|
Чем глубже и шире развивается российский кризис, тем сложнее становятся дискуссии о том, как из него выходить. И в самом деле, на повестку дня выходят вопросы не только цен на нефть, но и качества государственного управления, устройства всей нашей общественно-политической жизни. Становится понятным, что нельзя добиться, допустим, прорыва в решении социальных вопросов без инновационного экономического роста, который, в свою очередь, невозможен без создания максимально благоприятной институциональной среды для частной инициативы, формирования конкурентной политической системы, освобождения СМИ и т. п. Поэтому повестка дня неизбежных реформ весьма обширна и, главное, межсекторальна.
Этот банальный вывод оборачивается небанальным вопросом: а кто же будет рисовать такую повестку дня и, главное, ее реализовывать? Все взоры по инерции обращаются к государству, которое и должно якобы эти функции взять на себя. Но может ли коррумпированный и разложившийся бюрократический аппарат реорганизовать сам себя, даже если на то будет воля правящего дуумвирата? Попытки и Владимира Путина (вспомним хотя бы наиболее пафосные его призывы из посланий Федеральному собранию), и Дмитрия Медведева, вступившего в бой с коррупцией и неправовым беспределом, ни к чему позитивному не привели.
Из этой ситуации есть несколько выходов.
Первый: ничего не делать, надеясь на то, что все само собой рассосется. Надежда при этом возлагается на возвращение высоких цен на нефть, газ, металлы. Главное — переждать смутные времена. В принципе, политически этот вариант не самый плохой: на него в той или иной форме надеется и основная часть нашего населения, по-прежнему доверяя Владимиру Путину почти как чудотворцу, который в засуху своими молитвами вызовет дождь. А если не получится? Ведь чудеса бывают крайне редко, и Россия за недавние тучные годы, видимо, использовала весь выделенный ей по этой части лимит.
Второй: подтянуть гайки. Эта идея носится в воздухе и опять же политически может быть выгодно продана собственному населению. Поводов для реализации этого сценария масса. Лучше всего подойдет новый вооруженный конфликт с Грузией или очередной громкий теракт на Северном Кавказе. Информационная версия: «враги на пороге». Ради этого можно пойти на сворачивание социальных программ и оставшихся еще «вольностей» типа свободного доступа к интернету, беспрепятственного выезда за границу, функционирования нескольких неподцензурных СМИ. Не исключено даже «временное» интернирование (задержание без предъявления обвинений) отдельных «инакомыслящих». Кстати, такая практика уже неоднократно использовалась в отношении активистов маршей несогласных. Что касается расслабившихся властных структур, то весь госаппарат и в центре, и на местах будет переведен фактически на казарменное положение с показательным наказанием проштрафившихся. Населению это должно понравиться. Тем более что жертвы могут быть заметные — и министры, и губернаторы. Бизнес станет фактически напрямую управляться государством — вспомним богатый опыт диктатур Европы и Латинской Америки прошлого века. Опять же и народным массам приятно. Но что дальше?
Скорее всего международная изоляция, сокращение экспорта и импорта, фиксация цен и неизбежный переход на карточную систему распределения всего и вся, создание «трудового фронта» по образцу фашистских режимов (об этом, кстати, уже начали говорить отдельные «эксперты»). Логика развития событий (даже помимо воли людей, их запустивших) через считанные годы, а то и месяцы приведет к появлению на карте мира еще одной страны типа Кубы (в лучшем случае), Мьянмы или даже Северной Кореи.
Понимают ли такую перспективу те, кто держит руку на тумблере, который переключает пути исторического развития? Ведь у нас перед глазами есть живой пример такого переключения — Михаил Горбачев, который, начав перестройку, никак не рассчитывал на то, что она закончится распадом СССР.
Есть, наконец, третий выход: модернизация как попытка войти-таки в XXI век вместе со всем цивилизованным миром. Здесь возможны две траектории — революционная и эволюционная. Или, другими словами, реформы снизу или сверху.
Думаю, что упорствование в следовании по путям ничегонеделания или закручивания гаек неизбежно приведет к революционным потрясениям. Что бы ни говорили о долготерпении и духовности нашего народа, но когда магазины опустеют, а зарплаты и пенсии превратятся в кучу бумажек, то инстинкт самосохранения позовет к топору. Конечно, хотелось бы избежать такого варианта развития событий.
Эволюционный путь модернизации — самый сложный. Наш государственный аппарат гасит любые месседжи, идущие сверху. Кроме того, взаимопереплетенность предстоящих реформ абсолютно противоречит отраслевому и региональному дроблению этого аппарата. Классика нашей жизни: Минздравсоцразвития вроде бы занимается пенсионной системой, но судьба обязательной накопительной части пенсии данное министерство не интересует — ведь это сфера компетенции и Минэкономразвития, и Минфина, и ФСФР, и Пенсионного фонда. Вот уж поистине у семи нянек… Всем нам памятны пересечения на автомобиле областных границ: дорога резко ухудшается или, наоборот, улучшается. Так во всем.
Что же делать дуумвирату, если он все-таки захочет начать реформы сверху? На кого опереться? На «Единую Россию»? Но здесь, как говаривал Ильич, именно тот случай, когда ткнешь в стену, а она гнилая. На «гражданское общество»? И тут та же картина. Славно поработали над Россией казенные и околоказенные политтехнологи.
Остается одно-единственное: строить параллельные структуры. Как известно, Петр I не стал модернизировать стрелецкое ополчение, а с нуля сформировал по самым современным тогдашним образцам регулярную армию, перенеся на русскую почву даже такую, казалось бы, несущественную деталь обмундирования, как букли. Петр I не стал даже пытаться переделать Москву в столицу европейского государства, а соорудил посреди невских болот Санкт-Петербург.
Перенесемся в XX век. Владимир Путин, без пяти минут президент России, в конце 1999 г. инициирует создание Центра стратегических разработок (ЦСР), которому поручено разработать программу комплексных реформ. И в эту негосударственную организацию на совещания и круглые столы как миленькие ходят и министры, и даже вице-премьеры. Работа кипела, но, как ни старались Герман Греф, Эльвира Набиуллина, Дмитрий Мезенцев, Аркадий Дворкович, а подготовленная программа реформ так во многом и осталась на бумаге. Думаю, потому, что Владимир Путин так и не стал пусть неформальным, но руководителем ЦСР. Несмотря на то что перечисленные выше люди ушли на высокие должности в госаппарате, для обеспечения успеха реформ не хватило элементарного административного ресурса, замешанного на политической воле.
Что можно сделать сейчас? Нужно создавать параллельный центр подготовки решений президента и правительства. Им может быть, как и в случае с ЦСР, негосударственная структура. Ее учредителями могли бы стать наиболее авторитетные исследовательские центры и физические лица, не запятнавшие себя соучастием в доведении страны до нынешнего предынфарктного состояния. Руководство этой структурой, например в качестве сопредседателей наблюдательного совета, могли бы взять на себя Дмитрий Медведев и Владимир Путин. И главное — полномочия. Этому институту можно было бы, во-первых, поручить подготовить план реформ, включая последовательность конкретных шагов, во-вторых, дать возможность (например, указом Дмитрия Медведева) экспертировать все проекты решений правительства и президента вплоть до предоставления права на визирование (или невизирование) соответствующих документов и, в-третьих, наделить его полномочиями по мониторингу исполнения уже принятых решений с регулярными аналитическими докладами на самый верх.
Естественно, что эта структура должна стать центром общественной и интеллектуальной жизни, в которой каждый день проводятся многочисленные круглые столы, семинары, конференции и используются самые современные информационные технологии. При этом первые лица государства принимают непосредственное участие в работе этого института, рассматривая его как неформальное, но ключевое подразделение администрации президента и аппарата правительства…
На этом месте я, пожалуй, остановлю полет своей фантазии, потому что дальнейшее описание работы этого института имеет смысл только тогда, когда есть принципиальное решение о его создании. Осталось немногое: к имеющемуся, может быть, даже избыточному административному ресурсу присоединить мощную политическую волю к реформам.
Автор — член правления Института современного развития
|
