|
Чуть больше двух недель остается до исторического дня, когда, рассекая воздух, пронесется по Питеру восьмерка президентских кортежей. Какой президент не любит быстрой езды, хорошей кухни и ощущения пребывания на вершине мира… Нет таких. Иначе кто бы пошел в президенты?
С маленькими президентскими радостями, как убедились журналисты «Совершенно секретно», все у них в Петербурге будет хорошо: улицы в местах их предполагаемого «пролета» залатаны новым асфальтом, Константиновский дворец сияет воистину царской отделкой, вышколенные повара готовы соответствовать самым изысканным кулинарным потребностям, милиция бдит.
А как с огорчениями?
Наверное, никакой международный форум, самый что ни на есть представительный, не готовился в России столь тщательно, как этот, по сути, неформальный междусобойчик сильных мира сего.
Собственно, как официальный орган «восьмерка» и не существует вовсе. Это элитарный клуб. Закрытый и самый влиятельный. Высшее политическое общество. Вот почему многие хотели бы туда попасть. Но немногих допускают даже понаблюдать за процессом на приставном стуле. Между тем именно в этом кругу, нравится это кому-то или нет, вершатся судьбы человечества.
Не случайно Россия так стремилась стать своей среди избранных – ведь членство открывает не виданные ранее возможности оперативно ставить перед коллегами собственные вопросы и быть в центре принятия ключевых для мира решений – не случайно «семерку», а теперь и «восьмерку» называют «мировым правительством». Естественно, добивались этого оба ее президента и в личном качестве. Причем шансы, учитывая предпосылки в виде экономического, геополитического, природного, людского и военного потенциалов страны, были высоки. Требовалось прояснить всего-то две составляющие: экономическую (рынок) и политическую (демократия).
Но когда все, казалось, было на мази: Россия – в «восьмерке», «восьмерка» на пути в Питер, нынешний президент захотел совместить несовместное. Свое ноу-хау в виде «управляемой», читай, псевдо-демократии плюс государственный, читай, чиновничий коррумпированный капитализм. И членство в клубе государств, где подобная экзотика воспринимается, мягко говоря, как неумение вести себя в обществе. Вместе с тем Владимир Путин – не Александр Лукашенко, которого, видимо, вполне удовлетворяют советско-феодальные привилегии его нынешнего президентского положения. Российский президент уже вкусил от мировой элиты с ее политическими интригами, приятными посиделками, неформальным общением, дружбой семьями и т.п. И лишится всего этого совсем не хочет.
Отсюда главная коллизия в преддверии саммита: поссорится ли «семерка» с новым членом клуба?
Неприятные моменты начались прошлой осенью. Москве дали понять, что полная интеграция в «Группу семи» может быть отложена. Прежде всего, это касалось совещаний министров финансов и шефов эмиссионных банков, которые привлекали российских коллег только к общей политической части своих встреч. В финансовых и валютных дебатах русские не участвовали. Помимо всего прочего, Россия оставалась должником Парижского клуба, а ее новые партнеры – сплошь кредиторы.
Не случайно Путин в качестве главной темы «своего» саммита заранее обозначил международную энергетическую безопасность. Ведь в этой области политические вопросы фактически неотделимы от экономических.
Артподготовку к питерской встрече Москва завершила двумя несопоставимыми, но не случайно совпавшими по времени событиями.
Объявила о досрочном погашении долга Парижскому клубу и, соответственно, перестала быть должником.
В отставку отправился первый из силового окружения президента – Генпрокурор Владимир Устинов.
В честность Генпрокуратуры при его правлении верили 6 процентов опрошенных россиян. Но не это обстоятельство решило его участь – тем более что ему тут же была публично обещана некая соответствующая «его статусу» позиция на госслужбе.
Просто Владимир Устинов оказался удивительно удобным чиновником. Убрав одного из лидеров слишком «разгулявшейся» в последнее время силовой фракции собственной администрации, президент одним показал, кто в доме хозяин (имидж для своих), другим – что привечает и либералов в своем окружении – сигнал внешнему миру в канун саммита. Да еще убрал чиновника, не сумевшего должным образом организовать борьбу с коррупцией, – это уже сигнал будущим избирателям. Новую уголовную серию затянувшегося сериала о «Трех китах» запустили, не успело остыть кресло бывшего хозяина генпрокурорского кабинета. Хотя ни для кого не секрет, что, закрывая несколько лет назад это уникальное дело, где скрестили шпаги коррумпированные чиновники сразу нескольких силовых ведомств, прокуратура действовала не по собственному почину.
Как бы там ни было – дорога отставка к саммиту. Да и новый Генпрокурор Чайка – не ястреб, к которым однозначно причисляли его предшественника Устинова.
В общем, умеет Владимир Владимирович по крупицам и в нужное время складывать «в свою корзину» самые разные обстоятельства, разводить и сводить людей. Однако его фирменный стиль хорошо изучили и партнеры по большой международной игре. А посему для них терзания на тему, как бы дать понять другу Владимиру, что «кто-то кое-где у нас порой» не вписывается в общепринятые демократические рамки, не закончились.
В канун саммита все заинтересованные стороны, похоже, занялись математикой: иностранные участники не могут сложить их семь с нашим одним, милиция «вычисляет» и «вычитает» антиглобалистов, горожане подсчитывают количество зон города, открытых для простых смертных в критические дни. А для России в который раз встает извечный вопрос: пойдет ли она в ногу и на равных с цивилизованным миром в ближайшем будущем или только прокатится со свистом по опустевшим питерским улицам.
Галина СИДОРОВА
Этого рыдвана осьмериком не стащишь.
Словарь Даля
Календарь мировой политики будто нарочно сверстан «под Путина». Середина второго срока, когда, по неписаному закону, даже самые успешные лидеры превращаются в «хромую утку» и понуро ковыляют оставшееся время – а президент России как новенький: председатель Совета Европы, хозяин саммита «восьмерки», и опять весь мир ломает голову, как быть и что делать с Россией.
Без сомнения, 2006-й – главный год его президентства. В истории России такой апогей международного признания случился лишь однажды, почти двести лет назад – после наполеоновских войн, на Венском конгрессе, когда империя превратилась в жандарма Европы. Триумф, однако, продолжался недолго. Русскому царю не удалось потушить пламя революций («оранжевых», если угодно, ведь их провозвестником была революция Вильгельма Оранского в Нидерландах); Европа ополчилась на Россию и нанесла ей тяжкое поражение в Крымской войне. Лишь после этого удара император решился освободить крепостных рабов, и начался период великих либеральных реформ и модернизации необъятной страны. Ах да, мы забыли уточнить, что русских монархов было трое: один побеждал Наполеона, другой «подмораживал» Европу, а третий освободил крестьян и учредил суд присяжных.
От «шестерки» до «фактической восьмерки»
«Восьмерка» – относительно новый международный институт. Он был учрежден по инициативе США в 1973 году, в период острого энергетического кризиса, и первоначально был конференцией министров финансов ведущих индустриальных держав. В 1975-м президент Франции Валери Жискар д’Эстен пригласил глав государств на неформальную встречу в замок Рамбуйе близ Парижа и предложил сделать саммиты регулярными. «Восьмерка» была тогда «шестеркой»; на следующей встрече, в столице Пуэрто-Рико Сан-Хуане, к шестерым лидерам по воле хозяина, президента Джеральда Форда, присоединился премьер-министр Канады, и форум стал называться G7 – «Группа семи». Он сохранил свой неформальный характер: у него нет постоянных рабочих органов, переговоры лидеров готовят специально назначенные чиновники, которых называют «шерпа» – по имени тибетской народности, представители которой зарабатывают на жизнь участием в экспедициях восхождения на Эверест в качестве проводников и носильщиков.
Первоначально «Группа семи» занималась урегулированием торговых и валютно-финансовых споров, но после советского вторжения в Афганистан занялась и политикой. На саммите 1980 года в Венеции помимо традиционного коммюнике по экономическим вопросам был принят пакет политических деклараций; страны «семерки» согласовали и ввели в действие санкции против СССР.
В 1989 году президент-реформатор Михаил Горбачев предложил лидерам G8 провести встречу в формате «семь плюс СССР». То был период бурной дипломатической весны в отношениях Москвы с Западом, однако к идее приглашения советского президента на «семерку» ее члены отнеслись скептически. Им было неясно, как далеко по пути демократизации готов пойти Горбачев и не потерпит ли он поражение в битве с консервативным крылом КПСС. Советский лидер получил приглашение спустя два года. Он прибыл на саммит «семерки» в Лондоне в статусе гостя – с ним встречались сверх повестки дня, никакого участия в работе над итоговыми документами советская делегация не принимала.
Вопрос о положении в Советском Союзе был одним из центральных на том, лондонском саммите 1991 года. Отчаянно нуждаясь в западных кредитах, Горбачев горячо убеждал своих визави, что СССР сделал решительный выбор в пользу рыночной экономики и расширения частного сектора, но кредитной поддержки в тех объемах, на какие рассчитывал, все же не получил. Как заявил тогда министр финансов США Николас Брейди, советские представители «не понимают еще смысла произносимых ими правильных слов о рынке».
Спустя месяц после Лондона приключился Форос, и Советского Союза не стало. Независимая демократическая Россия объявила себя государством-правопреемником СССР, однако ей пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы действительно получить политическое наследство почившей в бозе державы, прежде всего место постоянного члена в Совете Безопасности ООН. Это удалось в первую очередь благодаря признанию советских обязательств по внешним долгам, сумма которых в конце 1991 года составляла более 64 миллиардов долларов. Однако для погашения долгов России были опять-таки необходимы кредиты и реструктуризация самого внешнего долга – эта тема составляла в ту пору основное содержание ее взаимоотношений с «семеркой», члены которой были главными кредиторами Москвы.
Летом 1992 года Борис Ельцин получил приглашение на саммит G7 в Мюнхене – согласно прецеденту, сверх программы. Однако, по своему обыкновению, он решил действовать явочным порядком и прилетел в Мюнхен на день раньше согласованного срока. Хозяевам пришлось накрыть на рабочем обеде восьмой куверт. В последующие два года и в Токио, и в Неаполе Ельцин обедал вместе с «семеркой», но проблемы мировой экономики обсуждались без него. А в 1995 году в связи с первой чеченской войной в западных столицах муссировалась идея отменить приглашение российскому лидеру на саммит в канадском Галифаксе.
Сценарий был вполне реальным, но капризный российский президент не только ничего не хотел слышать о том, что приглашение может быть отозвано, но и настойчиво требовал превращения «семерки» в «восьмерку». Некий кремлевский аноним заявил, что превращение – «свершившийся факт», а участвовать в дискуссии «об укреплении курса доллара» Ельцин, мол, и не собирался, поскольку этот вопрос затрагивает интересы России «весьма опосредованно». Было также сказано, что Москва не будет форсировать трансформацию, так как президент Ельцин считает, что «для полного вхождения России в этот клуб еще не пришло время». Иными словами, когда Россия захочет, тогда и войдет.
Россия готовилась к Галифаксу исключительно серьезно. Но стройный сценарий перекосило перед самым началом саммита. В Буденновске чеченские террористы во главе с Шамилем Басаевым захватили более тысячи заложников.
Вопреки ожиданиям своих сограждан, полагавших, что в связи с событиями в Буденновске президент должен отменить зарубежную поездку, Борис Ельцин все-таки вылетел в Галифакс. Более того: беспрецедентные действия террористов заметно его ободрили. Москва теперь намерена была вести разговор о Чечне исключительно в контексте борьбы с терроризмом.
Ельцин не жалел мрачных красок, описывая чеченских террористов «с черными повязками на лбу». Желая усилить шок, президент России назвал Чечню «центром международного терроризма». Вечером 16 июня Ельцин вместе с другими участниками саммита был в цирке. Именно в это время спецназ штурмовал буденновскую больницу. В отличие от нынешних начальников, которые никогда ни за что не отвечают и никаких приказов не отдают, Ельцин подтвердил, что перед отлетом из Москвы он дал санкцию на штурм. Он рассчитывал предстать перед миром в ореоле непримиримого борца с терроризмом. Вышло иначе. Галифакс его логику не принял. Лидеры «семерки» в один голос заявили ему, что чеченская проблема военного решения не имеет.
Не было бы счастья…
Во второй половине 90-х российские чиновники стали называть «семерку» «фактической восьмеркой» и требовали того же от журналистов. Формально G7 стала именоваться G8 на саммите 1998 года в Бирмингеме. Однако в том же году процесс «вхождения» резко оборвался после исчезновения кредита МВФ и «суверенного дефолта». На саммите в Кельне летом 1999 года лидерам G8 снова пришлось решать вопрос о кредитной помощи России.
Первая встреча «семерки с половиной», в которой участвовал Владимир Путин в 2000 году на Окинаве, запомнилась кавалерийским наскоком новоизбранного президента. Он прилетел в Японию через Северную Корею, где встретился с любимым руководителем северокорейского народа Ким Чен Иром, и по этой причине стал звездой саммита G8: пхеньянский затворник сказал ему, что готов отказаться от своей ракетной программы, если державы помогут запускать на орбиту северокорейские спутники. Сообщение изумило мировых лидеров, но нельзя же не верить президенту России. Спустя непродолжительное время Ким, принимая в Пхеньяне журналистов из Южной Кореи, заявил им, что пошутил и никак не предполагал, что Путин примет его слова за чистую монету.
На самом деле реально никакой трансформации «семерки» в «восьмерку» не произошло вплоть до терактов «Аль-Каиды» 11 сентября 2001 года в США. Вот тогда Россия действительно оказалась недостающим звеном в глобальной войне с террором. Вторая чеченская война превратила Чечню в действительный, а не мнимый очаг международного терроризма. На территории России и сопредельных стран «Аль-Каида» свила обширные гнезда. Через эти «культурные центры» и «благотворительные организации» моджахеды и террористы получали щедрое финансирование, пользуясь непрозрачностью российской банковской системы. Перекрыть кислород «Аль-Каиде» – в этом состояла одна из самых главных и спешных задач первоначального этапа войны с террором.
Для этой цели уже в октябре 2001 года в Вашингтоне было созвано совещание министров финансов «восьмерки». На него впервые в качестве полноправного участника был приглашен и российский министр Алексей Кудрин. На мои вопросы он ответил, что Россия получила составленный правительством США список физических лиц и организаций, подозреваемых в финансировании террора, но пока никаких подозрительных активов у себя не нашла.
Россия, сказал он, готова к полномасштабному участию во всех мероприятиях, которые будут признаны необходимыми.
Эта готовность была оценена по достоинству. В четырех саммитах подряд Владимир Путин участвовал на равных основаниях с семью другими лидерами. И вдруг, когда он сам сделался хозяином очередной встречи, в США заговорили о том, что Россию надо из «восьмерки» исключить.
Пара лебедей
Задушевная дружба двух президентов началась внезапно, и вовсе не по случаю терактов «Аль-Каиды».
Джордж Буш-младший пришел в Белый дом с предвыборным обещанием урезать финансовую помощь России. Он критиковал кандидата демократов Эла Гора как человека, который закрывал глаза на хищническую приватизацию и способствовал невиданной коррупции в России, и это было важным элементом президентской кампании республиканцев – просто потому, что именно Гор отвечал в кабинете Клинтона за экономическое сотрудничество с Москвой. Летом 1999 года масла в огонь подлил скандал с отмыванием русских денег через Bank of New York.
«Мы пришли в Россию и сказали: «Вот вам деньги МВФ», – рассуждал Буш во время публичных дебатов со своим соперником. – И они отправились в карманы Виктора Черномырдина и прочих. А мы при этом делали вид, что это и есть реформы». Этот удар Эл Гор пропустил – скользкая тема. Кандидат в вице-президенты Дик Чейни заострил внимание на личности Путина: «Мы должны понять, действительно ли он привержен демократии, желает ли он поддержать силы свободы и в какой мере он олицетворяет старую советскую гвардию».
Высказыванием Буша Черномырдин оскорбился и угрожал даже вчинить ему иск за клевету. В сентябре 1999 года бывший российский премьер, в то время глава политического блока «Наш дом – Россия», находился с частным визитом в США. В одном из своих публичных выступлений он сказал, что и отмывание преступных доходов, и отток капиталов из России на Запад причиняют лично ему «боль и обиду». На мой вопрос, готов ли он отстаивать свой явно непопулярный взгляд на российско-американские отношения, лидер НДР отреагировал эмоционально. В России сегодня, сказал он, «много любителей поводить руками в мутной воде» и превратить Америку в объект ненависти. «Я для этих дел не подхожу, – продолжал он, – ни как политик, ни как человек, ни как гражданин».
Став президентом, Джордж Буш исполнил свое обещание и максимально сократил американскую помощь России. Отношения двух лидеров начинались с очень низкого старта. Поводов хватало. Арест Павла Бородина по представлению швейцарской прокуратуры. Разоблачение шпиона Роберта Ханссена и последовавшее за ним выдворение из США сотрудников российской разведки, работавших под дипломатическим прикрытием. Потом были битва американских кур с российской сталью, выход США из Договора о противоракетной обороне, а самое главное – бесконечные заявления Белого дома и госдепартамента по поводу удушения свободы слова в России и неадекватных действий федеральных сил в Чечне. Президенты впервые встретились в июне 2001 года в Любляне, перед генуэзским саммитом «восьмерки». И там свершилось чудо: Владимир Путин очаровал Джорджа Буша. Именно тогда президент США сказал, что заглянул в глаза президенту России и почувствовал его душу.
Надо полагать, имиджмейкеры рыли носом землю в поисках общих черт своих лидеров – в результате появился такой, к примеру, перл пиара: оба президента дали своим дочерям имена жены и тещи. На пресс-конференции в старинном замке Брдо за спинами Буша и Путина открывалась панорама гор и пруд, на глади которого вдруг появилась неторопливо плывущая пара лебедей. Президенты, не говорившие в тот момент ничего судьбоносного, так и не поняли причину дружного оживления репортеров.
Потом было 11 сентября и телефонный звонок Путина, оказавшегося первым позвонившим Бушу иностранным лидером. На президента США это произвело неизгладимое впечатление.
Два года спустя, на их встрече в Кэмп-Дэвиде, Владимир Путин сделал поразительное признание. «Когда началась контртеррористическая операция в Афганистане, – сказал он, – по различным каналам на нас выходили люди, которые собирались противостоять и противостояли Соединенным Штатам в Афганистане. И если бы между президентом Бушем и мной не сложились соответствующие отношения, то неизвестно, как развивались бы события в самом Афганистане». Интересно, кто же это такой выходил тогда на президента России? Неужто «аль-каидовцы»? Впрочем, такая интерпретация даже людям, скептически настроенным по отношению к Путину, кажется преувеличением. «Я не верю, что он мог бы поддержать противную сторону, – сказал мне известный американский эксперт в области безопасности и разведки Майкл Уоллер. – Но верю, что он мог эффективно помочь ей, оставаясь нейтральным». Уоллер не считает выбор Путина проявлением доброй воли – это был, по его мнению, расчет:
«Все, что он должен был сделать, – это сказать: ОК, можете летать в российском воздушном пространстве, и мы не будем возражать против того, чтобы вы пользовались базами в Таджикистане, Узбекистане и Киргизии. И то и другое было очень важно для нас, но ничего не стоило ему. Он ничего не сделал первым, мы должны были просить его, и поначалу он был против определенных видов содействия, а потом взял с нас деньги за оружие, которыми он снабдил Ахмад Шаха Масуда, хотя это и отвечало собственным интересам России».
Читая «Преступление и наказание»
О том, что администрация Буша перестала ставить перед Кремлем неприятные вопросы, мы говорили еще до иракской войны со Стробом Тэлботом – бывшим первым заместителем госсекретаря при Клинтоне, ныне директором старейшего из вашингтонских «мозговых центров» – Института Брукингса. «За что бы это ни было платой, это очень высокая цена, – сказал Тэлбот. – Я во многих аспектах поддерживаю внешнюю политику администрации Буша. Но я резко против того, что два критически важных для России аспекта практически не обсуждаются, можно сказать, игнорируются. Во-первых, развитие России как открытого, гражданского, демократического общества, основанного на соблюдении закона, – критически важный элемент успеха этого государства и даже его выживания в XXI веке. Второе: по-моему, Чечня это рак в теле российской политики. Если он продолжит расти и даст метастазы, он убьет само тело. Правда, я не знаю, что происходит между Бушем и Путиным, когда они находятся наедине. Хотелось бы надеяться, что президент Буш говорит с президентом Путиным более открыто и конструктивно».
Уже в случае с Ираком фактор личной дружбы президентов не сработал – интересам России не отвечал разгром Саддама. И лишь когда силы коалиции вели бои на подступах к Багдаду, Путин вымолвил, что Россия «не заинтересована в поражении США», как будто в тот момент иракские войска осаждали американскую столицу, а не наоборот.
«Думаю, отношения США с Россией во многом похожи на отношения США с Китаем, – говорит Майкл Уоллер. – Американское правительство не хочет говорить ничего, что обидело бы китайское правительство, потому что у нас много так называемых более важных вопросов. Конечно, если Россия создаст для Соединенных Штатов серьезные проблемы, мы вновь услышим многое из того, что слышали прежде, но не сейчас, когда она так старается быть полезной...»
И, наконец, кто ее там разберет, загадочную русскую душу. Постичь ее президент США одно время пытался, читая по совету Кондолиззы Райс «Преступление и наказание». Можно себе представить, какое представление составил бы Буш об английской душе, изучай он ее по трагедиям Шекспира.
В феврале прошлого года в ходе братиславского саммита Буш – Путин некоторые эксперты призывали американского президента еще раз заглянуть в душу Путину – мол, в Любляне он стал жертвой оптического обмана. А из Москвы доносились грозные предупреждения, что президент России не намерен выслушивать лекции. И Буш не стал искушать судьбу.
Есть совершенно специфическая трудность в общении с российским президентом. Он все время спрашивает: ну а для чего она, демократия? А президент США не умеет объяснить, что она не «для чего», а сама по себе. Казалось бы, парадокс? Ничуть.
– Соединенные Штаты ни разу не объяснили ясно российскому народу суть демократии, потому что мы сами этого не понимаем, – замечает известный политолог и журналист Дэвид Саттер. Отцы-основатели понимали. Но средний американец и средний американский политик не имеют никакого понятия о фундаментальных идеях демократии.
Все дело в том, что нынешнее поколение американцев получило свои права и свободы даром, не боролось за них ни единой секунды; все дело в том, что им не с чем сравнивать. Точно так же, как молодому поколению российских граждан, которые не жили при советской власти…
Злонамеренный наскок
Президент молчит, говорят другие. Одним из первых и наиболее веских призывов к пересмотру отношений с Москвой стало «письмо ста» – послание группы видных политиков и общественных деятелей правительствам стран НАТО и ЕС. Письмо подписали, в частности, бывший премьер-министр Швеции Карл Бильдт, бывший президент Чехии Вацлав Гавел, американские сенаторы Джон Маккейн и Джозеф Байден, бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт, бывшие премьер-министры Италии Джулиано Амато и Массимо д'Алема, бывшие министры иностранных дел Польши Владислав Бартошевский и Бронислав Геремек, бывший премьер-министр Болгарии Филипп Димитров, американский политолог Фрэнсис Фукуяма, французский философ Андре Глюксман. Я позвонил тогда одному из авторов письма, профессору Колумбийского университета, известному специалисту по России Майклу Макфолу, и спросил, как, по его мнению, могут западные правительства повлиять на политические процессы в России.
– Мы не должны ставить себя перед ложным выбором между сотрудничеством в борьбе с терроризмом и сотрудничеством с российским обществом, помощью российской демократии, – сказал Макфол. – Путин это все-таки не Сталин, и к тому же он хочет быть членом западного сообщества…
Что касается идеи исключения России из G8, то она обсуждается с ноября 2003 года. Именно тогда сенаторы республиканец Джон Маккейн и демократ Джо Либерман впервые внесли в Сенат проект соответствующей резолюции. В нижней палате идентичный проект внесли демократ Том Лэнтос и республиканец Крис Кокс. Представляя резолюцию на пленарном заседании верхней палаты, Джон Маккейн охарактеризовал происходящее в России как «ползучий переворот против сил демократии и рыночной экономики». Он призвал Экспортно-импортный банк США и Корпорацию частных заграничных инвестиций отозвать гарантии всех видов капиталовложений в Россию ввиду «неприемлемого риска вмешательства государства и экспроприации, как это явствует из действий российских властей». На выступление Маккейна незамедлительно отреагировал посол России в Вашингтоне Юрий Ушаков, назвавший тираду Маккейна «злонамеренным наскоком» и «возмутительным прямым посягательством на настоящее и будущее российско-американского стратегического партнерства».
Резолюция не прошла даже профильные комитеты, но породила бурные дебаты. Масла в огонь подлила New York Times своей статьей о Ходорковском под заголовком «Как российский нефтяной магнат обзаводился друзьями в США» – о грантах, которые получали американские «мозговые центры» от фонда «Открытая Россия». В частности, Фонд Карнеги получил, по сведениям газеты, полмиллиона долларов. Институт Брукингса отказался принимать пожертвования от Ходорковского, а Американский институт предпринимательства не стал обсуждать с корреспондентами NYT вопрос о дотациях ЮКОСа. В экспертном сообществе едва не поднялась склока. В карманах друг у друга стали искать деньги пропутинских олигархов. Накал антикремлевской риторики сразу ослабел.
Стоит отметить, что в том же номере NYT поместила комментарий авторитетного обозревателя Уильяма Сэфайра «Силовики против олигархов». Автор писал, что ситуация в России напоминает ему выбор, перед которым оказалась Америка во время ирано-иракской войны: «Остается желать поражения обеим сторонам». Сэфайр рассказал, что когда писал свой комментарий, дозвонился до Григория Явлинского и тот сказал ему: «Лекарство хуже болезни».
Не дожидаясь десерта
В феврале 2005 года попытку провести в Конгрессе резолюцию об исключении России повторили – с тем же успехом. Тогда Маккейн и его единомышленники порекомендовали президенту не ездить на петербургский саммит. Буш парировал: неучастие в саммите было бы ошибкой, в том числе и потому, что тем самым он лишил бы себя возможности поднять перед российским президентом вопросы демократии в России.
- Россия получила полномочия председателя в ключевой западной структуре, но одновременно утвердила за собой позицию незападной или даже антизападной силы, – рассуждает Дэвид Саттер. – И все разговоры об особом пути – не более чем оправдание подавления прав личности, как это всегда и было в России. Если уж Буш и другие лидеры едут в Санкт-Петербург и если уж Россия остается членом «восьмерки», эта возможность должна быть использована для самой серьезной критики такой позиции. Ни у граждан свободного мира, ни у граждан России не должно остаться сомнений в том, что попытка заменить подлинную демократию ее эрзацем, который они называют «управляемой» или «суверенной», попросту незаконна и опасна для России. А поскольку это опасно для России, по определению опасно и для всего мира…
По последним сведениям, протокольные службы «семерки» ломают голову, как бы легко, ненавязчиво и в то же время ясно выразить свою позицию относительно закручивания гаек в России. Ну, скажем, уйти с парадного обеда, не дожидаясь десерта. Есть идеалисты, которые все еще призывают западных лидеров представить Путину общую, консолидированную позицию. Но откуда она возьмется, если единства мнений в отношении России нет не только в западных столицах, но и внутри администрации Буша?
Вряд ли кто из западных лидеров захочет остаться без сладкого. А уж российский хозяин, со своей стороны, сделает все, чтобы они не лишились такого удовольствия.
|
