|
Он сразу бросился в глаза. Явно иностранец. Классический тип студента-тинейджера - бесформенные джинсы, дреды, рюкзачок... Маленькая фигурка застыла посреди нереальной - из-за своей огромности и пустынности - площади у Президентского дворца. Наверху, на двадцатиметровом трехногом постаменте, пылала золотом статуя Туркменбаши. Слева из-за кустов виднелась еще одна желтая голова Первого Президента. За ним - еще... Если свернуть за угол - еще две. (Знаю в Ашхабаде «грибные» места, где памятники Ниязову делают улицы похожими на иконостас.) Рядом чуть ли не на полздания портрет Второго Президента...
Подхожу к «брату по разуму». У тинейджера истерика. Как и думал - англичанин...
- Рашен?! - кричит он, явно радуясь, что не одинок в этой сверкающей пустоте.
Британец тычет пальцем в красивейший ландшафт из беломраморных дворцов, фонтанов, полицейских и безликих людей в черных пиджаках. И шепчет:
- Крези! («С ума сойти!»)
Я хладнокровно пожимаю плечами.
- Бьютефул, - отвечаю. - Даже вери-вери бьютефул («Великолепно!»).
Центр Ашхабада действительно хорош! Широкие вымыто-выскобленные проспекты, помпезные здания... Несколько удивляло, правда, полное отсутствие праздно шатающихся бездельников.
- Уай?! - не понимает моего равнодушия англичанин. - Итс крейзи! Итс тоталитаризм!
Морщусь от беспардонной англосаксонской прямоты. Я стал по-византийски мудр и терпим к чужим слабостям. Восток (впрочем, как и все постсоветское) - дело тонкое...
- В Москве говорят suverеing democratic (суверенная демократия). Особый путь развития, - вздыхаю. - Вы тут со своими «общечеловеческими» стандартами поскромнее...
Британец понимающе усмехнулся...
Пожалуй, с этой символичной встречи я и начну статью. А что, красиво! Один пришел сюда с Запада. Другой - с Севера...
И в какую сторону будет дрейфовать царство покойного Туркменбаши Великого - в его или мою, решается вот в этом дворце, что напротив. Именно здесь и прямо сейчас.
«Меньше русских - больше идиотизма»
В последний раз я был в Туркмении в самом начале века. Тогда режим Сапармурата Ниязова был близок к апогею, и страна выглядела трогательно. К каждому члену нашей делегации, например, сразу прикрепили сопровождающего. Мне повезло - дали девицу. Разумеется, завел интимный разговор о запретном...
- Как вы это все терпите?! - удивлялся я, перелистывая местные газеты, полные пылких признаний в любви к главе государства. Студенты одного из художественных училищ, например, прислали в газету такое письмо: «Дорогой наш Сердар, Великий чудотворец, Вечный глава наш, обладающий чудотворной силой, дарованной Всевышним, пробудивший светлую, зажиточную, изобильную жизнь, мелодию вечности на древней и вечной туркменской земле...»
Туркменка была очень молода и поэтому не очень профессиональна. Она смущенно краснела. Ей было так стыдно, что инстинкт самосохранения дал сбой. Однажды, оглянувшись по сторонам, она указала на Копетдаг и сказала с надеждой: «Эти горы все видели!»
Больше мы не встретились. На следующее утро ко мне был приставлен улыбчивый болванчик, радостный, глупый и абсолютно бессмысленный...
Тогда, в начале 90-х, я запомнил страну Туркменбаши бедной, пыльной и какой-то безысходно тоскливой... Простые люди в Туркмении, чьи запасы газа - вторые в мире, получали что-то около 40 - 50 долларов. Народ здесь, по-русски рассуждая, правильный - аполитично смиренный и очень терпеливый. Игры президентского разума он наблюдал стоически.
Приказал президент Ниязов снести заборы выше метра? Снесли. Повелел молодым людям постричь длинные волосы, сбрить бороду и усы? Сбрили. Затем закрыл за ненадобностью академию наук, балет, оперу («Я не понимаю балет, зачем он мне? - объяснил Ниязов. - Нельзя привить туркменам любовь к балету, если у них в крови ее нет»). Отменил старикам пенсии («Стариков должны содержать их дети, а не государство»). Переименовал месяцы (январь назвал в честь себя, а сентябрь - в честь матери). Отправил за решетку зазевавшихся оппозиционеров. Ну и в конце концов занялся русскими, благо в Туркмении их проживало много - 350 тысяч. Запретил ввозить иностранную (т. е. российскую) прессу. Потом не стало обучения в вузах на русском (у русскоязычной молодежи уже не было выбора - только эмиграция). Потом власти отказались признавать дипломы российских вузов (в аэропорт отправилось уже среднее поколение «иностранцев»)...
Любопытно, что, несмотря на столь деловито-нахальное вытеснение русских из страны (сегодня их осталось не более 100 тысяч), Сапармурат (в народе - Сапарик) так и не смог разозлить Москву. Наоборот. Казалось, Москва побаивается расстроить Ниязова. Ведь в отличие от русофобской Эстонии в Туркмении есть газ, который к тому же идет в Европу по российским трубам. А сердить больного диабетом и с годами все более странного Туркменбаши разными пустяками... Непрагматично...
Кстати, сотрудники миссии ОБСЕ в Ашхабаде, куда мне, к ужасу сопровождающих, удалось проникнуть, сильно скучали при разговорах о правах человека. И сильно оживлялись при словах «газ» и «взаимовыгодные контакты»...
Впечатление, что Запад и Север давно махнули рукой на то, что НА земле Туркмении. Их интересовало только то, что ПОД землей.
...В ту прошлую поездку местный министр обороны решил дать мне интервью прямо на главной трибуне страны, на площади Президентского дворца. По-нашему - на Мавзолее.
Шла тренировка парада в честь Дня Рождения Туркменбаши (он же День Флага). Мимо нас в потрепанном обмундировании ковыляли туркменские войска. Сзади в ожидании министра ворчали русскоязычные генералы: «Учишь-учишь, а ходят, как...»
Рядом стоял высокопоставленный чин. Тяжело о чем-то думал и вдруг выругался: «Чем меньше в стране русских, тем больше идиотизма!»
Потом он вдруг очнулся. Оглянулся. И стал бледным как снег...
Десять лет спустя, или Предчувствие свободы
Это не простодушная лирика либерала, а метеорологический факт. Октябрьское солнце Туркмении-2008 греет иначе. Ласковее, что ли...
- «Оттепель»! - любуюсь я туркменской визой в своем загранпаспорте.
Кому что. Для туркмен перемены после смерти Туркменбаши - это в первую очередь кажущееся протрезвление власти. Новый президент с запоминающимся именем Гурбангулы Мяликкулиевич Бердымухамедов сейчас похож на психиатра при обходе больницы после бунта сумасшедших.
Он возвращает старикам пенсии, месяцам - прежние названия. Праздник 8 Марта отобран у туркменской собаки в пользу женщин. Ученым вернули академию, зрителям - балет...
Но для меня, журналиста все еще запрещенной в Туркмении «Комсомолки», эта полоска бело-зеленой бумаги в паспорте значила чуть больше. Ну как если бы корреспондента радио «Свобода» пригласили в Советский Союз. По предсмертному опыту СССР это означало гласность! Правда, со всеми вытекающими последствиями...
Сам повод для приглашения был невинен - ежегодная международная выставка издательств. Маленький рекламный стенд «КП» должен был утонуть в океане рекламных представительств со всего мира.
Он и утонул. Когда я воровато исчезал с выставки, чтобы раствориться в «перестроечном» Ашхабаде, наш крохотный стенд накрыл девятый вал алчущих запретной русской прессы туркмен. Как грустно заметил потом директор по распространению «КП» Александр Антонов: «Для нас выставка закончилась через несколько минут - туркмены расхватали все, на чем были русские буквы! Изголодались, бедные...»
О пользе коррупции
А раствориться в Ашхабаде оказалось до обидного просто. Никакой романтической слежки сопровождающих. Свобода! Подразнив местную милицию нацеливанием фотоаппарата на Президентский дворец (здесь это по-прежнему строго запрещено, но если ты нахальный иностранец - пожалуйста!), поблуждал по городу. Пришел к мысли, что туркменская столица стала похожа на типовой провинциальный российский городок эпохи Высоких Цен На Нефть. Рьяное блестяще-помпезное строительство в центре города резко слабеет через пару кварталов к периферии. На окраинах царят вечные 90-е - треснувший асфальт, запах канализации из облупленных подъездов...
Зашел на рынок, который местные называют «Русским базаром», впечатление усилилось... Поменяв 100 долларов на почти полтора миллиона манатов (т. е. на полиэтиленовый мешок денег), зашел в магазин.
- Что бы у вас такого взять... - рассеянно бормочу я.
- Вы из Москвы? Возьмите нас с собой! - мрачно (но бесстрашно) пошутила продавщица-туркменка. Как выяснилось, я только что поменял их месячный заработок... Даже учитывая, что коммунальные услуги в Туркмении датируются почти на сто процентов, зарплаты здесь грустные.
- Вы думаете, в Москве вам будет лучше? - пожимаю плечами я. - Иностранцам там, поверьте, непросто.
- Неужели и у вас тоже есть коррупция? - удивилась она.
Сраженный вопросом, растерянно улыбаюсь.
- Да что ты все Сапармурат да Сапармурат! - пьяно бушевал на диссидентской кухне мой отчаянный ашхабадский знакомый. - Ну да, вам, журналистам, экзотику подавай - культ личности, золотые памятники... Только не сравнивай его со Сталиным, старик! Сапарик никогда не был вождем народа! Да, он был эксцентричным, с манией величия и преследования. Но в остальном обычный среднеазиатский бай-президент! В российских регионах таких баев - десятки, в СНГ - так вообще через одного. А правят-то скорее не они - деньги!
Приведу пример - у нас министр получает тысячу долларов. Ты оценил автостоянки у министерств? Хорошие машинки, правда? Особенно для чиновников с окладом в 200 - 300 долларов. А теперь вспомни, видел ли ты в продаже... Ну, например, водку. Где видел?! Формально, Володя, у тебя галлюцинации. Потому что получить лицензию на ее продажу - безумно дорого и практически невозможно. Но ты прав, водку продают все, потому что отстегивать проверяющим - нормально. А к проверяющим придет КГБ, потому что платить чекистам тоже нормально. А теперь представь место Туркменбаши Великого в этой системе координат, учитывая, что его родня контролирует весь импорт сигарет и большую часть алкоголя. Я уж не говорю, кто здесь контролирует газ...
- Слушай, а чего я все это россиянину рассказываю, - смеется знакомый.
- Мда уж, удивил русского коррупцией, - улыбаюсь, - а если...
- Никаких если! Никаких случайностей. Ты же не тупой идеалист, тебе придется признать: коррупция - это равновесие. Она дарует сумасшедшие деньги одним и стабильность прочим. А газодоллары поднимут страну... Куда они, блин, денутся!
В гостинице дрожал коллега, к которому во время передачи телефонного репортажа вдруг зашли двое в штатском - проверить фен. Но на меня его история подействовала успокаивающе. Вертикаль крепка, за страной присматривают...
Включил телевизор... Ха! Золотые истуканы, белый мрамор, ветры свободы... Чушь все это! Вот она жизнь!
Аукцион
Телевизор в Ашхабаде сильно изменился. Благодаря гигантским ушам спутниковых тарелок, которыми обвешана вся страна, туркмены давно космополиты. 200 каналов. Большинство населения (судя по вездесущей русской попсе) смотрит Москву. Кое-кто - Турцию. Национальными каналами здесь брезгуют, лишая себя великого удовольствия!
Ведь оттуда только-только исчезло многочасовое изучение «Рухнамы». Там до сих пор показывают спектакли, где по сюжету партийный работник влюбляется в передовика производства, и прямо у графиков перевыполнения плана на 101 процент влюбленные... обещают президенту 102. Там еще бродят заблудившиеся во времени программы, где после аршинной заставки NEWS можно увидеть родное: группа товарищей в серых плащах машет вождю, поднимающемуся (или спускающемуся) по трапу самолета. «А также другие официальные лица», - говорит диктор почему-то не голосом Кириллова...
И все это не вызывает раздражения. Потому что, если переключить телевизор на российский канал, понимаешь - с этими тарелками власти ничем не рискуют. Смысла на нашем ТВ еще меньше...
Говорят, что сразу после смерти Ниязова в туркменском эфире пробежал «сквознячок гласности» - вышли несколько странных сюжетов. Поговаривают, что даже с намеком на критику. Журналистов мгновенно уволили. Но, к радости местных оптимистов, не посадили. (Есть для подобных случаев в Туркмении уголовная статья: «Все, кто высказывает и распространяет сомнение в правильной политике президента, являются изменниками Родины».)
Но лично меня заворожило в местном телевидении другое. Краем уха слышу: кто-то признается в любви к новому президенту. Бурно, даже с отчаянным надрывом. На экране хитрое лицо русского бизнесмена. Он преданно смотрит в камеру и мягко-мягко стелет: дескать, русские и туркмены веками вместе жили, и фирма-то у него надежная, и если власти пойдут ему навстречу... На словах «мудрая политика президента» его грубо обрывают. Из экрана чуть не вываливается турок.
«Братья! - кричит. - Турки и туркмены - народы-родственники!»
Потом выясняется, что у него тоже фирма, что он очень хочет какой-то контракт. А в президента ну прямо-таки влюблен.
Далее идут мольбы итальянца, немца, украинца...
А вот в Ашхабад прилетает большой московский чиновник - «для укрепления добрососедства».
А вот репортаж о прибытии латвийского президента Валдиса Затлерса, который и не думал скрывать, что командирован Евросоюзом. Все прозрачно - за сутки до встречи глав стран СНГ в Бишкеке латыш приехал уговаривать Бердымухамедова пустить туркменский газ по «альтернативным путям экспорта в Южную Европу» (минуя Россию, разумеется)...
И все эти сладкоголосые просители с песней «Выбери меня!» роятся на экране вокруг спокойного, с хитрым прищуром Второго Президента...
Под горячую руку снова подвернулись европейцы. На этот раз поляки. Политологи Бартош Чихоцкий из Центра восточных исследований и Адам Эберхардт из Варшавского института международных отношений прилетели читать местным студентам лекции. Об энергетической безопасности (или «как уйти от российской зависимости»). В гостиничном холле снова вспыхнул спор между Западом и Востоком.
- Привет конкурентам! - улыбаюсь. - Вторгаемся в зону российских интересов?
- А почему она ваша? - поляки насторожились. - Или, по-вашему, с Ашхабадом надо договариваться через Москву? И потом, новые маршруты туркменского газа не противоречат интересам России.
- Если газ пойдет в Европу не по российским газопроводам - противоречат!
- То есть вы хотите быть монополистом... - поморщились европейцы.
- А кто не хочет стать монополистом, может быть, вы? - любопытствую. - На месте русских вы бы как действовали - расслабились, махнули рукой. Мол, фу! Монополия - это же так ужасно! Поэтому мы в сторонку отойдем, пусть, к примеру, поляки на Туркмении зарабатывают?
- Все нормально! Мы тоже сопротивлялись бы, - быстро кивнул поляк и примирительно улыбнулся. - Идет игра. Конкуренция...
Мы даже не заметили, как рядом появился туркмен в штатском.
- Кто из вас русский по имени Владимир? - спросил он, глядя на меня в упор. - Пройдемте...
Окончание в следующем номере.
|
