|
“То, что в России истории с помещением детей в специализированные детские приюты приобрели такую негативную огласку, так это от отсутствия достоверной информации. На самом деле все происходит совсем не так”. Римма Салонен, Валентина Путконен, Инга Рантала… За последний год русско-финские фамилии заполонили страницы газет и виртуальную сеть. Интернациональные семейные скандалы с последующим дележом детишек комментируют Путин и Медведев. Это как снежный ком: не успели отнять у родителей одного ребенка — на следующее утро информация о новом “деторазводном” процессе. …Анастасия Пуйконен, Гульмира Хекейнен… Сколько в Финляндии еще осталось русских женщин, выясняющих свои отношения с мужьями на дипломатическом уровне? Сами же финны считают, что об этих историях вообще не стоит писать в СМИ. “Это совершенно обычная, даже рутинная ситуация, и для нас не важно, какой национальности изымаемый из семьи ребенок”.
В Финляндии нет несчастных сирот. Нет беспризорников, нюхающих клей по вокзалам. Здесь совершенно другой менталитет.
Новый закон, охраняющий права детей, был принят в 2008 году и соответствует, как говорят сами финны, мировым стандартам. Срочная передача ребенка в специализированное детское учреждение — на срок до 30 дней. Пребывание можно продлить еще на месяц. И все. Если мамаша, давшая хулигану подзатыльник, не одумается, ребенка отберут навсегда, поместят в приемную семью.
Пособие — несколько сотен евро — получают новые родители на каждого опекаемого. Соцприюты, куда попадают неблагополучные дети, тоже содержатся государством. С точки зрения логики системе в общем-то выгодно, чтобы проблемы “отцов и детей” существовали и впредь.
Система работает безотказно. 7-летний Роберт Рантала, рассказавший в школе учительнице, что мама его бьет, а потом убежавший из детского приюта и рыдающий перед телекамерами, что хочет обратно к маме, так и не дождался возвращения домой. Пришлось вмешаться политикам.
Анна на шее
Первый раз о том, что в благополучной Финляндии не все так спокойно, я узнала два года назад.
“Храни, Господи, младенцев Иеремию, Петру, Фому, Акима и мать их Анну”, — 50-летняя Елена Лайхо молилась у окна, смотря на дом дочери, что неподалеку.
Русскую девушку, у которой тогда впервые отобрали четверых детей, звали Анна. Она была действительно молода. Всего 26 лет. И уже два мужа, причем оба бывших. Нет постоянной работы. К тому же — дочь эмигрантки из СССР.
И живет не где-то в прогрессивном Хельсинки — на западе Финляндии, почти на границе со Швецией, в глухом краю, в который из столицы на автобусе надо добираться часа четыре.
“Из-за того что я не могу наладить личную жизнь, мне сказали, что я представляю для малышей опасность, — рассказывала сама Анна. — Была бы я даже в счастливом гомосексуальном браке, это бы посчитали нормальным”.
Жалобу на Анну коллективно подали сразу два бывших мужа.
Без детей Аня похудела на двадцать с лишним килограммов. Пирсинг везде где можно. Джинсы, спущенные на бедра.
Разбросаны по комнатам игрушки. Во дворе строительный мусор, кровля не перекрыта. По всем параметрам семья из группы риска.
Работники специальной службы заявились домой к бабушке Елене, где находились четверо внуков, как в России приходит милиция с обыском. Детей забрали с криками и слезами. “Но с матерью им хуже. Она не может наладить их быт”.
А как же материнская любовь?
В правовом государстве закон должен быть выше любви.
— Кто бы мог подумать, что мои мужья сговорятся и поступят так? Я — девушка приличная, не встречаюсь с мужчинами без того, чтобы не выходить за них замуж. На полчаса к автозаправке кофе попить сбегала — возвратилась к маме уже с мужем, — слова у Анны напоказ. И шутки напоказ. Девочка из хорошей семьи, притворяющаяся, что будто только вынырнула из подворотни.
Когда-то ее мама Елена, выйдя удачно замуж, привезла дочь из Питера. Но полностью своей Анна так здесь и не стала. “Рюссо” — дразнили ее в школе.
В каникулы уехала на родину, связалась с плохой компанией, довыпендривалась… Мама тогда ее еле вытащила.
“Как хочу, так и живу”, — демонстративно заявляет мне Аня. Представляю, как были шокированы ее видом местные чиновники, привыкшие совсем к другим женщинам, без загадочной русской души. Проще надо быть, такой, как все, — тогда и дети дома останутся.
Усредненность — полная семья, работающие родители, образцово-показательный буржуазный быт — вот залог того, что однажды к вам не придут из социальной службы.
Но ведь так бывает крайне редко. И в Финляндии, и в России.
“Мне сказали, что лучше бы, чтобы я сделала стерилизацию, — у меня и так четверо, зачем мне еще, представляешь?!” — восклицала Анна.
Когда я вернулась из этой командировки в Россию, статью не стали публиковать, сказали, что это страшные сказки какие-то, такого просто не может быть ни в одной цивилизованной стране мира… А через год началось…
Обратная сторона социализма
— “Социалку” мамочки, которые сидят на пособиях по безработице, боятся даже больше, чем полицию, — это мне рассказала еще одна финская знакомая, Олеся, приехавшая замуж из Выборга. — “Социалка” — как Большой Брат. Реальная сила, которая за нами следит и управляет. Имеет право. Государство же за все платит. Когда я приехала, пошла учиться на языковые курсы — и мне еще за это давали где-то около двухсот евро.
Муж Олеси — репатриант середины 90-х. В прямом смысле свободный художник. То есть нигде не работает, говорит, что это невыгодно — слишком большие налоги. Семья Олеси проживает в Хельсинки в социальной квартире общей площадью около ста метров. Получают пособие — около двух тысяч евро, плюс доплаты за детей. Детей трое. Последняя — Стефания — родилась недавно. “У нас в то время была старая стиральная машинка. Как только Стеша материализовалась на белый свет, написали прошение в социальную службу — и нам купили новую”.
Олеся говорит, что не чувствует на себе внимания Большого Брата. “После курсов я устроилась на работу, правда, не очень легально, чтобы не потерять пособие, подрабатываю частными заказами (она — дизайнер по интерьерам. — Авт.). Но я понимаю, что одиноким мамочкам и разведенкам, особенно из бывших наших, приходится несладко. В любой момент в их жизнь может вмешаться общество. В Финляндии, когда маленькие дети на руках, невозможно менять бесконтрольно мужчин или много пить. Обязательно кто-нибудь настучит. К тому же я все-таки замужем за “русским финном”, ингерманландцем, — у нас один взгляд на жизнь. А вот куда смотрят девчонки, выскакивающие замуж за натуральных финнов, — я вообще не понимаю. Это как в пасть к тигру. Если ты не дрессировщик и не знаешь, чего от него ждать, — можешь нарваться”.
“На родине я была уверена, что у меня самый щедрый и замечательный жених в мире. И только тут я поняла, что Петтере — жуткий жмот. Куда я попала?!” — у Анастасии Пуйконен два года назад отняли 8-месячную Лауру. За то, что молодая женщина сама сбежала от мужа в приют.
“Он давал мне на все домашние расходы всего 200 евро в месяц!”
Как считает Анастасия, все ее проблемы от того, что муж — прокурор. Поэтому, когда Петтере решил отсудить крошечную Лауру, это ему легко удалось. “Судья пошла ему навстречу. У русских женщин определенная репутация еще со времен Советского Союза, и он легко ее убедил в моей неблагонадежности”.
После суда Петтере с дочкой переехал из городка Миккеле в городок Куопио. Настя рванула следом. Говорит, что ей повезло: финский хорошо дается; обычно для русских эмигранток переезд невозможен. Ни образования, ни толковой работы. Так и сидят на пособиях. А возвращаться в Питер, домой, все равно не хочется.
Двухлетняя Лаура все же видит маму довольно часто. Настя говорит, что самое главное для нее — быстрее натурализоваться, закончить курсы медсестры, забыть, что она русская. Суд постановил, что решение о передаче ребенка отцу может быть отменено. Пока же молодая женщина имеет право общаться с дочкой по выходным. Она забирает девочку из сада в пятницу и отвозит ее назад к понедельнику. У Петтере есть машина, но он предпочитает проучить бывшую супругу: пусть таскается на общественном транспорте.
Слезинка ребенка
“Мы говорим о том, что происходит сегодня в Финляндии с русскими женами, и совсем забываем, что это — другая страна. Здесь иной менталитет. Нам могут не нравиться их законы. Но те, кто туда переехал, должен с ними считаться”, — Елена Зелинская, член Общественной палаты России, настроена весьма серьезно.
Когда крики несчастных матерей перешли все мыслимые пределы, в Москву прилетела группа финских экспертов, готовых высказать свою точку зрения.
Юрист Лотта Силвеннойнен — тот человек, в обязанность которого входит обучать финских чиновников, как надо охранять детей от непутевых родителей. Она сама прекрасно говорит по-русски, цитирует классику и собственных детей водит в русско-финский детский сад.
Пригодится на будущее. Ведь у России с Финляндией стратегическое и экономическое партнерство. А тут какие-то упрямые мамаши, которые портят всю картину…
“Все проблемы — от недостатка информации, — уверена госпожа юрист. — Передача детей в приюты — это рутинная, спокойная работа. Но когда потом мы видим по телевизору, как превратно подают эти истории, то просто ужасаемся. “Бедные” родители — а на самом деле они могут быть алкоголиками. Только помалкивают. И ни один работник социальной службы вам этого не скажет, как бы его по ТВ ни обзывали — хоть идиотом; по этим вопросам существует строгая конфиденциальность”.
Поэтому финны и не торопятся оправдываться — ограничиваются кратким пересказом того, как происходит процесс разлуки потомства с родителями.
Детей отнимают не сразу. Сначала домой приходит соцработник, проводит разъяснительную беседу, мамы-папы составляют “план”, согласно которому они должны исправить свое отношение к семье.
Ребенок тоже пишет план, какими бы он хотел видеть своих родителей. Соцработник пристально следит за выполнением обязательств. “Чаще всего этим дело и ограничивается. Но бывает, что приходится прибегать к крайним мерам, — продолжает Лотта Силвеннойнен. — Поверьте, тогда мы не смотрим на этническое происхождение ребенка. Это касается абсолютно всех. Например, в 2008 году из финских семей было изъято 11 тысяч детей, повторно изъято 2 с лишним тысячи”.
Бывшая петербурженка Валентина Путконен этим летом встретится со своей дочкой Юлей всего один раз — 19 июля, и всего на один час. После чего девочку депортируют… в Россию, где живет и работает финский муж Валентины. Таким образом несколько лет назад он уже забрал у Валентины двух старших сыновей. “Я не знаю, где сейчас находится моя дочка. Но она точно не в приюте. Я думаю, она у кого-то из родственников бывшего мужа”, — плачет Валентина.
Отбирая Юлю, женщину обвинили в том, что она шлепнула дочку, когда та начала трескать изюм в шоколаде. Девочка сама наябедничала о проступке матери.
Ребенок такой же человек, как и взрослый, и тоже имеет право на защиту. Вот только остается ли право на защиту у самих взрослых?
Или им надо сразу подписывать акт о капитуляции? Чтобы не засудили…
“Антон забывает русский, а финскому отец его так и не научил!”
“А я ему говорю: “Антошечка, мой хороший мальчик, мама борется за тебя и хочет вернуть. Папа украл тебя, и ты сидишь, будто в тюрьме. Это не меня, это тебя так наказали”, — я с ним по-русски во время свиданий разговариваю. Мне это запрещают, но надзиратели отвернутся — я говорю, говорю… Он что-то понимает, а что-то уже нет, только интонацию и то, как крепко я его обнимаю”.
Римма Салонен — самая, пожалуй, известная “брошенная мама”. В прошлом году ее история с похищением сына Антона из Финляндии в Россию, а затем обратно — из России в Финляндию, когда его спрятали в багажнике дипломатической машины, обошла все СМИ.
Самое удивительное, что это и единственный сюжет, о котором писали газеты Финляндии. Только там все жалели несчастного отца — Пааво Салонена. И возмущались поведением этой “наглой русской”, которая двадцать лет прожила в Суоми, а затем убежала от замечательного супруга, да еще и ребенка с собой прихватила.
Сам господин Салонен утверждал, что его жена сектантка, и требовал вернуть сына.
“В Финляндии многие мужчины в последние годы хотят, расставаясь с женщиной, оставить детей себе. Это касается не только русских жен. Суд обычно идет им навстречу, особенно если мужчины способны обеспечить семью”, — говорят эксперты.
Сейчас мальчик живет с отцом. Римма осуждена финским судом за похищение ребенка на год условно. Мальчика по неясным причинам лишили российского гражданства — именно это дало возможность так поступить.
Против самого Пааво, кстати, в России тоже возбуждено уголовное дело — по статьям 126 (“Похищение человека”) и 322 (“Незаконное пересечение государственной границы РФ”).
Дипломата, помогавшего господину Салонену вывезти мальчика, объявили персоной нон грата и “повесили” на него 322-ю статью УК РФ.
Что там на самом деле творилось в этой семье — потемки. Но ювенальная юстиция победила.
А Пааво Салонен вовсе не собирается возвращаться в Россию, чтобы его здесь посадили.
Сама же Римма в телефонном разговоре с “МК” была настроена более категорично. Ее мытарства еще не закончены: на днях в суд вызвали ее подруг, чтобы они дали еще раз показания по “делу Салонен”. “Девчонок так запугивали, чтобы они выступили против меня! Но они не сдались”.
Но этим летом Римма все равно не увидит сына Антона. Хотя по закону это и положено — но приют закрывается, воспитатели уходят в отпуск. “Когда мы встречаемся, полиция патрулирует окрестности, чтобы я снова не похитила ребенка. Я ничего не имею против соцработников, которые присутствуют при встрече, но они тоже настроены против меня. Мы общаемся с Антоном в особом режиме, два раза в месяц по два часа, я сама не видела, но говорят, что полиция посылает даже вертолет, чтобы следить за нашими передвижениями. А Антон за прошедшее время совсем не поправился, русские слова путает, по-фински тоже говорит несвободно — Пааво молчун, у него словарный запас невелик, и я не знаю, занимается ли он вообще сыном или ему было достаточно просто “наказать” меня за уход из семьи”.
И все же Антону Салонену повезло гораздо больше Роберта Ранталы. Он хотя бы живет с родным отцом, а не на казенных хлебах. Несмотря на рекламу, финские приюты далеки от совершенства. Та же непроницаемая серая стена за забором, маленький палисадник. Родителей пускают строго по разрешению, всех приходящих проверяют на алкоголь и наркотики.
Это описание приюта в Пори, где содержались дети 26-летней Анны — той самой, о которой я говорила в начале статьи: Иеремия, Петра, Фома и Аким. Бабушка с мамой навещали их. И в итоге из-за исключительности ситуации — это была первая история с русской мамой, у которой отняли детей, — малышей все же вернули под опекунство бабушки. Анну устроили на работу в семейный бизнес. Жизнь потихоньку наладилась. И сейчас Елена Лайхо вспоминает об этом, наверное, как о страшном сне.
“Нам очень повезло, — сказала она мне на прощание. — Недавно одна безработная убила троих детей, чтобы не отдавать их на государственное содержание. Здесь не смотрят, любит мать дитя или нет; если ее жизнь противоречит требованиям демократии и закону, то власть считает себя вправе вмешаться”.
Что ж, в каждой стране — свои порядки.
В Финляндии не дадут умереть с голоду безработному, бездомный получит бесплатное жилье. Добропорядочные граждане могут не бояться, что ночью у них украдут машину или разобьют натертое до блеска стекло в подъезде.
Но тот социальный рай, к которому в нашей стране даже не тщатся прийти, здесь, получается, ограничен длиной поводка
|
