|
— Красные пятна на карте Москвы — зоны, где жить в целом можно…
— …но лучше не стоит?
— Да почему же? Стоит, но действовать там надо особенно осторожно, — улыбается Геннадий Акулкин, начальник лаборатории радиационного контроля НИИ экологии города, глядя на карты аэрогаммасъемки Москвы.
Не сказать, что красное повсюду — но его очень много, и в данном случае «красное» вовсе не тождественно «красивому». Вот безумный по ценам на жилье и услуги центр весь в пятнах («Памятники, гранит фон дают сильный»), вот высоколиквидная Ленинградка с территорией Института им. Курчатова («Слава богу, там только один реактор работает — вывести бы из черты города, но у кого лишних полмиллиарда долларов найдется?»), вот престижный Юго-Запад («Были захоронения, провели рекультивацию — теперь все нормально там»)… Отдельно — знаменитое в последнее время Южное Бутово; сплошь красное, как пожарная машина.
— Искали-искали, в чем там дело, — ничего пока не нашли, — сообщает Акулкин. — До сих пор не поймем. Жить с этим можно — и с красным, и даже с очень красным. Копать только нельзя без контроля и строить нельзя без надзора на этих землях. А жить, — улыбается Акулкин, — можно. Ведь вся земля такая, какая есть, — чище в столице не найти.
В ПОИСКАХ ИНСПЕКТОРА
Если разобраться с тем, кто и как следит за чистотой московской земли, то вырисовывается следующая картина. Есть в Москве те, кто мерит радиацию и прочие загрязнения земли — по 553-му постановлению (перед началом любой стройки) и по другим четко прописанным случаям. Есть те, кто фиксирует, — Санэпиднадзор. Есть в Москве и те, кто, в случае чего, вывозит загрязненную землю — например, московское НПО «Радон», если земля радиоактивна. Но нет действенного контроля за тем, кто и как потом на этой чистой земле строит/ввозит/забивает — и нет работающей системы наказаний — того, что в полном объеме существовало в Москве до 2001 года. До тех самых пор, когда федерального подчинения Москомприроды заменили на чисто городской Департамент природопользования и охраны окружающей среды, существенно сократив ему штат (вместо четырех сотен разнообразных смотрящих — сто). Геннадий Акулкин — бывший сотрудник Москомприроды, «федерал» — уверен, что от переподчинения проиграли все:
— При Москомприроде была административная комиссия по нарушениям. Уже сам вызов на комиссию много значил, очень много… Мы в год по Москве сотни миллионов штрафных рублей собирали — за то, что землю загадил, за самозахваты и самострой, за свалки несанкционированные. Земельная, по отходам, водная, воздушная, моя, которая по радиационному контролю, — куча инспекций была. Теперь, значит, решили сэкономить и сократить их штат. При том что инспекторы ходили по городу и выискивали, где какой непорядок. С дозиметром и другой аппаратурой наперевес. Хлеб такой у них был: пять процентов от штрафа, но не более двух окладов.
Тут еще пояснить надо: раньше штрафы, которые административная комиссия налагала, шли в экологический фонд Москвы. Ныне штрафы берет столичная экологическая милиция, и идут они прямиком в бюджет Москвы. Казалось бы, какая разница — просто другой карман города, но не все так просто. К примеру, захотел некий завод очистные сооружения модернизировать или ту же землю загаженную почистить-рекультивировать, а денег у него нет. Тогда обращались в экологический фонд, откуда можно было взять на это дело беспроцентный заем.
— Поставили фильтр новый — пришла инспекция. Если видят, что работа правильно сделана и деньги на сторону не ушли — половину долга экологическому фонду долой, под списание.
Геннадий Михайлович понимает, конечно, что город большой и неожиданностей — в том числе и на почве загрязнения — в нем с избытком. Никто ведь не застрахован, допустим, от соседки-старушки, которой покойный флотский супруг оставил в наследство трофейные часы с немецкой подводной лодки (стократное превышение радиационного фона; был у Акулкина такой случай). Также понятно, что руководство Политехнического и Минералогического музеев, где до недавнего времени в экспозиции без всякой защиты лежали соответственно чистый радий (подарок нобелевского семейства Кюри советскому народу) и изрядный шмат урановой руды, судя по всему, не всегда дружило с головой (фон, по словам Акулкина, там перекрывался почти в тысячу раз). Но должна работать система защиты и профилактики, которой, увы, нет. А значит, все возможно — даже дорожные знаки, которые одно время в Москве повадились изготавливать из радиоактивной светомассы, перекрывающей радиационный фон как минимум в 15 раз.
— Проблема в том, что сейчас отлавливать все это — и много чего подобного — в режиме свободного поиска реально некому. Ни служб таких в Москве нет, ни людей, — утверждает Акулкин.
При том что опыт других мегаполисов-столиц нам не указ — по одной простой причине: ни в одной державе мира в столице не окопалось столько заводов, фабрик и прочей промышленности. В самой дорогой «по жизни» Москве более 300 предприятий, которые используют в производстве открытые (без защитной оболочки) источники радиоактивного излучения, и более 1200 — закрытые. Такой вот естественный фон.
ТРУБА АКТИВНАЯ
В 95-м экологи пробили постановление правительства Москвы № 553: никакие земельные работы в городе не начинаются без предварительного радиационного контроля. Замеры, пробы грунта, скважины; участок чуть больше 5 га около 200 тысяч рублей выходит. Потом сделали нечто куда более масштабное — аэрогаммасъемку. Ту самую, результаты которой у Геннадия Акулкина на стене висят. Первый и последний раз ее провели в середине 90-х. Акулкин полагает, что следующая будет не скоро. Не только потому, что относительно дорого — такая процедура в нынешних ценах более сотни миллионов рублей потянет. Тут другое: согласований не получишь на полеты над всей Москвой. Так что спасибо, что хоть такие карты есть. Им хоть и 10 лет уже, но они почти что секретные — до «Огонька» эту красоту со стороны никто не видел. Жизнь между тем идет, и только в этом году Акулкин и коллеги нашли три новых опасных места в Москве, которых на картах нет, — именно потому, что годы прошли и много чего изменилось.
— В одном случае из Тульской области на территорию школы чернозем завезли для благоустройства. Оказалось, что он цезием заражен. Еще в двух случаях завезли трубы с нефтеразработок, чтобы их в качестве свай забивать. Там целый букет того, что вместе с нефтью по трубопроводам прокачивается, — уран, торий, радий: теперь грязно и там, где складировали, и там, где в землю заколачивали…
Картинка получается занятная: стройку, для которой эти сваи предназначены, без проверки на радиацию и прочие загрязнения не начнут — иначе нарушается постановление правительства Москвы. И в металлолом в Москве без радиационного контроля не примут (на это дело бумага есть, и тоже строгая). А вот привезти на площадку конкретно фонящие трубы и забить их в грунт, по всем документам и замерам чистый, — это, как выясняется, вполне возможно.
— Конечно, система работает, — успокаивает эксперт Акулкин. — Другое дело, что в нынешней конфигурации не все от нее зависит, далеко не все. По всем нормам — нашим ли, зарубежным — разрешается захоранивать отходы предприятий, в том числе и загрязненные радиоактивными веществами, в обычном режиме — просто засыпая овраг. С одной поправкой: делать это можно лишь вне населенных пунктов. Но Москва расширяется, и расширяется резко. Поэтому много чего мы сегодня имеем в границах города, где дорогие элитные кварталы, бывает, вырастают на серьезных неприятностях.
Пример для наглядности — экс-загородный экс-овраг в районе Каширского шоссе, в котором сошлись когда-то сразу три фонящие свалки (от завода полиметаллов, Института химических технологий и МИФИ). Овраг, как положено, засыпан, а в нем и радиация, и редкие металлы, и рассеянные элементы на пятачке в 500 на 150 метров. На поверхности ничего не чувствуется. Однако есть подземные воды, снеготаяние, дожди и прочие явления. И появляются, как говорит Геннадий Михайлович, «отдельные пятнышки». В черте нашего самого дорогого на планете города.
— Вывозить надо, конечно. А куда? В специально для этого предназначенный могильник — это очень дорого. Просто за город? Московская область такого рода отходы принимать отказывается, и не она одна. Очень острая проблема, с такими вот участками.
— И много их?
— Да, в общем, хватает: город-то расширяется, а цены растут…
***
«Одной точки зрения на проблему быть не может: должны высказаться все заинтересованные стороны». Следуя этой журналистской аксиоме, «Огонек» более недели пытался добиться у руководства столичного Департамента природопользования и охраны окружающей среды комментария к вышеизложенной ситуации. Однако ни руководитель департамента Леонид Бочин, ни его заместитель Наталья Бринза отвечать не стали, уклонившись от разговора. Видимо, мы запросили у департамента совершенно секретную информацию, ту, которую читателям да и просто москвичам знать не положено. Или лучше не знать вообще.
Досье «Огонька»
Москва по качеству жизни находится на одном из последних мест — 173-м среди 215 крупнейших городов мира, входящих в ежегодный рейтинг компании MERCER HUMAN RESOURCE CONSULTING. В качестве критериев компания использует 39 показателей, которые кроме экологии включают: здравоохранение, качественные продукты по доступным ценам, экономическую стабильность, уровень криминала и проч. Новосибирск отстал от Москвы на 16 пунктов и занял 189-е место, а Питер обогнал на 10 — 163-е место.
В другой части списка, заглавной, значится Цюрих. За ним следуют Женева, Ванкувер, Вена, Дюссельдорф и Франкфурт. Нью-Йорк на 46-м месте, Лондон на 39-м, Рим на 62-м, Афины на 79-м. Например, 9-е место поделили сразу два города: Берн и Сидней. Самым «некачественным» городом мира признан Багдад.
Дефицит вздувает цены
Борис Гордон
Многие города, лидируя в рейтингах дороговизны жизни, входят и в число мировых лидеров по качеству жизни — например, Цюрих и Женева. Москва дорога, но на показатели качества жизни в ней без слез не взглянешь.
За что же мы тогда платим?
Свою версию «Огоньку» изложил глава консалтинговой компании «Дымшиц и партнеры», маркетолог Михаил Дымшиц
- Михаил Наумович, когда многие москвичи узнали о том, что наш город вошел в число самых дорогих в мире, у них волосы дыбом встали. Люди с более чем скромной зарплатой задали себе простой вопрос: а как мы тогда здесь живем? Нет ли тут какой-то ошибки в подсчетах?
-Ошибки нет. Все дело в том, что рейтинг дороговизны мировых столиц обычно составляется путем подсчета повседневных расходов постоянно живущих там иностранцев — так называемых экспатов.
-А отнюдь не местных жителей?
- Нет. Так уж повелось. Об этом важно помнить, ибо везде для местного человека жизнь всегда дешевле, чем для экспата. Но именно у нас разрыв между расходами иностранца и местного особенно велик. В Берлине экспата и берлинца обслуживает почти одна и та же инфраструктура. Немец и экспат, принадлежащие к средним сословиям, будут арендовать квартиры в одном и том же сегменте рынка жилья по одним ценам. У нас иностранец будет снимать очень дорогое жилье в агентствах, которые «заточены» именно под иностранцев.
- А если хитрый иностранец сунется в тот сегмент, где снимают квартиры приезжие из российской глубинки или из СНГ? Причем не грузчики, а, например, программисты?
- Он вряд ли сможет что-то выгадать. Это будут плохие квартиры в страшных районах. Недорогого и качественного жилья нет — рынок весьма узок, а недвижимость в Москве в принципе серьезно переоценена. Экспат не остановится в Москве и в чистенькой гостинице — «двушке» или «трешке» — ее он тоже не найдет.
- Будет вынужден платить бешеные деньги за те немногие дорогие отели и съемные квартиры, что есть?
- Да, именно будет вынужден. Одна из главных причин дороговизны Москвы для экспатов отнюдь не сногсшибательное качество услуг, предлагаемых Москвой, а жесточайший дефицит их предложения. В основе которого — неразвитость инфраструктуры и монополизация рынков, зарегулированных до предела. Кто не верит — пусть попробует открыть в Москве маленькую семейную гостиницу или кофейню, которых полно в западноевропейских городках и немало даже в Петербурге. Заранее сочувствую.
- Москва стала дорогим городом только сейчас, когда Россия открылась для иностранцев, а современная структура в ней так и не появилась?
- К нашему стыду, это положение неизменно уже лет 400, если не больше. Путешественники, попадавшие в Москву 1600 какого-то года, все как один отмечали, что по размеру московская лавка раз в 30 (!) меньше венецианской, товаров в ней мало, а цены очень высокие.
- Для иностранцев Москва непомерно дорога, потому что все нужные услуги — в дефиците. А для своих?
- Если сравнивать нынешнюю Москву уже с российской провинцией и оценивать расходы средних слоев — все радикально меняется. Середнячку, безусловно, дешевле и проще жить в Москве, чем в провинции. Так называемые брендированные товары — к примеру, бытовая техника, продукты или зубная паста известных торговых марок — у москвича-середняка отнимут существенно меньший процент зарплаты, чем у провинциала. Все эти товары в провинцию доставляются малыми партиями — значит, накладные расходы существенно выше. Вообще, в провинции меньше той инфраструктуры, которая помогает среднему классу поддерживать привычный стиль жизни. Существенно дороже туризм — чтобы улететь в Анталью, нужно сначала добраться в международный аэропорт, чаще всего в ту же Москву. За визой для гостевой поездки в ФРГ нужно опять же ехать в Москву. В глубинке меньше современных форм торговли — тех же гипермаркетов, где середнячкам можно запастись продуктами на неделю по почти оптовым ценам.
- Получается, инфраструктура для своих середнячков в Москве худо-бедно есть? Значит, не так уж все плохо?
- Да, она есть. Но она не мирового уровня, и она хороша, только если сравнивать ее с полным отсутствием инфраструктуры в глубинке. При этом стоимость жизни для самых бедных групп населения в Москве существенно выше, чем в российской провинции. В Москве дороже городской транспорт и весь традиционный набор продуктов бедняка — молоко, хлеб и крупы. Так что Москва многолика: для бедняка она одна, для середняка другая, для богатого экспата — третья.
- Но по кому все-таки сильнее бьет наша дороговизна? По богатому россиянину? По московскому пенсионеру? По экспату?
- Точно не по экспату. Топ-менеджеру западной инофирмы московские цены не так уж и страшны. Дорогую аренду жилья за него оплатит фирма, а в «Пушкина» он каждый день не ходит. Обычный же московский фаст-фуд не дороже, а часто дешевле европейского. Подоходный налог наш герой платит по низкой российской ставке. А то, что он покупает за свои деньги (например, продукты), покупает не так уж и задорого — дорожку в ближайший гипермаркет он давно протоптал.
http://www.ogoniok.com/4953/2/
Тараканы вернулись
Павел Орлов
В атмосферу над столицей за год выбрасывается 1 миллион 100 тысяч тонн вредных и отравляющих веществ — по 73 с половиной килограмма на каждого москвича. То есть вес отравы равен весу человека. Правда, равенство это условно — атмосфера над городом живет по особым законам, так что часть из нас дышит почти чистым воздухом, а другая часть совсем наоборот
На вопрос: «Есть ли в ситуации с вредными выбросами в московский воздух позитивные сдвиги?» — главный инженер РОСГИД-РОМЕТа Петр Плыплин отвечает «Огоньку», что есть, и даже два. Во-первых, по телефону горячей линии в РОСГИДРОМЕТ перестали поступать жалобы с улицы Подольских Курсантов, потому что расположенный там мусоросжигательный завод закрылся на переоснащение. И, во-вторых, перестали жаловаться жители Орехового бульвара, обитающие окрест фабрики «Лигетт-Дукат». На «Лигетт-Дукате» настолько сократили аварийные ночные выбросы ядовитой табачной пыли, что в соседние с фабрикой дома вернулись три года назад ушедшие тараканы.
В остальном же в столичном воздухе все по-старому: выхлопы 3,5 миллиона автомобилей; выбросы промышленных гигантов вместе с малыми предприятиями и старый добрый «западный перенос».
НЕ ПРОСТО ТАК РУБЛЕВКА
Метеорологический термин «западный перенос» означает, что 75 процентов московских ветров дуют с запада и северо-запада. Они приносят чистый воздух сначала в рублевские предместья столицы и затем почти чистый в престижные спальные районы: Строгино, Крылатское, Фили-Давыдково, Мичуринский проспект вплоть до Ясенева. Дальше с запада на восток воздушные массы прочесывают Москву, постепенно собирая и аккумулируя отравленный воздух. Самая тяжелая ситуация у жителей Юго-Восточного округа: во-первых, ветер приносит сюда уже очень грязный воздух; во-вторых, здесь сосредоточены практически все вредные предприятия города,
в-третьих, роза ветров закручивает здесь воздушные массы вокруг Борисовских прудов, поэтому воздух, вместо того чтобы сразу уйти в города Люберцы и Дзержинский, пару раз воронкой оборачивается над Печатниками, Марьино, Орехово-Борисовым и над районом с трепетным названием Зябликово.
НОЧНЫЕ СНАЙПЕРЫ
— Большинство сигналов на нашу горячую линию поступает именно с участка начиная от Царицына и в сторону МКАД, между Каширским шоссе и Рязанским проспектом, — рассказывает Петр Плыплин. — Причем звонят люди к нам чаще всего с 2 до 5 часов утра, жалуются на резкое ухудшение воздуха.
Ночные звонки не прихоть сумасшедших. Дело в том, что в соответствии с жесткими санитарными нормами московские предприятия не имеют права делать выбросы отравляющих веществ в атмосферу. Большинство из них оснащены фильтрующими выбросы системами стоимостью в несколько миллионов долларов. Однако, чтобы сэкономить ресурс этих систем, предприятия производят выбросы ночью, когда зафиксировать их невооруженным взглядом практически невозможно. Поэтому и жалуются москвичи на удушье в часы, когда, казалось бы, и в мегаполисе должен наступать экологический перерыв. Чаще других, как говорит Петр Плыплин, из районов Капотня, Марьинский парк, Орехово-Борисово, Люблино — куда ночью попадают выбросы Московского нефтеперерабатывающего завода.
Экологи Москвы давно настаивают на решении проблемы ночных выбросов посредством установки над потенциально опасными предприятиями системы специальных датчиков, контролирующих воздух. Вот только денег на эти датчики экологи не предлагают, а денег необходимо много. Система контроля воздуха над предприятиями стоит как небольшой комплекс ПВО. Поэтому остается только гадать — когда у городских властей появятся желание и возможность защитить здоровье жителей столичного Юго-Востока.
ЧЕТЫРЕХКОЛЕСНЫЕ ДРУЗЬЯ
Может быть, именно из-за ночных аварийных сбросов официальная доля промышленности в загрязнении столичного воздуха невелика — принято называть цифру всего 5,5 процента. Остальное согласно официальным же данным приходится на автомобильные выхлопы.
— Особенно вредно дышать воздухом в автомобильных пробках, — говорит Петр Плыплин. — Предельно допустимые концентрации (ПДК) диоксида азота в них превышаются в 5, а то и в 10 раз. Критические значения возникают в безветренные теплые или жаркие дни, пик которых обычно приходится на май и июнь.
— Европейцы на сегодняшний день выходят из положения, используя вместо бензина газохолл, — рассказал «Огоньку» начальник отдела бензиновых топлив ВНИИ по переработке нефти Вячеслав Емельянов. — То есть смесь 90 процентов бензина и 10 процентов этилового спирта. Выхлоп получается в несколько раз более экологичным и практически не содержит канцерогенно-опасных веществ. Но в России предложение ввести это новшество натолкнулось на непробиваемую бюрократическую стену.
С другой стороны, люди, не пользующиеся автомобилями и не живущие вдоль крупных автомагистралей, страдают от автомобильных выхлопов гораздо меньше самих автомобилистов. Дело в том, что загрязнение атмосферы автовыхлопами локально. Диоксид азота и оксид углерода, составляющие основную массу выхлопа, быстро разрушаются, попав в атмосферу. Если, например, на Минском шоссе ПДК вредных веществ превышена в 4 — 6 раз, то на тротуаре, за защитной полосой деревьев, она уже в два раза меньше, а в 150 метрах от дороги еще в два раза меньше. Если же территория отгорожена от трассы многоэтажными домами и с другой стороны лес, как в Давыдкове, то воздух там может быть почти что сносным.
СТОЛИЦА ЕСТЬ СТОЛИЦА
Настолько, насколько он может быть сносным в мегаполисе. Например, из воздуха практически пропал свинец в связи с тем, что бензин стал качественнее. Зато, по результатам мониторинга 18 станций РОСГИДРОМЕТа, в последние несколько лет бензапирен удерживается в Москве на уровне 2,3 — 4,6 ПДК, а формальдегид — на уровне 3 — 4,5 ПДК. Количество взвешенной пыли, богатой цветными и редкими металлами, достигает 4 ПДК, а тот самый автомобильный диоксид азота в ряде точек города круглогодично удерживается на уровне 5,2 ПДК. Как мы с вами выживаем в этой атмосфере — загадка. Однако в отличие от тараканов, три года назад покинувших местность возле фабрики «Лигетт-Дукат», люди из Москвы насовсем не уходят. Да вот и тараканы вернулись.
  
На рисунках — прогнозы уровня загрязнения московского воздуха автомобильными выхлопами. Если сохранится тенденция к улучшению экологических характеристик автомобилей и моторного топлива, ситуация к 2010 году может немножко улучшиться (хороший прогноз на 2010 год). Беда в том, что Москве остро не хватает хорошо проветриваемых трасс, проходящих вне жилых массивов. Одна из немногих таких трасс — Третье кольцо. Почти половина его проходит вне жилых кварталов, и оно хорошо проветривается на открытых участках. Экологи подсчитали, что если бы Третье кольцо не построили (плохой прогноз на 2010 год), уровень загрязнения воздуха в 12 муниципальных районах ЦАО Москвы превысил бы к 2010 году допустимую норму на 50%. Из этой антиутопии прекрасно видно, что станет с Москвой, если она не будет обеспечена современными автострадами.
Источник: Мосэкомониторинг
http://www.ogoniok.com/4953/4/
|
