Прощание с "мульти-культи"

В отличие от классических "принимающих стран" - США, Канады, Австралии, - ис­тория которых определялась потоками иммигрантов и которые - уже в силу своей величины - могут позволить себе сосуществование разнообразных диаспор, европейские государства жизненно заинтересованы в куль­турно-политической интеграции проживаю­щих в них иностранцев. Особенно проблема­тичной для европейских стран является интег­рация мусульманских диаспор. Наличие "па­ралельных обществ" - реальная опасность для западноевропейских демократий.

Понятие "мультикультурализм" появилось на политическом и научном горизонте Запада где-то ближе к концу 60-х гг. Под ним подразумевают равноправное сосуществование в од­ной стране разнообразных этнических групп с их культурными и религиозными ценностями. Но не просто сосуществование, а их постепенное слияние в некую новую общность, причём в рамках одной государственной нации и на основе демократических ценностей.

В годы расцвета немецкого социального государства эта неясная, но привлекательная идея воодушевила мелкобуржуазных "левых" интеллектуалов и политиков, группировавшихся преимущественно вокруг партии "зелёных".

Сложное слово "мультикультурализм" в политическом обиходе немецких "левых" сократили до ласкового "мульти-культи". Организовывались тематические "мультикультур­ные" встречи немцев с "иностранцами", делались попытки искусственно создать островки "мультикультурности", типа жилых комплексов, где воодушевлённые идеей немецкие активисты умышленно селились вместе с иммигрантами.

Одним из первых источников формирова­ния мусульманской диаспоры были гастарбай­теры из Турции. Гастарбайтерами - рабочими ­гостями - называли малоквалифицированную рабочую силу, прибывшую в ФРГ для работы по контракту из Португалии, Италии, Югосла­вии, Турции в ФРГ в годы экономического бу­ма. Существовавшее законодательство позволяло работающим иностранцам уже по прошествии нескольких лет получить разрешение на постоянное проживание, а со временем - и на гражданство, чем они и воспользовались.

В 1973 году ввоз рабочей силы из-за рубе­жа был запрещён. В стране, официально иммигрантов не принимавшей, уже жили около 7,3 миллиона иностранцев, что составляло 9 процентов от всего населения страны.

"Сосуществование" культур и ценностей, хоть и вынужденное, было налицо - "мультикультурности", однако, не воз­никало, наоборот. В маргинальных слоях немецкого населения усиливалась ксенофобия, распространялась праворадикальная субкультура. В маргинальных же слоях населения иностранного как за последний якорь цеплялись за "свою" культурную и религиозную идентичность.

Таким образом, в "народе" идея мульти­культурного общества была непопулярна как у немцев, так и у иностранцев. Немцы не хотели, чтобы "иностранцы" в целом влияли на их образ жизни и на их культуру, иностранное же население, прежде всего иммигранты из мусульманских стран, не желали смешиваться с немцами.

Неприязнь к иностранцам значительно усилилась после террористических актов в США в сентябре 2001 года. Страх перед тем, что "в страну прибывает всё больше иностранцев", стоит ныне на первом месте, вытеснив страхи перед экологической катастрофой и ростом преступности.

Особые трудности с культурно-политической интеграцией испытывает мусульманское население. Причины этого - особенности немецкой мусульманской диаспоры.

Приезжавших "на заработки" без семей гастарбайтеров поначалу селили, как правило, вне городских зон, на окраинах, в особых лагерях. Но постепенно они перебирались в го­рода, снимая квартиры "по средствам" - в старых рабочих кварталах. К ним начали при­езжать их семьи. По мере развития производ­ства понижалась потребность в неквалифици­рованном труде - гастарбайтеры становились безработными. Особенно пострадали турки - значительная их часть была занята в сталели­тейной промышленности.

Интеграция социальной группы гастарбай­теров была стихийной и протекала в зависи­мости от культурной принадлежности. Итальянские, португальские, югославские иммигранты тех лет не испытывали особых трудно­стей, вливаясь в немецкое общество, привнося в него свою южноевропейскую ноту, как правило кулинарную.

Сложнее обстояло дело с турецкими гастар­байтерами и их семьями. Потеря рабочего места означала для турецкого гастарбайтера прекращение контакта с немцами. Ислам, даже в умеренном варианте, препятствовал "растворению" диаспоры в либерально-демократическом государстве с христианскими корнями. Турки селились, как правило, в пределах определённых районов, создавали там инфраструктуру, ориентированную на "своего" потребите­ля. Причина культурно-религиозного фундаментализма турецких иммигрантов заключалась не в последнюю очередь в том, что гастарбайтеры и их семьи принадлежали к наименее образованным слоям турецкого населения, были выходцами из сельских областей, где религиозные традиции особенно сильны.

Либерально-демократическое западногерманское судопроизводство тех лет пошло по пути уступок - турецким иммигрантам удалось, например, добиться разрешения для мусульманских девочек носить в школе головные платки и не посещать уроки физкультуры. Ислам турецких иммигрантов не смог стать просвещённым "евроисламом"; напротив, он способствовал обособлению этой социальной группы, тем более что жён подрастающая турецкая молодёжь тех лет предпочитала брать не из числа выросших в ФРГ турчанок, а из тех сельских регионов Турции, откуда когда-то приехали в Германию их родители.

Многие гастарбайтеры первого поколения работают до сих пор на тех же предприятиях, нередко с теми же минимальными знаниями немецкого языка, с которыми когда-то при­ехали в страну. Их дети по большей части интегрировались в немецкое общество, однако третье поколение возвращается к своим культурным и религиозным корням. Безработная мусульманская молодёжь с немецкими пас­портами была излюбленной целевой группой исламистских вербовщиков.

В последние двадцать лет исламская диаспора росла и за счёт притока "политических беженцев". Богатая Западная Германия, с её воистину либеральнейшим правом на политическое убежище, была привлекательной целью, поэтому настоящие "политические беженцы" терялись в широком потоке, вобравшем в себя всю нищету третьего мира. Не сумев доказать факта политического преследования, они оставались в ФРГ под всевозможными предлогами, уходили на дно.

Возникновение мусульманских жилых районов - феномен до сих пор преимущественно "западногерманский". В одном лишь Западном Берлине на конец 2002 года проживали 235 000 мусульман, в районе Кройцберг - 23 845 одних только турецких граждан, не считая многочисленных турок с немецким гражданством.

Одна пятая мусульманского населения Берлина официально числится безработной, 40 процентов живут на социальное пособие. Меняется демографическая структура населения, немецкое население стареет, мусульманские же группы иммигрантов многодетны.

Но не только бедность и безработица создают питательную почву для радикализации ислама, хотя сторонники "политики развития" и считали в своё время, что достаточно обеспечить бедным слоям третьего мира приемлемые жизненные условия - и они автоматически превратятся в просвещённых демократов. Возвращение к "своим" корням, опора на "свою" культуру и религию - явление, присущее на сегодняшний день не только социально обделённым, но и благополучным в имущественном отношении мусульманам, проживающим в Германии. Не только дети арабских иммигрантов, но и дети из турецких семей помимо обычных школ четыре раза в неделю с удовольствием посещают "школы Корана".

В Берлине в настоящее время проживают около 100 000 человек молодёжи, исповедую­щей ислам. Данные опросов показывают, что нынешнее молодое поколение значительно религиознее предшествовавшего.

Исламские фундаменталисты использовали пребывание в Германии не только для то­го, чтобы отдохнуть и собраться с силами, но и для вербовки боевиков для террористических групп.

Со вступлением в силу нового закона об иммиграции город Кёльн с большим трудом выдворил наконец в Турцию муфтия Каплана, жившего в ФРГ со статусом политического беженца (в Турции его ожидал судебный процесс). Муфтий этот, пользуясь огромным авторитетом и регулярно читая проповеди в немецких мечетях, призывал мусульманских родителей превратить своих детей "в острие копья, направленного против неверных".

В Бонне муниципальные власти долго и безуспешно старались закрыть "Академию короля Фахда" - саудовско-арабскую школу. Из 50 известных спецслужбам боннских исламистов 17 посылали своих детей учиться в эту школу.

В последнее время в стране всё сильнее становятся дебаты о том, где лежат пределы присущей либерально-демократическому государству "толерантности". Журналист Гюнтер Лахманн в своей книге "Смертельная толерантность" считает, что западногерманское государство с его широко понимаемой "толерантностью" и мечтами о мультикультурности упустило в своё время шансы обязательным порядком интегрировать мусульманских иммигрантов. И ныне, в новых политических условиях, стоит практически перед не­разрешимой проблемой, ибо насильно обладающих немецким гражданством исламистов на интеграционные курсы не отправишь и из страны не выдворишь.

Всё популярнее становится требование "руководящей культуры" - то есть того минимума ценностей, которые обязан разделять иммигрант, живущий в Германии. В конце 1990-х годов консервативным политиком Ф. Мерцем было выдвинуто понятие "немецкой руководящей культуры" (Deutsche Leitkultur) - в противовес провозглашаемой левыми интеллектуалами безграничной "мультикультурности". Шум, поднятый в этой связи "левыми" интеллектуалами и "зелёными" поли­тиками, вынудил Мерца отказаться от этой концепции, поскольку в словосочетании "немецкая руководящая" было усмотрено нарушение правил "политкорректности".

Однако у немецкого населения лозунг пользовался популярностью, а после событий 11 сентября 2001 года его взяло на вооружение правительство социал-демократов и Сою­за зелёных, правда, без слова "немецкая". Нынешняя же "большая коалиция" - социал­-демократы и консерваторы - воплощает лозунг в жизнь, разрабатывая новые тесты для желающих получить гражданство.

Сегодня Германия находится на перепутье. "Нормализация" внутренней и внешней политики невозможна без изменения целого ряда позиций сложившейся в старой ФРГ политической культуры, без реалистичного осознания существующих в стране проблем и насущных потребностей. Изменение иммиграционного законодательства, отказ от былых "мультикультурных" утопий - составная часть этого процесса.

Сегодня в Германии в корне меняется и от­ношение общества к иммигрантам с иными культурными традициями. На смену былой щедрой беспечности ("они же такие бедные, им надо помочь!") приходят настороженность и даже неприязнь.

На "обыденном" уровне "мультикультурность" затронула в первую очередь большие западногерманские города, ибо именно там естественными путями начиная с гастарбайтеровских времён формировались иммигрантские жилые кварталы. Восточногерманское население, знакомое раньше только с мозамбикскими и вьетнамскими рабочими, вкусило мультикультурные прелести после воссоединения Германии, по мере заселения въезжающих мигрантов в панельные "социальные" многоэтажки.

На сегодняшний день в представлении немецкого обывателя хорошая "мультикуль­турность" сводится к итальянским и греческим ресторанам, к ларькам с дешёвыми доне­рами и кебабами, к "турецким" магазинам, где овощи и зелень можно купить дешевле, чем у немецкого "бауэра", к русской забегаловке у вокзала, где его накормят порцией пельменей за три евро и напоят рижским бальзамом. Он готов терпеть закутанных в чадру или в платки женщин - пока они работают уборщицами или же остаются в пределах "своих" кварталов.

Но когда его дети, придя из муниципального детского сада, пытаются заговорить с ним по-­арабски! Когда они в первом классе начальной школы не могут научиться читать и писать на родном языке, потому что большинство детей в классе - иностранцы! Когда учительница-мусульманка затевает судебный процесс против государства, требуя разрешить ей вести уроки в платке, ибо этот платок является неотъемлемой частью её идентичности!

А уж когда турецкие дети во время игры кричат его ребёнку: "Христианская свинья!" - обыватель всерьёз начинает задумываться о судьбах Европы. Первым результатом подобных раздумий является горькое сознание своей "брошенности" в глобализирующемся ми­ре. Вторым - поиск защитника.

Сложнее обстоит дело на уровне "интеллектуалов", формирующих общественное мнение. "Преодоление нацистского прошлого" - важнейший фактор, решающим образом определивший формирование западногерманской политической культуры. Поскольку именно национальная идея в её утрированной форме привела Германию к краху, политики, идеологи и интеллектуалы Западной Германии предпочитали "дистанцироваться" от всего, что могло напомнить возвращение к временам гитлеровского рейха. В обществе проповедовались постнациональные ценности. Место национального патриотизма заменил "конституционный патриотизм".

Существовал целый ряд политических тем, которые просто не принято было обсуждать на официальном политическом уровне. Население приучали быть толерантным, терпимым по отношению к людям, исповедующим иные взгляды на жизнь, придерживающимся иной культурной ориентации.

Интеллигентная, образованная часть населения - учителя, журналисты, писатели, пре­подаватели вузов - в вопросах мультикультурности руководствовались представлениями о "диалоге", цель которого - обсуждение спорных вопросов и достижение взаимопонимания. Такое представление о "диалоге" базировалось на традициях европейского просвещения, настолько привычных для европейцев, что они считали их универсальными. Ища "диалога религий", европейские политики и интеллектуалы, христианские по форме и постхристианские по сути, практически не задумывались о том, что в странах с иными культурными и религиозными традициями возможны иные, боевые и бескомпромиссные интерпретации "диалога".

Мне не раз приходилось слышать от немецких коллег, участвовавших в подобных мероприятиях, грустные констатации: исламские участники "диалога" вели его наступательно, стремясь не к "взаимопониманию", а к доказательству правоты ислама. Христианская традиция со времён Просвещения утеряла боевую наступательность, была окончательно придавлена конфликтом идеологий и существует ныне по большей части на уровне "культурной принадлежности". В исламских же странах религия пронизывает все слои общественной жизни, от политики до интеллектуальной и повседневной.

Большинство иммигрантов, особенно беженцев, прибывали в ФРГ как раз из тех стран, политические культуры которых толерантностью похвалиться не мог­ли. Немалая их часть исповедовала, кроме того, вариант ислама, исключающий любую толерантность по отношению к "неверным". Будучи преследуемы в своих странах, они находили убежище на либеральном Западе.

Глядя на растущую активность исламских активистов, немецкие обыватели обеспокоен­но спрашивают: а не дойдёт ли до того, что крест на стенах школьных классов баварских школ, употребление в пищу свинины, купание в купальниках и без них оскорбит чувства живущих в Германии мусульман и поведёт к их протестам? Не стоит ли, например, ограничить количество мечетей в Германии количеством христианских церквей, например, в Турции?

В свою очередь, граждане мусульманского вероисповедания чувствуют себя ущемлёнными растущей "исламофобией" населения.

"Переходное общество" западноевропейских демократий - общество, в котором былые "параллельные" структуры, образованные диаспо­рами из стран с иными культурными и религи­озными ценностями, всё активнее используют идеологию и практику либеральной демократии для подтверждения своих традиций и достиже­ния своих целей, либеральной демократии не просто чуждых, но иной раз и враждебных.

В немецких интеллектуальных кругах всё чаще говорят о необходимости культурной консолидации Запада. Ибо, как полагают пес­симисты, в западных обществах речь идёт уже не о "диалоге" в рамках толерантной многокультурности, а о реальной конкуренции культур.

Публицист Бодо Штраусс, с горечью отмечая, что нынешнее западное общество не про­сто секулярно, но к тому же ещё и бездуховно, призывает возродить всё лучшее из традиций европейского духа - всё то, что в современных обществах или не осознаётся толком, ибо воспринимается как само собой разумею­щееся, или попрано потоком "попсы". Бездуховное общество беззащитно. Европейцев призывают вернуться к своим духовным "корням" - точно так же, как мусульмане обращаются к своим.

Мультикультурализм, "мульти-культи", о котором играючи говорили в былые времена благостные мелкобуржуазные левые, обернулся тупиком для современных европейских обществ. Выход из него ищут. Найдут ли?