин и живет в России, и тот факт, что Березовский когда-то жил в России, не имеет никакого значения.
Нужно смотреть не только на место, где эта угроза была доведена до сведения, но и на место, где она была получена. Если бы Абрамович стоял в комнате один и кричал, то никакой угрозы не было бы. И если бы Абрамович говорил с Патаркацишвили, угрожая Березовскому, но Патаркацишвили ничего бы не рассказал Березовскому, то это тоже нельзя считать представлением угрозы, так как она не была доведена до сведения человека, которому предназначена.
При угрозах применимо право страны, где угроза была услышана. Если бы Абрамович позвонил из России Березовскому во Францию, то она была бы получена во Франции, это равносильно тому, если бы она была сделана во Франции. Нельзя игнорировать тот факт, где была доведена угроза до Березовского. А это произошло во Франции.
Мы утверждаем, что ни одна из причин, выдвинутых Сампшном, не является убедительной и не создает ситуации, в которой необходимо применять российское право вместо французского».
Теперь Рабинович переходит к теме владения долями в «Русале».
Рабинович: «Абрамович попытался найти объяснение, почему в договорах по «Русалу» написано не то, что было на самом деле. Можно допустить ошибку в одном договоре, например, но не в пяти! На наш взгляд, Абрамович действительно имел партнеров, которые участвовали в сделке с Дерипаской и являлись совладельцами 25% «Русала».
Кроме того, почему, когда Абрамович начал продавать свои интересы в «Русале», он делал это поэтапно? И почему он согласился заплатить $585 млн (что равняется 37% прибыли от продажи «Русала») Патаркацишвили, учитывая, что, по словам самого Абрамовича, сумма, которую Патаркацишвили должен был получить, равнялась только $115 млн? Мы считаем, что это связано с тем, что Березовский имел имущественные права на их совместную собственность, а не с уникальной щедростью Абрамовича.
Приобретение алюминиевых активов (1999 год) — это начало всего вопроса по «Русалу». Абрамович утверждает, что он один выкупил алюминиевые активы. Мы считаем, что Березовский, Абрамович и Патаркацишвили договорились купить активы в той же пропорции, что и в соглашении 1995 года, 50 на 50 (половина у Абрамовича, остальная половина у Березовского и Патаркацишвили), эта же договоренность применялась и к дальнейшему совместному бизнесу».
Далее Рабинович делает попытку доказать, что Березовский принимал активное участие в слиянии алюминиевых активов и что Березовский и Абрамович были партнерами по покупке алюминиевых заводов.
Рабинович: «Именно к Березовскому и Патаркацишвили обратился (бывший совладелец Красноярского алюминиевого завода) Босов с предложением заняться алюминиевым бизнесом. Неоспорим и тот факт, что Березовский выезжал в Красноярский край, встречался с генералом Лебедем, чтобы заручиться поддержкой местных политических деятелей (на продажу заводов). Сам генерал Лебедь подтвердил, что Березовский участвовал в этой сделке. А Сампшн, который пытается нас убедить в том, что Березовский не имеет никакого отношения к алюминиевым активам, объясняет заявление генерала Лебедя тем, что «это то, что Березовский сделал бы в качестве политического покровителя Абрамовича», и отказывается рассматривать Березовского как участника вообще какой-либо сделки.
Еще один важный момент — это что каждый из продавцов (имеется в виду экс-директоры Красноярского, Братского и других заводов) считал, что продает алюминиевые активы именно Березовскому и Патаркацишвили».
Судья Элизабет Глостер: «Напомните мне, пожалуйста, самолет был подарком плюс к $585 млн?»
Рабинович: «Да, именно так. Абрамович заплатил Патаркацишвили $585 млн и еще подарил ему самолет».
Рабинович продолжает: «Адвокат Сампшн говорит, что у Березовского не было интереса в КрАЗе и БрАЗе и поэтому не было интересов и в слитых активах. Это подводит нас к встрече в «Дорчестере». Абрамович, Швидлер и Дерипаска старались отрицать все, что на самом деле происходило в этот день, настаивая на том, что никаких серьезных обсуждений бизнеса не состоялось. Но в таком случае кажется очень странным, что все согласились по короткому предупреждению лететь в Лоднон, чтобы встретиться с Березовским. Имеются показания Березовского и Патаркацишвили в отношении того, что обсуждалось в «Дорчестере», и в отношении того, что у них была доля в «Русале».
Если бы Березовский не имел отношения к «Русалу», то кажется странным, почему вообще обсуждался вопрос «легализации доли Березовского в «Русале». И почему производилась выплата Березовскому дивидендов от «Русала»?!»
Еще одним доказательством наличия доли Березовского в «Русале» Рабинович назвал записки Стивена Кертиса, юриста Березовского, погибшего в авиакатастофе.
Рабинович: «Также у нас есть договор о признании, в котором Абрамович признал, что он не является владельцем 25% «Русала», а эта доля принадлежит Патаркацишвили. И в этом договоре все настолько ясно изложено, что нет возможности сослаться на что-либо другое. Однако Абрамович утверждает, что этот договор сфабрикован, и он написал его под давлением. Мы считаем, Абрамович скорее признает свое участие в этой нечестной сделке, чем признает истину».
После часового перерыва в зале суда повился Абрамович. Как обычно, небритый и на вид невыспавшийся, но улыбчивый и приветливый, он перекинулся парой фраз с Тененбаумом и присел на привычное место в окружении своих адвокатов.
Рабинович: «Мы утверждаем, что все вопросы по «Русалу» регулируются английским правом, так как обсуждение условий сделки проходило в Лондоне, на встрече в отеле «Дорчестер».
Рабинович эффектно заканчивает свое выступление, отмечая, что во второй продаже акций «Русала» имел место сговор с целью исказить истинное положение вещей.
Слово переходит к следующему адвокату — г-ну Малеку. Он жалуется судье на то, что события, которые рассматриваются сейчас в суде, произошли довольно давно и реконструировать их сложно.
Малек: «Другая трудность возникает при рассмотрении некоторых вещественных улик и записей со встреч, на которых говорили как по-русски, так и по-английски, и кто-то мог чего-то не понимать».
Привлечение к судебному процессу свидетелей также вызывает трудности: Лебедь, Кертис и Мосс скончались, а они могли бы дать важные показания. Некоторые свидетели (как, например, Черной) давать показания отказались. Фомичев — ненадежный свидетель, его даже не стали вызывать.
Следующая трудность — то нет необходимых документов, то они поддельны.
Малек: «Мы все слышали о том, как документы датировались задним числом или создавались подложные документы, чтобы удовлетворить требования западных банков».
И, наконец, совершенно очевидно, что политика и закон в данном случае не дружат, считает Малек.
После короткого перерыва Малек переходит к «Русалу». Он считает, что между Березовским и Абрамовичем в 1995 году не существовало договоренности, что все последующие бизнесы будут делиться в таких же долях, как была поделена «Сибнефть». Необоснованно и утверждение о том, что сделка по «Русалу» проплачивалась из доходов Березовского и Патаркацишвили от «Сибнефти».
Малек: «Мы считаем, что эти утверждения абсолютно необоснованны. Даже если Березовский докажет существование соглашения 1995 года, его аргументы все равно не подлежат удовлетворению (по российскому праву).
Березовский также заявляет, что он был бенефициарным владельцем. Но он никогда не мог пояснить суду, что же — компании или заводы — Абрамович держал для него в доверительной собственности.
Записи по опросу Бадри (Патаркацишвили), по мнению Березовского, доказывают, что они оба имели свои доли в КрАЗе и БрАЗе на тех же условиях, что и в «Сибнефти». Но и это утверждения мы считаем необоснованным».
Судья объявляет перерыв до четверга. Малеку потребуется еще около часа, чтобы закончить свое выступление».
