|
«Случись чего, китайцы смогут захватить Иркутск часа за два, — размышляет наш провожатый Леня, — ведь их здесь 60 тыс., и почти все — молодые мужчины». Мы смотрим с моста через Ангару на один из «китайских тупиков». В этом месте ворованный российский лес отправляется в Китай. Перепродажа леса для местного населения — практически единственный заработок. По оценкам лесорубов, леса им хватит еще лет на пять.
Мы едем все дальше вглубь Иркутской области. Несмотря на святой для всех российских мужчин день, 8 Марта, груженные лесом грузовики вереницей идут нам навстречу. У лесорубов один зимний день весь год кормит. Вывозить лес можно только по зимникам, то есть с октября по конец марта.
Трудоспособного населения в городе Тулун, что в 400 км от Иркутска, порядка 15 тыс. человек. Рабочих мест в городе (не считая магазины, больницы и школы) — не больше 2,5 тыс. Угольный разрез и гидролизный завод, которые обеспечивают 1,5 тыс. из этих 2,5 тыс. мест, под угрозой закрытия. Китай для тулунцев — единственная возможность выжить.
Туда можно переправлять коровьи шкуры по 7 рублей за кг. Но этот доход доступен в основном селянам. Еще китайцы охотно скупают цветные металлы. Леня, наш провожатый, работает в одном из совхозов области. Он рассказывает нам чудную историю, как в их хозяйство нанимали китайцев. Польстившись на дешевизну, директор взял нескольких китайцев в качестве сезонных рабочих. Но в течение первой же недели они из моторов хозяйской техники повыковыривали все, так или иначе относящееся к цветным металлам. Китайцев выслали. И директор с тех пор нанимает только местных.
Местные тоже воруют и перепродают в Китай цветные металлы по-черному. Закон по отношению к ним суров, и иногда их сажают. Поэтому добыча цветмета считается делом рискованным.
А вот в случае с вырубкой леса вольготное отечественное законодательство сводит все риски практически к нулю. Водители машин с лесом даже не обязаны иметь при себе документы, удостоверяющие законность приобретения леса. У них должен быть лишь путевой листок с местом назначения. Поэтому уже 8 лет сибиряки вырубают и перепродают в Китай лес. Причем последние три-четыре года этот бизнес переживает настоящий бум.
Золотая жила
Иван Антонович, житель села Чергед, живописно греется на солнышке перед калиткой собственного домишка. Он с гордостью рассказывает нам, как за бешеные деньги (25 тыс. рублей) продал скупщику положенную ему по закону квоту вырубки на личные нужды.
Это — часть отработанной схемы. Различными путями получают разрешение на вырубку одного объема леса (например, выкупается квота у селян). А реально по этой бумаге вырубается и вывозится совсем другой объем. По оценкам сотрудников отрасли, на 1 «оформленный» кубометр приходится 3 «неоформленных». Действенного механизма борьбы с превышением квот и вообще с незаконной вырубкой леса нет.
Чтобы уточнить дорогу, останавливаем один из грузовичков. У водителя Сергея двое детей: мальчику три года, девочке четыре. Грузовик — частная собственность Сергея. Где он им разжился, Сергей рассказывать не захотел. Скорее всего, по случаю и за бесценок выкупил машину еще в начале 90-х в каком-нибудь хозяйстве или в военном городке.
Сейчас машина — его кормилица. Сергей перевозит кругляк (4- или 6-метровые бревна) с места вырубки до «тупика» (перевалочного пункта). Всего это около 100 км пути. За перевоз кубометра он получает 300 рублей. За рейс машина перевозит 18 кубометров. Если верить Сергею, он каждый день делает по одному рейсу. За вычетом амортизации и бензина, за сезон водитель зарабатывает порядка $20 тыс., или около $1100 в месяц.
За 12-часовую смену рабочий того же Тулунского угольного разреза зарабатывает 8 тыс. рублей. Естественно, возить лес местные жители отправляются с большей охотой, чем грузить уголь. Подержанные грузовики пользуются среди местных ажиотажным спросом. Рассказывают, что при перегоне казенных КамАЗов из пункта А в пункт Б машины иногда «пропадают». Однажды до пункта назначения не доехали сразу 18 машин, каждую из которых, если повезет, сегодня можно продать тысяч за пятнадцать долларов.
Все попадающиеся нам грузовики дополнительно оборудованы японскими «манипуляторами» (мини-подъемный кран, который устанавливается прямо на машину). Манипуляторы появились в области всего года два назад и пошли нарасхват: благодаря ему водитель может сам, без помощи крана, загрузить машину. Теперь продажа и установка манипуляторов — отдельный вид бизнеса. Стоит манипулятор средней грузоподъемности около $1 тыс.
Те, кому сложно разом раздобыть денег на покупку и оборудование машины, вооружившись пилой «Дружба», валят «хвосты» (деревья) по 30 рублей за штуку. Им, а также трактористам, которые собирают бревна в одну кучу, и водителям, которые их перевозят на «тупики», платят скупщики бревен. Скупщики, в свою очередь, перепродают бревна хозяевам «тупиков» в зависимости от качества в среднем по 1200 рублей за кубометр (где-то с 50-процентной прибылью). И уже с «тупиков» по 2100—2200 рублей за кубометр бревна отправляются в Китай.
Тупиковые владельцы
Запах свежеспиленного дерева, Великая китайская стена из бревен, грузовой кран, железнодорожная платформа и хороший подъездной путь. Так выглядит типичный «тупик». Когда-то они входили в состав леспромхозов (ЛПХ), но в середине 90-х были приватизированы почти даром. Сейчас «тупики» превратились в сверхприбыльные предприятия.
Квота на экспорт леса российским законодательством не предусмотрена. В 2005 году, по оценкам экспертов, с них было переправлено за границу около 6 млн. кубометров кругляка. Таким образом, владельцы «тупиков» заработали порядка $450 млн. Государство (за исключением чиновников, крышующих этот бизнес) с этого почти ничего не получило.
В Иркутске большая часть «тупиков» принадлежит китайцам. Многие параллельно с лесным открывают еще какой-нибудь бизнес, например завозят фрукты. Вообще, кажется, они обосновываются в Сибире надолго. Основной способ легализации — женитьба, причем чаще всего не фиктивная. «Моя подруга рожала, так из четырех женщин в палате три были замужем за китайцами. — Мы болтаем «за жизнь» с сотрудницами обладминистрации. — Они все очень довольны: мужья не пьют, их в дорогие шубы одевают, каждый год на море вывозят». На китайское море.
Но вглубь области китайцы не заходят: сказывается разница менталитетов, чреватая и для китайцев, и для коренных жителей разными неприятностями. Как нам рассказали в Тулуне, не далее как месяца два назад китайцы-скупщики были вынуждены из их района уехать. Причиной стало исчезновение местного подростка. Трое ребят ночью влезли на китайскую лесопилку. Китайцы, по словам двух убежавших мальчиков, их поймали и избили. Третьего до сих пор найти не могут. Среди местных жителей поползли слухи, что подростка забили насмерть и скормили огромным собакам, охранявшим китайское хозяйство.
В области «тупиками» владеют русские. Самые крупные владельцы — «братская мафия» (по названию района области — Братский). Братские братки известны по всей области как отчаянные беспредельщики, славные, например, тем, что еще на заре своей деятельности обстреляли из гранатомета квартиру конкурента. Погибла вся семья.
Теперь они контролируют вырубку сразу в нескольких районах и жестоко гоняют чужих лесорубов. Хозяйничать у себя они не могут: леса вокруг Братска контролирует Братский алюминиевый завод. За ними ухаживают и их охраняют. Поэтому братки перекинулись на соседние территории. Там леса федеральные, то есть, по сути, ничейные."
Освоение Сибири, век XXI
Игорь Трофимов, связист:
— Я здесь в общем-то случайно. Мы строим нефтепровод с Верхнечонского месторождения до Усть-Кута, где и начинается БАМ. Это на 600 км южнее нас. Трасса нефтепровода проходит вдоль легендарного зимника Усть-Кут—Ленск—Мирный. Заезжал я сюда на четыре дня, а оказалось на три месяца. Работы куча, зимник уже заканчивается, а я тут еле успеваю налаживать связь. Нет у нас ни телевидения, ни обычного радио. Радио, вернее, есть, но плохо работает, так как идут очень сильные помехи от дизельной электростанции. Стоит тут, правда, довольно мощная радиостанция. Но по ней можно связаться только с радиолюбителями и офисом конторы. Как живет цивилизованный мир, мы не знаем. Хотя, в принципе, есть доступ в Интернет, но его скорость никакая за нехилые деньги — бакс в минуту. Но хоть какая-то связь.
Вот как угораздило! Хотя для себя я в этом вижу только одни плюсы. Ведь опыт бесценный. Тут каждой клеточкой своего тела ощущаешь, что такое жизнь. А что есть жизнь? Это еда да тепло. Кроме того, начинаешь ценить самые мелкие достижения цивилизации, как то баня, столовая с поваром, телевизор, радиоприемник.
А вы бы знали, как много значит радиосвязь в этом мире! За минуту, чтобы услышать родной голос сквозь шум помех, люди тут готовы отдать душу хоть черту. Вообще, люди здесь отличаются какой-то не укладывающейся в голове добротой и одновременно жестокостью. За неправильное слово (или вранье) здесь можно запросто отправиться на тот свет. Вчера наблюдал «картину Репина»: наши продали солярку, нахреначились, как полагается, по самое «не могу» и повздорили с водителями. В результате получили неслабо. Хорошо, что не убили.
Минусов много. Быт напрягает. Нет воды, поэтому топим снег. С продуктами периодически возникают напряги, пару раз приходилось затягивать пояса. Но жизнь все же бьет ключом. Периодически ходим на охоту, но пока сохатого так и не нашли. Ловим зайчиков петлями. Помогаем людям чем можем. У нас тут живет мужик, ехал в Мирный на новом уазике. Недалеко от нашей пээнэски сломался пополам мост передний. Кое-как доковылял до нас. Теперь живет в машине, ждет сварки. В общем, живем!
Записал Константин Гетманский
Госотказники
Мы сидим в бедненьком кабинете бывшего начальника крупного ЛПХ, а ныне главы администрации села Октябрьское Василия Шевелева. В советские времена его рабочие получали неслыханные деньги, по 600—700 рублей в месяц. С перестройкой началась чехарда со сменой собственников. В результате сначала из хозяйства была выведена вся техника. «Я лично мост через речку подпиливал, чтобы задержать, — рассказывает Шевелев, — а мне в лицо смеялись и говорили, что река замерзнет, по льду увезем. Так и случилось». А затем ЛПХ ликвидировали.
Сейчас, говорит Шевелев, в области государственных леспромхозов почти не осталось. Хотя и лес есть, и рынок сбыта.
С точки зрения получения быстрой прибыли дикие бригады оказались эффективнее леспромхозов. Во-первых, на них не висела социальная инфраструктура (детсады, дома культуры и т.д.) и соцзащита работников. «У меня иногда водитель вахтовой машины возвращался из леса только потому, что печка в машине ломалась», — вспоминает Шевелев. Во-вторых, у дикарей нет обязательств по уходу и восстановлению леса.
Последние четыре часа мы едем по лесной дороге. В течение всего этого времени видим наваленные вдоль обочин верхушки деревьев. Как нам объяснили провожатые, из дерева берется только нижняя, ровная часть. Верхи — а это минимум треть дерева — просто бросаются.
Раньше из них делали даже витаминизированную муку и водку. Сейчас верхи нужны только местным пацанам. Например, 15-летний Саня распиливает верхи на 3-метровые бревна и сдает их по 100 рублей железнодорожникам на шпалы.
Однако вполне может быть, что Саня лишится своего приработка.
— Вон, смотрите. — Водитель нашей машины показывает на очередной грузовик с лесом.
Я не понимаю, чему удивляться. Оказывается, качественному составу бревен. Еще год назад китайцы брали только толстую, диаметром 32 см, сосну (чем толще бревно, тем больше из него получается досок). Теперь согласны и на 22 см, и даже на березу. Возможно, начнут и верхи принимать.
Леса вырубаются с большой скоростью. Вокруг деревень, городков и дорог весь хороший лес уже выбран. Лесорубам приходится уходить все дальше в тайгу, а из-за этого себестоимость делового леса растет. Местные жители видят в этом начало конца своего бизнеса. Самые дальновидные задумываются, чем им кормиться дальше...
На белоснежном полотне заброшенных колхозных полей виднеются маленькие зеленые точечки. Это елочки и сосенки «самосеем» заполняют пустые пространства. Для них местный климат — как Африка для бананов. Человек их не сеет и не поливает, они сами растут. Человек их срубает и продает. Только, в отличие от бананов, сосне для роста нужно не два месяца, а 100 лет.
Неудобные вопросы...
Признаемся сразу: подобная постановка проблемы («зачем нам?») в отношении той или иной «исконно нашей» территории (будь то Курилы или Калининград, Сибирь или Северный Кавказ) изначально несет в себе нечто неприятельское.
Задайте себе этот вопрос, и окажется, что уже сами размышления на подобные темы содержат в себе гипотетическую вероятность гнусного ответа в стиле: «А кто его знает зачем? Есть, и слава Богу!» Или у вас есть другие ответы?
Если нет, то это значит, что с целями у нас не все хорошо. Выражаясь по-научному, налицо отсутствие представлений о целесообразности дальнейшего пребывания означенной территории под суверенитетом России. Не больше и не меньше. А это, безусловно, не просто плохо — это преступно плохо.
Особенно в наше время, когда формула «были б гроши (в смысле — территории), а там уж мы сами решим, что с ними делать» не просто не работает, но еще и несет в себе потенциальную возможность утраты этих самых «грошей» — территорий то есть. И (подчеркнем это) не из-за того, что «враг не дремлет». Мы сами спим — вот в чем проблема!
А то, чем в данный конкретный момент занят этот самый гипотетический «враг», в данном конкретном случае, связанном с нашей сонливостью и неспособностью ставить перед собой адекватные нашим силам задачи, — дело десятое (признаемся себе хотя бы в этом!).
С Сибирью и Дальним Востоком — как раз такая история: вполне можем потерять. Конечно, к 2008-му и даже к 2016 году (мы ведь президентов выбираем как минимум на два срока, не правда ли?) этого не случится. Но где-нибудь во второй половине столетия всякое может произойти.
И «вылазки врага» тут абсолютно ни при чем: РФ со своими 3% населения Земли занимает 14% поверхности суши и располагает более чем третью мировых природных ресурсов. В связи с чем один ныне бывший экономический советник президента Путина любил говаривать: «В истории еще не было прецедента, чтобы такое колоссальное несоответствие между обладанием огромной территорией и неспособностью или нежеланием эту территорию экономически освоить не разрешалось бы рано или поздно в пользу утраты таким государством таких территорий».
Конечно, так исторически сложилось, как говорится, не нами накоплено — не нам и разбазаривать. И все-таки: историю же «пишут» люди — даже не те, что сидят на Капитолийском или Кремлевском холме. В гораздо большей степени ее «пишут» простые люди — народ. А народа с нашей стороны — всего лишь миллионы (из 144 млн., населяющих РФ, на территорию к востоку от Урала приходится лишь 20 млн.), а со стороны Китайской Народной Республики — почти полтора миллиарда (из них только вдоль границы с РФ живет больше, чем на всей территории нашей необъятной Родины).
Было бы странно, если бы вся эта «китайская народная масса» не устремилась на север с тем, чтобы заполнить-таки пустующие Бог знает сколько лет территории, еще и богатые к тому же самыми разными природными ресурсами. И она уже устремилась. Чем мы их остановим? Нашими погранзаставами или стратегическим ядерным оружием?
Значит, рано или поздно?.. Или все-таки нет? Или все-таки выстоим? А если выстоим, тот как и за счет чего?
...и еще более неудобные ответы
Опыт XX века наглядно показал: само по себе хозяйственное освоение территории, «заточенное» под обеспечение потребностей центра, ничего не дает. Чего только не видела восточная часть бывшей империи за последние 100 лет: и комсомольско-зэковские «стройки века», и амбициозные попытки повернуть северные реки на юг, и строительства разного рода ГРЭС, ГОКов и прочих магистральных трубопроводов. И что же?
Как были Сибирь с Дальним Востоком сырьевым придатком, так и остались. Причем и с точки зрения тех, кто живет здесь — в европейской части страны, и с позиций тех, кто живет там — за уральским «бугром». В каком-то смысле этот огромный регион напоминает российскую колонию.
Более того, политика приспособления под нужды «остальной» России явно не способна решить «китайскую проблему»: нитка газопровода, тянущегося на запад, точно не тот инструмент, с помощью которого мы можем удержать за собой территорию.
Что вместо?
Для начала — признать, что наплыва китайцев в этот регион нам вряд ли удастся избежать. Вопрос в том, сможем ли мы его «оседлать» либо нас сметут «волны кочевников» и произойдет еще одно «великое переселение народов». Вероятно, не все зависит от нас. Но свой участок пути все-таки стоит пройти.
Это значит, что к ожидаемому наплыву нужно готовиться (по идее, начинать надо было еще вчера).
Во-первых, следить (пока это возможно) не только за количеством, но и за качеством (образование, профподготовка, уровень социализации и пр.) прибывающего населения.
Во-вторых, создавать условия для их культурной и социальной ассимиляции (опять-таки пока это возможно). В идеале пришлое население должно включаться в российский этнокультурный и социальный контекст, а не наоборот. Быть русским китайцем должно быть выгоднее, чем просто китайцем.
В-третьих, не исключено, нужно быть готовыми к тому, чтобы стимулировать смешанные (русско-китайские) браки, контролируя при этом (по примеру той же КНР) рождаемость в несмешанных китайских семьях.
Цель очевидна: по возможности русифицировать китайский наплыв, встроить его в нашу среду (естественно, насколько это возможно, учитывая их численное преимущество). Есть ли для этого ресурсы? При желании их можно найти. В первую очередь за счет более высокого уровня культуры (в том числе технологической) и образования.
Однако это, так сказать, «этноментальный уровень». Есть еще и сугубо экономический.
Регион должен не просто на уровне восприятия («отныне это не сырьевой придаток»!), а в реальности стать самодостаточным и конкурентоспособным. Речь не о том, чтобы ему дать «суверенитета столько, сколько проглотите». Речь о том, чтобы признать: обе части одной страны должны быть симметрично развернуты по отношению друг к другу. Да и к внешнему миру тоже.
Это означает, что Сибирь и Дальний Восток должны перестать рассматриваться как «кладовая России» и начать потихоньку встраиваться в региональную экономическую систему и разделение труда на азиатско-тихоокеанском пространстве точно так же, как европейская часть России пытается это делать в рамках «Большой Европы». Сделать это будет крайне сложно, поскольку потребует отказа от наследия даже не советских, а еще более давних — имперских традиций. В первую очередь — централизованного планирования и управления всем и вся.
При этом нужно будет прекратить всякого рода спекуляции на тему, что, мол, «давать им слишком много свободы опасно — так они, глядишь, от нас сами убегут к Китаю и Японии». Именно подобные спекуляции следует рассматривать как попытку поставить под вопрос суверенитет огромной страны. Никто никуда не «убежит», если у нас будет хорошо.
И, конечно, нужна инфраструктура, нужны дороги, нужны телекоммуникационные ресурсы — нужно все то, что свяжет разные части одной страны, во-первых, друг с другом, а во-вторых, с внешним миром. Делать это нужно быстро, поскольку время работает против нас.
Впрочем, возвращаясь к начальной точке рассуждений, делать все это (или что-то иное, если вышеизложенное — полная чушь) для удержания Сибири и Дальнего Востока стоит лишь тогда, когда есть ответ на вопрос «зачем?».
И если ответ этот адекватен чаяниям того населения, которому и предстоит осуществлять все эти «антикризисные меры».
Если речь идет о том, что «наш долг перед человечеством — стать фактором стабильности в Евразии», что мы должны оставаться «энергетической сверхдержавой» (ведь не в Брянской же области мы будем качать нефть и газ) и т.д., — овчинка выделки не стоит. Нет смысла удерживать территории, население которых лишь дешевая рабочая сила для реализации тех или иных макропроектов, за которыми чаще всего — комплексы, комплексы, комплексы плюс шкурный интерес подрядных организаций.
Если же речь идет о том, что наш человек должен жить хорошо — везде, где распространяется наш суверенитет и вне зависимости от того, сколько вокруг китайцев (евреев, таджиков, молдаван или эфиопов), — в этом случае игра стоит свеч. Тогда это уже не проект. Тогда это действительно работа по сохранению нации. И по крайней мере ясно, ради чего ее стоит сохранять. То есть во главу угла все же должен быть поставлен ЧЕЛОВЕК — его образование, развитие, здоровье, обеспеченная старость и здоровое задорное детство, а не удержание каких-либо территорий как самоцель. Образ жизни нашего человека что в Сибири, что вообще в нашей стране должен стать конкурентоспособным и по уровню его, и по качеству. Как в отношении окружающих нас стран, так и в общемировом контексте. Если это будет обеспечено, то «сохранение территорий» приложится просто само собой.
Движемся ли мы в этом — гуманистическом — направлении или же строим «суверенную демократию», «энергетическую сверхдержаву», возрождаем «былое величие страны»? Или уже хватит неудобных вопросов?"
http://www.profile.ru/items/?item=18290
|
