|
FLB. Из дневника стриптизерши-журналистки Златы Ивановец: «От вырученных денег за разницу в стоимости спиртных напитков, я получаю в среднем 30 процентов. Кроме того, мне капают проценты от развода клиентов на дополнительные услуги. Со стоимости красной комнаты, например, где мы остаемся с клиентом наедине, и я танцую ему приватный танец, я имею 50 процентов. Столько же – с услуги облиться шампанским или обнаженной поиграть на бильярде»
Записки стриптизёрши
Злата Ивановец: «Стриптиз – опасная профессия. И дело тут даже не в травматизме и постоянных напрягах с пьяными клиентами. Азарт – вот чего следует опасаться любой, хоть раз прикоснувшейся к шесту, девушке. Например, ваш покорный слуга начала танцевать на шесте чисто из журналистского интереса и невинного желания немного подзаработать. И чуть не бросила журналистику...
Стать стриптизершей в Казани не сложно. Достаточно мало-мальски владеть своим телом, чтобы красиво двигаться и… собственно, и все! Идеальная фигура – это скорее критерий для манекенщиц. Любая стриптизерша, независимо от размеров и форм, непременно найдет «своего» клиента. И дело тут не только в обаянии. Специально подобранный свет и стройнит, и делает менее заметным целлюлит, которым, кстати говоря, не страдает редкая стриптизерша.
Во всех специализированных казанских клубах обучение стриптизу стоит денег. Обычно хореографы таким образом подстраховываются от легкомыслия «учениц», которые, обучившись искусству красиво раздеваться на сцене, быстро передумывают становиться стриптизершами и просто перестают ходить на занятия. Поэтому, чтобы их труд не пропал даром, хореографы приучились брать с клиентов деньги, не зависимо от того, из праздного или профессионального интереса те решили заняться стриптизом. Однако мне повезло. После долгих поисков я нахожу клуб, где из меня готовы сделать звезду стриптиза совершенно бесплатно.
По крутым узким ступенькам спускаюсь в темное подвальное помещение стрип-бара «Red fox», слегка освещенное лишь парой-тройкой настенных ламп и беспорядочно скользящими по залу разноцветными огнями светомузыки.
— Здравствуйте. Я хочу у вас танцевать, — обращаюсь я к одной из скучающих у барной стойки девушек в мини.
— Танцуй! — безучастно оглядев меня ног до головы, отвечает девушка.
— Но я не умею.
— Научим, — все так же безразлично отзывается стриптизерша.
— А сколько это будет стоить?
— Нисколько. Гримерка вон там. Переодевайся и на сцену. Посмотрим, что из тебя можно сделать.
Я делаю все, как она говорит. Переодеваюсь, выбираю вместе с ди-джеем музыку, выхожу на сцену и осторожно приближаюсь к таинственному инструменту, который вскоре станет для меня, как и для всех этих девушек, посвятивших лучшие годы своей жизни сомнительной профессии стриптизерши, основным источником дохода.
Невероятно волнуюсь во время просмотра, поэтому танец получается корявый. Не успеваю закончить, как на меня тут же сыпется град упреков: «Когда танцуешь, не пой!», «От шеста далеко не отходи!», «Одни и те же движения часто не повторяй!»…
С них начинается моя новая жизнь…
***
Я учусь работать на крутящемся пилоне. А это несколько упрощает задачу. От меня требуется хорошенько оттолкнуться ногой от пола, сильно подтянуться на руках, красиво зацепиться за шест ногами и крепко держаться за него, пока он с огромной скоростью крутит мое тело. Во время вращения шеста можно продолжать на нем двигаться и менять положение тела. Тогда «крутка» становится больше похожей на танец.
На некрутящемся пилоне работать сложнее – тело должно вращаться само. А чтобы преодолеть силу трения, которая возникает в процессе вращения, стриптизерша должна уметь очень сильно отталкиваться от пола.
Несмотря на то, что крутящийся пилон проще и совершеннее своего брата-близнеца, научиться на нем работать тоже очень непросто. Первые несколько недель травмы неизбежны. Поначалу неприспособленные к таким упражнениям ноги просто не могут плавно обхватить шест. Поэтому они то и дело бьются о жесткий металл. На месте удара мгновенно появляется огромный синячище. Постепенно на моих ногах не остается живого места.
Со слезами на глазах спрашиваю девочек, когда у меня пройдут синяки? Они улыбаются, мол, то ли еще будет!
— Видишь шрамы? – показывает мне одна свои ноги. – Это я каблуком себя пропарывала, когда училась на шесте вверх ногами висеть.
— А я ребра несколько раз ломала и ничего, жива, — вспоминает другая.
— Через месяца полтора, как на собаке заживет, — заверяют меня профи.
Наутро меня с трудом можно узнать: вся скрюченная от жуткой боли в мышцах я пытаюсь поднять себя с кровати и заставляю идти на следующую репетицию. Гигантские синяки то и дело напоминают о себе пульсирующей болью. Сегодня они выглядят еще ужаснее, чем накануне. И все же я невероятным усилием воли заставляю себя подняться и отправиться на занятие за новой порцией синяков, ушибов и растяжений.
Моя боль и усталость мало кого здесь волнуют. Однажды, обливаясь потом, я в сердцах кричу своему хореографу, что больше так не могу.
— Меня, например, палкой били, чтобы я быстрее научилась танцевать. Вот это было жестко! – приводит она не самый удачный пример из своей практики.
— А толку? – вздрогнув, спрашиваю я.
— Мля, да я так злилась, что назло им делала невозможное!
— Почему же тогда ты не бьешь меня?
— Потому что это очень больно.
Я дебютирую на седьмой день.. От волнения жутко потеют ладони, поэтому номер заранее обещает быть провальным. На стрипах – профессиональной обуви стриптизерш на платформе и высоченном 20−ти сантиметровом каблуке – чувствую себя как на ходулях. О красивой походке и речи нет. Сейчас главное – не упасть!
И вот на фиолетовых от синяков ногах я робко выхожу на сцену. Подхожу к шесту и начинаю повторять все, чему так упорно училась всю неделю. Первое выступление прошло как в бреду. Я даже не помню, в чем была одета (точнее раздета). Зато мне отлично запомнились лица тех, для кого я выступала. Раньше на меня никогда так не смотрели! Одни, видимо, завсегдатаи подобных заведений, с любопытством рассматривали меня как музейный экспонат, придирчиво оценивая каждую часть моего тела. Другие, как голодные звери, жадно поедали меня глазами и, казалось, еле удерживались от соблазна схватить и разорвать меня на куски. Третья категория клиентов оказалась более адекватной. Эти мужчины с интересом наблюдали за танцем, как будто даже получая от него эстетическое удовольствие..
В конце концов, я отрабатываю номер и раздеваюсь. Я танцую топлесс. Раздеваться мне не стыдно. Наоборот, без одежды я чувствую себя гораздо комфортнее, увереннее, лучше. Ощущение, что одежда все это время скрывала от мира самую красивую часть меня. А теперь я чувствую даже радость от того, что могу легко продемонстрировать общественности все свои достоинства. Попахивает эксгибиционизмом. А кто из стриптизерш не эксгибиционист? Кроме того, красиво раздеваться – моя работа, за которую я должна получить деньги. И я отлично знаю, что от степени моей обнаженности напрямую зависит щедрость клиентов. Поэтому я без стыда срываю с себя то, что в стриптизе называется костюмом.
Стараясь выглядеть как можно увереннее, с гордо поднятой головой и приветливой улыбкой подхожу к столику, за которым сидит полупьяная парочка. Спрашиваю, желают ли они, чтобы я для них потанцевала? Парень отрицательно качает головой и показывает пальцем на свою спутницу. Мне приходится напряженно имитировать в танце желание. Девушка, пьяно откинувшись на спинку дивана, тянет ко мне руки. И вот уже одна ее рука касается к моей обнаженной груди, другая шарит по бедрам, по спине. Мне не приятны ее ласки, но, боясь остаться без чаевых, я не сильно сопротивляюсь. Наконец, ее спутник, все это время мутными глазами наблюдавший за нашей «оргией», одобрительно кивает головой и засовывает мне в трусики деньги. Я незаметно бросаю взгляд на скомканную купюру. Не бог весть сколько, но я не расстраиваюсь, ведь вечер только начинается.
***
Шумная компания за соседним столиком из восьми хорошо поддатых мужчин встречает меня бурными аплодисментами. Начинаю с самого крайнего и постепенно обхожу всех, периодически танцую, вальяжно расположившись на коленях у двоих-троих мужчин. Такая «групповуха» их заводит больше. Не долго думая, мужики предлагают мне поехать с ними на дачу, чтобы «продолжить наше приятное общение». Я отвечаю, что только танцую и здесь не бордель. Однако они принимают мой отказ либо за шутку, либо за торги и упорно продолжают настаивать.
Так к полуголым танцовщицам относится большая часть клиентов. И не удивительно. Ведь иногда под статусом стрип-бара действительно скрываются публичные дома. Они и формируют соответствующее отношение мужчин к профессии стриптизерши. Сомнительной репутацией публичных домов в Казани пользуются стрип-бары «Тихое место» и «69». Однако танцовщиц нигде ни к чему не принуждают, а желающим дополнительно заработать на проституции никто не мешает.
Благодаря стереотипу, что всякая стриптизерша проститутка, танцовщицам стрип-баров часто приходится терпеть унижения. Со временем девушки к ним привыкают, как привыкла и я.
Подсаживаюсь я как-то к двум, успевшим хорошо принять клиентам. Один из них, не удержав в руке рюмку, роняет ее на пол, и та разбивается вдребезги. Клиент пьяно нагибается, пытаясь собрать осколки. Я в это время, ни о чем не подозревая, спокойно танцую для его друга. Вдруг я неожиданно оглядываюсь и вижу, как первый пьяно тянется ко мне с осколком в руке. Еще немного и мою задницу украсила бы парочка кровавых порезов.
В другой раз меня чуть не обокрали мои же клиенты. С кучей собранных чаевых подхожу к очередному столику, за которым сидят двое молоденьких парней. Начинаю для них работать. Воспользовавшись моментом, когда я повернулась к нему спиной, один из юнцов подменивает имевшуюся у меня более крупную купюру на свою мелкую. После скандала парни деньги, конечно, вернули, но с тех пор я взяла за правило, переходя от столика к столику, незаметно перекладывать чаевые так, чтобы все купюры находились в моем поле зрения.
Свидетельница произошедших со мной эксцессов, стриптизерша Леночка, решает поделиться наболевшим.
— Теперь видишь, как нам кусок хлеба достается? – неожиданно высокопарно спрашивает она меня. Этот высокий стиль общения так не идет к ее вызывающему внешнему виду, что поначалу сильно режет слух.
— Вижу, – холодно отвечаю ей я.
— И тебя это не шокирует? — удивляется она моей реакции.
— Я знала, куда иду.
— А я не знала. Я думала, мужчины будут восхищаться мной, как королевой. Подносить к сцене цветы, чаевые и восторженно разглядывать меня вблизи. Один мой случайный взгляд заставит каждого из них трепетать…Я думала, стриптиз – это искусство! – вздыхает мечтательная коллега.
***
От способности определить щедрого клиента и выбить из него по максимуму зависит основной доход стриптизерши.
Постепенно я нарабатываю технику идентификации «нужных» клиентов. Из большого количества гостей наметанным глазом выбираю самого щедрого. Описать его невозможно, внешне он всегда разный. Я выбираю его среди десятков других и осторожно присаживаюсь рядом с ним. Как правило, он не против. Главное в общении с таким клиентом – не обнаружить интереса к его кошельку. Обидится.
Танцевать нужно вдохновенно, выкладываясь по полной и демонстрируя жгучее желание. Дальше я сижу с ним за столиком, заказываю самое дорогое вино, а официант приносит мне самое дешевое. Под любым предлогом я не должна давать клиенту пробовать из моего бокала, иначе обман может раскрыться. Если же он будет настаивать, я должна как будто бы случайно опрокинуть бокал и разлить все содержимое. Странно, а я думала, что консумация это что-то из области эротики…
От вырученных денег за разницу в стоимости спиртных напитков, я получаю в среднем 30 процентов. Кроме того, мне капают проценты от развода клиентов на дополнительные услуги. Со стоимости красной комнаты, например, где мы остаемся с клиентом наедине, и я танцую ему приватный танец, я имею 50 процентов. Столько же – с услуги облиться шампанским или обнаженной поиграть на бильярде. Вообще определить доход стриптизерши сложно, настолько он нестабилен. Но можно быть уверенным, что обыкновенная, ничем не выдающаяся стриптизерша зарабатывает в несколько раз больше хорошего журналиста.
***
Меня всегда удивляли постоянные клиенты. Одни приходят с интервалом в неделю, другие не ленятся приходить каждый день.
Владимир – завсегдатай местных стрип-баров уже много лет. Он снует из клуба в клуб будто бы в постоянных поисках чего-то. Девочки очень любят, когда Владимир к нам заглядывает, потому что его приход всегда сулит хорошие чаевые. Они с визгом вешаются ему на шею, по-дружески целуют его в щечку, обступают со всех сторон и начинают наперебой что-то верещать. Мужчина изображает интерес, улыбается и периодически игриво шлепает кого-нибудь из нас по попке.
Для Владимира не нужно танцевать. Он знает все наши номера наизусть, они давно ему наскучили. Но он добросовестно благодарит нас за общение, всякий раз щедро раздавая чаевые. Никто не знает, для чего он к нам приходит. То ли от скуки, то ли по привычке, то ли чтобы убежать от наскучившей жены и постоянно чего-то требующих взрослых детей.
Андрей стал нашим постоянным клиентом всего месяц назад. Но за это время он, кажется, не пропустил ни одного вечера. Андрей всегда пьян и весел. Он любит делать из денежных купюр розочки и дарить эти маленькие произведения искусства всем девочкам без исключения. У Андрея жена и новорожденный ребенок, но он каждый вечер тусит с нами, просаживая деньги. Ему, видимо, плохо, а мы помогаем расслабиться.
Вообще, случайные люди среди посетителей стрип-баров – редкость. Одни и те же лица встречаешь то в одном клубе, то в другом. Этим людям в обыденной жизни явно не хватает эмоций, и они идут за ними к нам. У нас они напиваются, наслаждаются близостью голых женских тел, получают необходимую порцию адреналина, потом сливают ее в виде густой вязкой жидкости в клубных туалетах и преспокойно возвращаются домой к женам и детям.
А мы томно смотрим на них ярко накрашенными глазами, легко берем у них деньги и тихо их ненавидим. Потому что они унижают нас, когда дают нам деньги. Они унижают нас, когда, самодовольно улыбаясь, разглядывают наши голые тела. Они унижают нас, когда шепчут нам на ушко, как мы красивы, пытаясь дешевым комплиментом развести нас на секс.
***
У стриптизерши Тани пятилетний сын. Она родила его еще в школе, забеременев от одноклассника. Его мама потребовала сделать аборт. Таня плюнула на всех и родила. Теперь, когда ребенок подрос, неудавшийся папаша ищет с сыном встречи, усыновить его хочет, денег им предлагает. Но злопамятная Таня отказывается от его подачек и растит ребенка одна.
Обычно она оставляет сына дома, когда уходит на работу. Мальчик давно привык ночевать один, поэтому истерик не устраивает. Но сегодня Сашу никак нельзя было оставить одного, у него поднялась температура. А сидеть с больным ребенком дома Таня себе позволить не может – больничный стриптизершам не выплачивают.
Сегодня мальчик весь вечер, сладко посапывая, спит на диване. Иногда он открывает глазки, потеряно оглядывает нас всех и снова засыпает. Но вдруг Саша просыпается и, не найдя рядом маму, начинает хныкать. А мама в это время как раз заканчивает танцевать для своего очередного клиента, высвобождается из его потных и пьяных объятий, получает честно заработанные чаевые и возвращается с добычей на сцену.
Услышав от кого-то из девочек, что сын проснулся и заливается слезами, стриптизерша, роняя на бегу заработанные деньги и рискуя переломать себе ноги, что есть сил несется по коридору к плачущему сыну. Хватает ребенка на руки, прижимает к обнаженной груди, целует, гладит по волосам, качает на руках. Мальчик постепенно успокаивается. Мы собираем Танины деньги, приносим в гримерку и кладем перед ней на стол. Встревоженная мамаша их даже не замечает.
Убедившись, что Саша уснул, мы с Таней идем пить водку. Нет, сегодня не праздник, просто выпить хочется, в трезвом виде к ненавистным клиентам идти невмоготу. А так, глядишь, махнешь грамм сто и не противно. А двести – так и даже интересно становится. Триста – танцуешь мужику так, будто он любовь всей твоей жизни. Часть девочек вместо спиртного заправляется экстези или травой.
В работе стриптизерши главное – расслабиться. Поэтому мы часто материмся и курим сигареты. За белизну зубов никто не переживает. Специальное клубное освещение отбелит их лучше первоклассной зубной пасты или квалифицированного стоматолога.
***
Под лестницей миниатюрная стриптизерша Леночка нервно курит сигарету, потягивая из бутылки пиво. Выросшая в подъезде, где ей все детство приходилось прятаться от пьяного отца, она давно облюбовала это уютное место.
— Эх, заработать бы сегодня еще немного денег! – говорит она сама себе.
— А зачем тебе еще-то? – подсаживаюсь я к ней.
— Да мне на бабушку и на отца заработанных сегодня денег не хватит, а они у меня дома голодные сидят, меня ждут.
— А отец что, не работает?
— Он никогда не работал, — машет маленькой ручкой Леночка. – Всю жизнь бухал. Все детство в подъезде провела. Соседи мне одеяла выносили, еду. Иногда домой приглашали, но очень редко. Нашу семейку за пьянство не любили…
— А как же ты его теперь кормишь? – удивляюсь я доброте девушки.
— Это ж папа мой родной!
— А мама что?
— А что мама! Мама давным-давно нас бросила. Только когда мы с братом подросли, стала нас к себе жить звать, мы малые-то и обрадовались. Однажды я привела домой парня, с мамой познакомить. Смотрю, а он к нам все чаще стал напрашиваться. Так и ходил несколько месяцев, пока я их с мамой в постели не застала. И так было со всеми мальчиками, которых я домой к ней приводила. Нормальная мать так с дочерью не поступает!
— А ей ты помогать будешь?
— Ей – нет!
***
Не спеша готовлюсь к очередному выходу. Навожу марафет, облачаюсь в сценический костюм. Вдруг в тесную гримерку подобно смерчу влетает одна из стрипок.
— Девочки, сразу говорю, за третьим столиком делать не хрен! Там такой козел сидит! Урод! Я до посинения об него терлась, и так он меня отблагодарил! Вот, полюбуйтесь на этого жмота! — достав из подвязки какую-то мелочь, демонстративно машет ею перед нашими носами обиженная коллега.
— Терпеть не могу таких! Чего только шляются тут! – вторит ей еще одна.
— Девочки! Да вы совсем что ли совесть потеряли?! – вмешивается вдруг в разговор сердобольная стриптизерша. – Может у него просто денег нет, а вы его козлом обзываете!
Мы в ответ только недовольно фыркаем. Жалеть клиентов у нас не принято.
***
Сегодня я работаю в некогда очень популярном стрип-клубе «Мурена». Со временем он не устоял под натиском более креативных конкурентов и превратился в заведение второго сорта. Здешние девочки встречают меня приветливо и дружелюбно. Среди самолюбивых и эгоистичных стриптизерш такое отношение – большая редкость.
На пластиковом кресле, подогнув под себя длинные ноги и обхватив голову руками, сидит девица в бантах и в школьной форме. На вид ей не больше 22 лет. Неожиданно ее хлопает по плечу полуголая шикарная блондинка, которая, сняв парик, превращается в коротко стриженного сорванца.
— Ну, чего ты грузишься, мать! Говорят тебе, аборт делай! Куда тебе одной с двумя детьми?! Будешь потом как я, дура: за садик дважды плати, за кружки дважды плати…
— Так я ж не одна буду! – хнычет девица в бантах. – Он жениться на мне хочет! И Егорку усыновить готов!
— А чего же ты тогда ревешь? – недоумевает умудренная опытом подруга.
— Не хочу я за него замуж! Он весы по гороскопу!
В углу на диване, по-детски свернувшись калачиком, спит стриптизерша Алия. Белокурая, с пухлыми губами и вздернутым носиком она так похожа на ангела! Но стоит только ангелу открыть глаза, как ореол невинности и беспечности мгновенно улетучивается и он превращается в скандального дьяволенка с высоким, звонким голосом. Алия знает себе цену и готова растерзать любого, кто осмелится посягнуть на ее честь.
Сегодня гримерка буквально ходит ходуном от ее воплей. Девушка вернулась с выступления на корпоративе, где ее в очередной раз обидели.
— Ненавижу чиновников! – кричит в бешенстве оскорбленная Алия. – Они еще хуже обычных клиентов! Думают, им все можно! Я стриптизерша, а не девочка по вызову, и, между прочим, горжусь этим!
— На вот лучше, выпей. Успокойся, – протягиваю я ей кружку пива.
Мы молча потягиваем легкий спиртной напиток.
— У тебя нет знакомых, через которых можно купить диплом? – вдруг нарушает молчание Алия.
— А тебе какой?
— Да любой. Мне уже 25. А для нас это возраст, сама понимаешь. В клубы берут в основном малолеток. Старухи вроде меня им не нужны. Не стану же я сейчас поступать в вуз и убивать на учебу целых шесть лет!
— Ну а чем-то конкретным тебе все-таки хотелось бы заниматься?
— Какая разница! Мне бы диплом…
***
Кроме образования и воспитания, слабое место стриптизерш – гигиена. Однако подцепить посредством шеста от других девочек какую-нибудь венерическую заразу, как любит утверждать наш брат журналист, практически невозможно. Во время работы на шесте, инструмент ничего кроме ног не касается, иначе работать на нем просто неудобно.
Стриптизерша скорее может заразиться от своих коллег из-за несоблюдения правил личной гигиены. У этих девушек принято делиться друг с другом всем: начиная от косметики и заканчивая костюмами. Разве что нижним бельем никто не меняется.
— Девочки, у кого есть дезодорант? Скорее! У меня выход через полминуты! – с воплями носится по гримерке Гуля. Все начинают рыться в сумочках.
— Это же не гигиенично! – пытаюсь я сделать им замечание. – У меня родители врачи… Они с детства меня приучали… — спешно оправдываюсь я, заметив на себе пару гневных взглядов.
— Я, например, в Меде учусь. И что? – резко отзывается одна из стрипок.
***
Студенток среди стриптизерш довольно много. В основном это, как ни странно, будущие педагоги. Слава богу, большая часть из них преподавать в школе не собирается. Много в стрип-барах работает и будущих актрис, юристов, экономистов. Эти редко связывают свою жизнь со стриптизом. Для них танцы – лишь временная подработка.
Но бывают и такие, которые после окончания университета выбирают стриптиз, и стрип-бар становится их единственным местом работы. Например, одна из моих знакомых стриптизерш, физик-ядерщик по образованию, из-за сложностей реализовать себя по специальности, до сих пор продолжает двигать телом вместо того, чтобы двигать вперед российскую науку.
Другая категория стриптизерш умудряется совмещать стриптиз с дневной работой. Но таких мало. Ведь не на завод же к шести утра пилить после бессонной ночи? Поэтому та малая часть ночных танцовщиц, которая находит в себе силы трудиться и днем, в основном отсиживаются секретаршами в офисе или солярии.
Реже всего встретишь стриптизерш, занимающихся днем сложным умственным или физическим трудом. У меня была всего одна такая знакомая. В перерывах между танцами она работала метеорологом на метеостанции. Правда потом внезапно ударилась в религию и, кажется, ушла в монастырь.
***
Стриптизерши вполне обычные люди. Они тоже ходят в туалет. Как и все, иногда не вовремя.
— Яна! Пильник! Твой выход! – раздается в коридоре. – Да где тебя черти носят?! Пильник, твою мать!
— Дайте же человеку спокойно поср…ть! – отвечает глухой голос из дамской комнаты. Но в это время неожиданно меняется музыка, и все тот же голос начинает глухо, но громко материться.
Через полминуты туалетная дверь с грохотом распахивается и на пороге со спущенными трусиками появляется стриптизерша Яна. Она с воплями носится по гримерке и просит, чтобы ей срочно подали салфетки, духи и прочие освежающие средства. К середине трека на сцене появляется сексуальная и томно глядящая на клиентов полуголая Яна, от которой, должно быть, до сих пор не отстал въедливый запах испражнений. Ничего, за пару минут, проведенных на сцене, отстанет!
Вообще, с запахами у стриптизерш масса проблем. Например, от одной из танцовщиц, с которыми мне пришлось работать, постоянно пахло кошками. Казалось, Гузель каждую ночь ночует в подъезде в окружении кучи бездомных животных. А на самом деле, девушка просто была крайне неравнодушна к кошкам. А ее питомцы в свою очередь были крайне неравнодушны к ее обуви и постоянно путали сапоги с туалетом.
У другой танцовщицы все время неприятно пахло изо рта. Странно, но клиенты не жаловались. Наверное, им как-то не приходилось с ней заговаривать. Зато как-то раз один из гостей пожаловался на одну из наших девочек, мол, от нее плохо пахнет. Мы тогда ради интереса чуть ли не всем коллективом обнюхали девушку, но неприятного запаха так и не обнаружили. Видимо, просто чем-то не угодила…
***
Так, в густом табачном дыму, среди обнаженных тел, алкогольных испарений в воздухе, постоянных истерик моих коллег и неприятных запахов проходит ночь за ночью.
Материал для статьи давно уже собран, мне здесь больше нечего делать. Но я почему-то не тороплюсь уходить со сцены. Я не слезаю с шеста, не возвращаюсь к нормальной жизни. Наоборот, меня все больше и больше засасывает дьявольский вертеп ночной жизни. Я неоднократно пытаюсь уйти, но снова возвращаюсь на сцену. Потому что каждый вечер, проведенный вне клуба, кажется мне потерянным зря. Где бы я не находилась, меня постоянно терзает чувство, что за время безделья я могла бы заработать… Не скажу, сколько я могла бы заработать. Не из вредности, просто стриптизерша никогда не знает, сколько ей сегодня перепадет.
В этом отношении стриптиз сродни игре в рулетку: вчера был твой день, и на тебя буквально сыпался золотой дождь; а уже сегодня фортуна повернулась к тебе спиной, и ты с трудом наскребываешь денег, чтобы расплатиться за такси до дома. И каждый вечер в материальном отношении не похож на предыдущий. Так, благодаря одной из своих слабостей девушки подсаживаются на шест, спрыгнуть с которого многим не удается. До тех пор пока их с шеста не снимет старость. И я их понимаю…»
Злата Ивановец, «Русский репортер», 8 июля 2009
|
