|
В октябре 1980 года бывший президент США Ричард Никсон явился в федеральный окружной суд в Вашингтоне, чтобы дать показания по делу двух высокопоставленных должностных лиц ФБР. Этим лицам вменялись приказы о незаконных обысках в домах членов подпольной организации, известной как «Метеорологи». Взяв себе имя из песни Боба Дилана Subterranean Homesick Blues, в которой есть строка «Не нужно быть метеорологом, чтобы узнать, куда дует ветер», эта группировка решила бороться с существующими властями при помощи террора, как народовольцы. В начале 70-х годов они устроили взрывы в Капитолии и Пентагоне. Однако и такую группировку надлежит обыскивать только с судебным ордером на руках.
Никсон, шестью годами ранее лишившийся президентского поста за аналогичное незаконное проникновение, принял живейшее участие в деле фэбээровцев. Он помог им оплатить услуги адвокатов и выразил желание выступить на процессе в качестве свидетеля защиты. Он говорил о том, что распоряжения о тайных обысках отдавали все без исключения президенты США, начиная с Франклина Рузвельта. Поскольку «метеорологи» выступали также против вьетнамской войны, Никсон говорил о том, как трудно было положить конец этой войне и как ему мешали антивоенные протесты.
Аргументы Никсона не возымели эффекта. Жюри присяжных вынесло обвинительный вердикт. По закону осужденным грозило до 10 лет тюрьмы, однако суд ограничился штрафами в 5000 и 3500 долларов. Они подали апелляцию. Спустя три месяца президент Рональд Рейган своей властью помиловал обоих. Америка, напомнил он в своем заявлении по этому поводу, находилась в то время в состоянии войны. «Четыре года назад мой предшественник предоставил амнистию тысячам людей, уклонившимся от призыва. Америка проявила великодушие к тем, кто отказался служить своей стране на вьетнамской войне. Мы не можем быть менее великодушными к тем, чьи действия определялись стремлением положить конец терроризму, который угрожал нашей стране».
Ричард Никсон скончался в 1994 году, так и не узнав, что один из тех, кого он так рьяно защищал в суде, был главным виновником его вынужденной отставки. Марк Фелт, бывший первый заместитель директора ФБР, сознался в этом только теперь, в июне 2005 года.
Охота за Хантом
Вряд ли молодые журналисты Washington Post Боб Вудворд и Карл Бернстайн, получившие 33 года назад задание разобраться с ночным инцидентом в отеле Watergate, предвидели, куда заведет их это расследование. Арестованные в половине третьего утра 17 июня 1972 года пятеро мужчин в деловых костюмах и резиновых хирургических перчатках взломали офис расположенной в отеле штаб-квартиры Национального комитета Демократической партии и готовились установить в помещении подслушивающие устройства. Помимо двух «жучков», при них были обнаружены набор отмычек и фомок и 5300 долларов наличными в стодолларовых купюрах с номерами, идущими подряд. При установлении личностей выяснилось, что один из арестованных, Джеймс Маккорд, – сотрудник избирательного комитета президента Ричарда Никсона, а в недавнем прошлом – сотрудник ЦРУ. Остальные четверо были кубинскими иммигрантами из Майами. В записных книжках двоих взломщиков обнаружился телефон еще одного бывшего цэрэушника, Говарда Ханта, причем с пометками «Б. дом» и «БД». Один из арестованных кубинцев, Бернард Баркер, в свое время вместе с Хантом участвовал в планировании провалившейся операции вторжения на Кубу в Заливе Свиней и с тех пор получал скромное жалованье от ЦРУ как агент «действующего резерва».
Это было за три месяца до президентских выборов, на которых соперником Никсона был сенатор Джордж Макговерн. Дело о взломе могло выйти на высокую политическую орбиту.
Быстро установив все вышеизложенные факты, репортер отдела городских происшествий Боб Вудворд уже на второй день своего расследования уперся в глухую стену. В правительственных учреждениях лица, уполномоченные на контакты с прессой, об уотергейтском деле толком ничего не знали. Вудворд набрал номер коммутатора Белого дома и попросил соединить его с Говардом Хантом. Хант оказался чем-то вроде незабвенного Скумбриевича из «Золотого теленка»: из разных кабинетов журналисту отвечали, что он «только что здесь был» и «минуту назад вышел». Наконец, Вудворд настиг Ханта. Выслушав сообщение о телефонных книжках взломщиков, Хант произнес: «О, Господи...» – и бросил трубку.
Лишь много позже выяснилось, что Говард Хант входил в группу так называемых «водопроводчиков». Группа была создана в Белом доме по указанию президента службы безопасности и называлась так не потому, что ее сотрудники выдавали себя за сантехников, а потому, что они боролись с утечками информации. «Водопроводчики» были частью более масштабной операции слежки за демократами, материалы которой ложились на стол непосредственно Джону Митчеллу – руководителю избирательного комитета Никсона. Эта операция финансировалась при помощи нелегальных взносов в избирательный фонд Никсона. Часть средств отмывалась через банковский счет Бернарда Баркера – именно с этого счета были сняты наличные, найденные в карманах у взломщиков.
Не добившись толку от Ханта, Вудворд позвонил своему знакомому в ФБР. Этим знакомым был Марк Фелт.
Знакомство с «головорезом»
Случай свел их двумя годами ранее. Выпускник Йельского университета Боб Вудворд заканчивал тогда службу на военном флоте и искал поприще для начала карьеры. В звании лейтенанта он был прикомандирован к главному штабу ВМС и время от времени в качестве фельдъегеря доставлял секретные бумаги в Белый дом. Однажды вечером он должен был дожидаться окончания совещания, на котором присутствовал адресат пакета. Через час томительного ожидания в предбанник вошел высокий человек с идеально зачесанной седой шевелюрой и сел рядом – ему тоже был нужен кто-то из совещавшихся. Ощущая себя пассажиром дальнего рейса, Вудворд заговорил с «попутчиком», назвал себя, объяснил, зачем он здесь. Собеседник представляться не спешил, реплики его были доброжелательны, но с холодком. В конце концов он все-таки сказал, что работает в ФБР – возглавляет отдел инспекций, который следит за соблюдением законности местными отделениями бюро. Этот отдел был прозван «командой головорезов» – если искать русский аналог, то это, пожалуй, «опричники». Прощаясь, Вудворд попросил у «попутчика» телефончик. Тот дал.
Знакомство развивалось ни шатко ни валко, покуда Вудворд, сняв военный мундир, не решил стать журналистом. Начинать пришлось в маленькой провинциальной газетке. Марк Фелт, узнав о трудоустройстве бывшего военного моряка, назвал его сумасшедшим, однако стал делиться кое-какой информацией. Постепенно Фелт превратился в наставника Вудворда, ввел его в свой дом, познакомил с женой. В разговорах с начинающим журналистом Фелт без устали восхищался своим шефом Эдгаром Гувером и глухо намекал на некие трения между ФБР и Белым домом.
Марк Фелт с дочерью после сенсационного признания в 2005 году
АР
Общение продолжалось после того, как Вудворд поступил на службу в Washington Post. Фелт настаивал на том, чтобы сведения, которые он сообщает, не имели никаких «опознавательных знаков», – это было условие, известное в журналистике как deep background, когда журналист не должен атрибутировать источник информации даже по ведомственной принадлежности. Единственный способ для журналиста соблюсти условие состоял в том, чтобы хранить в полной тайне факт своего знакомства с Фелтом. Так Вудворд и поступал.
Благодаря своим отношениям с Фелтом, ставшим вторым лицом в ФБР, Вудворд не раз стоял на пороге крупных сенсаций. Весной 1971 года Фелт рассказал ему, что у бюро есть информация о том, что вице-президент Спиро Агню в бытность губернатором штата Мэриленд брал взятки со строительных подрядчиков. Вудворд отправился в столицу Мэриленда Балтимор, но ни до чего так и не докопался. Спустя два года Агню были предъявлены официальные обвинения. В соответствии с условиями досудебной сделки он признал себя виновным в получении взяток на общую сумму 29500 долларов, подал в отставку с поста вице-президента, заплатил 10 тысяч долларов штрафа, 150 тысяч недоплаченных налогов и получил три года условно.
2 мая 1972 года умер Эдгар Гувер, возглавлявший ФБР без малого полвека. Марк Фелт рассчитывал занять его место, однако президент рассудил иначе: профессионалу, который охотился еще за нацистскими шпионами, Никсон предпочел лояльного себе Патрика Грея. По словам Вудворда, известие, что директором бюро будет не он, «сокрушило» Фелта. «Будь я умнее, я бы ушел в отставку», – писал позднее Фелт в книге мемуаров «Пирамида ФБР: вид изнутри».
А менее чем через две недели после смерти Гувера грянула новая напасть – покушение на демократического кандидата в президенты, губернатора Алабамы Джорджа Уоллеса. Он был самым опасным соперником Никсона. Вечером в день покушения президент за отсутствием в городе Грея позвонил Фелту домой, чтобы узнать, что произошло. Фелт сказал Никсону, что стрелявший Артур Бремер находится в больнице, потому что при аресте его «слегка помяли». «Жалко, что этого сукина сына не помяли как следует!» – рявкнул в трубку Никсон и потребовал докладывать ему о ходе расследования каждые полчаса.
Вудворд оказался тут как тут. Пользуясь наводками Фелта, он опубликовал несколько первополосных материалов о покушении. Бремер оказался в итоге одиночкой, стрелявшим из геростратовых побуждений, – ему было все равно, в какого из кандидатов стрелять, он делал это ради славы, о чем свидетельствовал его дневник.
Цветочный горшок
По долгу службы Марк Фелт курировал и расследование уотергейтского взлома. Когда ему позвонил Вудворд, он сказал, что не любит звонков в кабинет и что дело «становится горячим», после чего, не прощаясь, положил трубку. После второго звонка Вудворда Фелт перестал брать трубку. Молчал и его домашний номер. Тогда Вудворд приехал к нему домой. Фелт был готов к этому визиту. Никаких звонков ни в контору, ни домой, заявил он. Никаких открытых встреч. Если Вудворд хочет получать информацию по «Уотергейту», встречаться они будут в заранее условленном месте, а встречи назначать условными сигналами.
Вудворд и опомниться не успел, как Фелт уже обсуждал с ним систему сигналов. У него тоскливо засосало под ложечкой. Он почувствовал себя членом шпионской шайки. Фелт был, напротив, невозмутим и деловит.
Предположим, вам необходима срочная встреча, сказал он. Какой бы знак вы могли подать? Скажем, раздвинуть портьеры на окнах своей квартиры? Вудворд ответил, что ему не хотелось бы держать вечно задрапированными окна своей квартиры. Есть другое предложение: он будет передвигать цветочный горшок на своем балконе. А если встреча потребуется Фелту, Вудворд получит... какую газету вы выписываете? получит New York Times, на 20-й странице которой будет нарисован циферблат со стрелками, указывающими час свидания. Встреча состоится в ночь после получения сигнала. Вудворд должен выйти из дома по черной лестнице, поймать на улице такси, на полпути оставить машину, выйти и взять другую. Последние несколько кварталов до места встречи пройти пешком. Никаких запасных вариантов: если встреча не состоялась, значит, не состоялась. Встречаться они будут в подземном гараже в Арлингтоне, сразу за мостом через Потомак.
Даже партнер Вудворда по расследованию Карл Бернстайн не знал имени главного информатора. Он получил прозвище Глубокая Глотка – по названию как раз тогда нашумевшего порнографического фильма с Линдой Лавлейс.
Тайный осведомитель Вудворда никогда не говорил слишком много. Он лишь намекал. Но это было как раз то, что нужно. Вот один из диалогов из картины Алана Пакулы «Вся президентская рать», снятой по одноименной книге Вудворда и Бернстайна.
– Ищите, откуда деньги.
– То есть... где искать?
Журналисты Боб Вудворд и Карл Бернстайн, раскрутившие «уотергейтское» дело
АР
– Этого я сказать не могу.
– Но вы знаете?
– Сделаем так. Скажите мне вы, что вам известно, а я скажу, правда это или нет. Я направлю вас по верному следу. И это все. Ищите, откуда деньги.
Откуда взялись деньги, на которые финансировалась слежка за политическими оппонентами Никсона, выяснял – и выяснил – Бернстайн.
Дымящийся пистолет
В Белом доме арест в «Уотергейте» сразу же восприняли как серьезную угрозу. О том, как команда Никсона заметала следы и препятствовала расследованию, американцы узнали лишь из так называемых «пленок Никсона» – магнитофонных записей совещаний президента с ближайшими помощниками.
Президент в момент происшествия в отеле отдыхал во Флориде. Он узнал об аресте из газет и поначалу не придал ему значения. Никсон провел еще один день в Майами и вернулся в Вашингтон вечером 19 июня. На следующее утро газеты сообщили, что Говард Хант связан с Белым домом. В этот день после полудня состоялась встреча президента с главой его аппарата Эйч-Ар («Бобом») Холдеманом, на которой они впервые обсуждали уотергейтский инцидент. Этот разговор был записан Никсоном, однако впоследствии, когда президент по требованию конгресса был вынужден передать ему пленку, кто-то стер 18 с половиной минут записи. Восстановить стертый фрагмент, как и установить виновника, так и не удалось. В последующие дни Никсону и его помощникам пришлось еще не раз обсуждать проблему.
23 июня между Никсоном и Холдеманом состоялась серия записанных на пленку бесед, которые вошли в историю «Уотергейта» как «дымящийся пистолет» – так американцы называют явную, бесспорную улику. В этих беседах обсуждалась возможность прекращения расследования в интересах национальной безопасности. Никсон не желал иметь к этому отношения – остановить ФБР в лице исполняющего обязанности директора Патрика Грея должны были директор ЦРУ Ричард Хелмс и его заместитель генерал Вернон Уолтерс. Первый разговор начался в 10 часов 4 минуты утра, но сначала обсуждались другие дела.
ХОЛДЕМАН. Хорошо. Теперь что касается расследования – знаете, эта история со взломом штаб-квартиры демократов. Мы оказались в проблемной зоне. ФБР не под контролем, потому что Грей не представляет, как можно взять ситуацию под контроль. Расследование в настоящее время продвинулось – они выяснили происхождение денег, установили банк.
НИКСОН. М-м-м-м...
ХОЛДЕМАН. Банкир встречался с ними. Они добрались кое-куда, куда мы не хотели бы, чтобы они добрались. Появился информатор – пришел в офис ФБР в Майами прямо с улицы. У него есть приятель-фотограф, который проявляет пленки и печатает фотографии для Баркера. Так вот, на пленках имеются изображения документов с грифом Национального комитета демократов. Вчера Митчелл и Джон Дин внимательно все проанализировали и пришли к выводу, что единственный способ остановить все это <...> состоит в том, что Уолтерс должен позвонить Пэту Грею и просто сказать: «Прекратите все к черту! Это наше дело, и мы не хотим, чтобы вы продолжали совать в него нос». Это не такой уж необычный поворот. <...>
НИКСОН. А что такое с Пэтом Греем? Почему он уперся?
Почему уперся директор ФБР? – искренне недоумевает президент США. В отличие от ЦРУ, задача которого представлять президенту свою экспертную оценку, ФБР – правоохранительное ведомство, оно борется с преступностью, и приказать ему остановить расследование президент просто не имеет права. Конечно, случается, что глава государства просит оказать ему дружескую услугу, – в романе Джона Гришэма «Дело о пеликанах» описан как раз такой случай. Директор ФБР Войлс, явно списанный с Эдгара Гувера, записывает свой разговор с президентом на диктофон. Настоящего Гувера президенты боялись – он знал о них больше, чем они сами.
Президент Ричард Никсон (в центре) и сменивший его Генри Форд (справа)
АР
ХОЛДЕМАН. Пэт не хочет. И не знает, как это сделать. У него нет никаких оснований остановить расследование. Вот и надо дать ему основание. А он тогда позвонит Марку Фелту, своему заместителю, а Марк Фелт как раз готов к сотрудничеству, потому что он...
НИКСОН. Ну да...
ХОЛДЕМАН. ...амбициозен.
НИКСОН. Так-так...
ХОЛДЕМАН. Стало быть, он ему позвонит и скажет: «Мы получили сигнал из-за реки – попридержать дело». И это будет как раз то, что нужно, потому что агенты ФБР, работающие на этом деле, именно сейчас почувствовали, что за ним стоит ЦРУ.
«Из-за реки» – то есть из ЦРУ, штаб-квартира которого находится в Лэнгли, штат Вирджиния, на другом берегу реки Потомак. Как видим, Марка Фелта в Белом доме считали своим человеком, способным пойти навстречу. Но Фелт не оправдал надежд, и тогда сотрудники администрации стали вставлять ему палки в колеса. Далее в разговоре Никсон сокрушается о возможных последствиях: «Черт знает сколько дряни всплывет и может нанести большой ущерб, если пойдет дальше. Тут тебе и кубинцы, и Хант, и куча всякого мошенничества, к которому мы не имеем отношения...» Затем в сердцах спрашивает о непосредственном организаторе взлома: «Он что, этот раздолбай, с резьбы сорвался?» И, наконец, принимает решение: «Не вдавайтесь в детали и не лгите, не утверждайте, что нашего касательства не было и в помине, – просто скажите, что это нечто вроде комедии ошибок, путаница, подробности не трогайте. Мол, президент считает, что это приведет к тому, что заново начнут муссировать Залив Свиней. И как раз потому, что Залив Свиней был операцией ЦРУ, они теперь должны позвонить в ФБР и сказать: «Ради блага страны – не лезьте в это дело». Точка».
Cпустя полтора часа в Белый дом приехали Ричард Хелмс и генерал Уолтерс – руководители ЦРУ. Холдеман зашел к Никсону за последними инструкциями. Инструкцию он получил замысловатую.
НИКСОН. В общем, скажите, что я тут занят выборами. Я, дескать, не слишком беспокоюсь по поводу этого малого, Ханта, но, черт побери, он знает слишком много. И он участвовал во всех этих кубинских делах, и из-за этого ФБР... то есть ЦРУ будет иметь неприглядный вид, это пробьет брешь в истории с Заливом Свиней, и это, мы считаем, будет очень неудачный поворот для ЦРУ, да и для страны именно в этот момент, и для американской внешней политики, так что он просто должен сказать им, чтобы они не ворошили это дело.
ХОЛДЕМАН. Да, в основном именно это мы и собирались им сказать – типа оставьте историю в покое.
НИКСОН. Я не хочу внушать им мысль, что у нас есть опасения политического характера.
ХОЛДЕМАН. Конечно.
НИКСОН. И в то же время я не хочу, чтобы они думали, что здесь нет политики.
За месяц до отставки, в июне 1974 года, Никсон встретился с сочувствующим ему Леонидом Брежневым
АР
ХОЛДЕМАН. Правильно.
Хелмс и Уолтерс согласились посодействовать закрытию дела. Помощникам Никсона удалось локализовать проблему. Для раскрутки этого сюжета в борьбе за Белый дом у демократов просто не оставалось времени. Никсон легко, с огромным преимуществом, выиграл выборы. Но постепенно тучи над его головой стали сгущаться снова. И опять помощники рыли носом землю, спасая президента. В ноябре 1973 года Ричард Никсон выступил со знаменитой речью, в которой отрицал все обвинения в злоупотреблении властью. Он сказал: «Я допускал ошибки. Но за все годы карьеры публичного политика я не получил никакой выгоды от своей работы. Я заработал каждый цент. И все годы на службе обществу я никогда не препятствовал правосудию... Я – не мошенник!»
Но вся эта риторика пропала втуне. Спираль журналистского расследования раскручивалась неумолимо. На финише марафонской дистанции Вудворд и Бернстайн из ищеек превратились в бульдогов и мертвой хваткой вцепились в горло поверженного президента. Помощники один за другим отправились за решетку. Но и эти жертвоприношения оказались напрасны.
Позор для президента и гордость для страны
Новая волна интереса к уотергейтскому делу, захлестнувшая недавно Америку, до России докатилась мелкой рябью в подборках второстепенных новостей. Неинтересно. Собственно, даже непонятно, с чего это вдруг президент Никсон собрал пожитки и съехал раньше срока из Белого дома. Из-за статеек в газетах? Так не бывает. Да вот бывает. И он еще вовремя ноги унес. Вполне мог угодить за решетку.
Значение «Уотергейта» для США сравнимо со значением для нашей страны XX съезда КПСС, перечеркнувшего своими двумя крестами эпоху беззакония. Конечно, президентство Никсона ни в коей мере не напоминало кровавую оргию сталинизма. Это была медленная эрозия демократии; она, как ржавчина железо, подтачивала конституционные устои государства. Но в конце концов система сработала, конструкция власти оказалась устойчивой. Именно потому, что не была вертикальной.
Президент США обладает огромным объемом полномочий. Однако они уравновешиваются полномочиями двух других ветвей власти. Система сдержек и противовесов работает не идеально; в зависимости от личности президента, расклада сил в палатах и политических обстоятельств баланс изменяется то в пользу конгресса, то в пользу администрации. Перетягиванием каната президент и законодатели занимаются постоянно, но при этом соблюдают правила игры. Ричард Никсон начал играть против правил. Тихой сапой он почти совершал ползучий государственный переворот – к авторитарному, или, по выражению историка Артура Шлезингера, «имперскому» президентству.
В наше время ни одно должностное лицо в Америке не возьмется за грязные дела, которые поручал своим подчиненным Никсон. Такое законопослушание – прямой результат «Уотергейта». Когда Вудворд и Бернстайн начали докапываться до истины, они не представляли, куда заведет их этот подкоп. Они расследовали скандальный, но мелкий эпизод, а раскрыли заговор против демократии. Клевреты Никсона вели настоящую тайную войну с политическими оппонентами: без всяких ордеров и законных поводов занимались слежкой и прослушкой, устраивали обыски в служебных кабинетах, фальсифицировали документы, а когда попались, стали с такой же наглостью заметать следы.
Вудворд и Бернстайн разматывали дело два года. За это время у них, надо полагать, не раз опускались руки. Многого они так и не узнали. И даже расследование, которое учинил конгресс в ответ на публикации, не выявило всех деталей. В полной мере вся глубина морального падения Никсона стала ясна из магнитофонных пленок, которые он так не хотел отдавать конгрессу, утверждая, что их не существует. Он действительно распорядился уничтожить записи, но этот приказ не был исполнен – его подручным пришло время спасать собственную шкуру.
Сам Никсон объяснял враждебный настрой прессы влиянием еврейского лобби, недовольного его политикой на Ближнем Востоке. Он даже обсуждал с помощниками возможность смены собственника Washington Post – нельзя ли, дескать, найти надежного человека, который купил бы газету у ее тогдашней владелицы Кэтрин Грэм? Помощники начали осторожно зондировать почву, но получили однозначный ответ: Washington Post не продается.
Возможно, самое удивительное свидетельство содержится в книге бывшего советского посла в Вашингтоне Анатолия Добрынина «Сугубо доверительно». Оказывается, Никсон искал и находил сочувствие у Леонида Брежнева. (Недаром, значит, он отправился с визитом в Москву за месяц до отставки, когда земля уже горела у него под ногами.) Вряд ли понимая, почему нельзя заниматься прослушкой и лгать народу, советский генсек подбадривал президента трогательными неофициальными письмами. Никсон же в ответ припадал к груди Добрынина, окропляя его жилетку потоками слез. Свои проблемы он объяснял все тем же – происками евреев. Добрынина, по его словам, эта филиппика поразила. Вот куда заводят политика попытки рассовать грязное белье по углам.
Наконец, перед лицом неминуемого импичмента Никсон решил уйти в досрочную отставку. 8 августа 1973 года 37-й президент Соединенных Штатов в последний раз обратился к нации.
– Я предпочел бы пройти через все до конца, какую бы мучительную боль это ни причиняло лично мне, и моя семья единодушно убеждала меня поступить именно так. Но интересы страны должны всегда пользоваться приоритетом по сравнению с соображениями личного характера. Из дискуссий, которые я имел с лидерами конгресса и другими лидерами, я заключил, что из-за уотергейтского дела я не могу рассчитывать на поддержку конгресса, которую я полагаю необходимой при принятии трудных решений и исполнении своих обязанностей в этом кабинете так, как того требуют интересы страны. Я никогда не был трусом. Досрочному уходу с этого поста сопротивляется каждая клетка моего организма. Но как президент я ставлю интересы Америки во главу угла.
Боб Вудворд и Карл Бернстайн подтвердили, что их осведомителем был Фелт
АР
Вступивший в должность президента Джеральд Форд помиловал своего предшественника и закрыл дело. Ричард Никсон скончался 22 апреля 1994 года. Ветеран Второй мировой войны, политик федерального уровня с полувековым стажем, он сделал очень много для страны, особенно во внешней политике, – закончил войну во Вьетнаме, нормализовал отношения с Китаем, открыл эпоху разрядки в отношениях с Советским Союзом. Но позор «Уотергейта» перечеркнул всё. Позор для Никсона, но не для общества, которое может гордиться своими институтами – независимой прессой, независимым парламентом, независимым судом.
Герой или предатель?
По просьбе Марка Фелта Боб Вудворд и Карл Бернстайн сохранили его имя в тайне. Они соблюдали джентльменское соглашение более 30 лет, обещая назвать имя информатора после его смерти. На 92-м году жизни Фелт сам прервал обет молчания. В интервью журналу Vanity Fair он раскрыл тайну Глубокой Глотки. Вудворд подтвердил, что его осведомителем был действительно Фелт.
О мотивах Фелта Вудворд, по его словам, не думал – ему было просто некогда предаваться размышлениям. Во всяком случае, среди этих мотивов не было жажды скандальной славы, иначе Фелт не молчал бы так долго. Сегодня в Америке кипит дискуссия: предатель Фелт или национальный герой? Да, он, конечно, оказал стране величайшую услугу, но ведь при этом пошел на грубое нарушение служебного долга. Юристы говорят, что по тогдашнему закону Фелт мог получить до 10 лет тюрьмы, однако срок давности, пять лет, давно истек. Сегодняшний закон гораздо более суров, но обратной силы не имеет. Марк Фелт подлежит теперь лишь моральному суду. Каждый волен вынести ему свой собственный вердикт. Высшие должностные лица нынешней администрации, известные своим рвением в борьбе с утечками информации, высказать свое суждение затрудняются: и президент Буш, и министр обороны Рамсфелд заявили, что плохо знакомы с подробностями дела. Рамсфелд добавил, что сообщать о неполадках в пробирной палатке, конечно, надо, но весь вопрос – кому сообщать.
Иными словами, Фелт должен был рассказать о своих подозрениях начальству. Но в том-то и беда, что рассказать было некому – во главе заговора стоял сам президент, а непосредственный начальник Фелта действовал по его указке. Чиновнику, который не в состоянии сохранить лояльность президенту, полагается выйти в отставку, а уж потом заниматься обличениями. Но в этом случае Фелт лишился бы контроля за расследованием – ему уже не некому, а нечего было бы рассказывать.
Возможно, Фелт рассчитывал встретиться с Вудвордом разок-другой и просто направить его по верному следу. Однако разом-другим дело не ограничилось. Он и сам понимал, что, сказав «а», надо говорить и все остальные буквы алфавита, тем более что открывшаяся перед ним картина злоупотребления властью была невиданной по масштабу и цинизму.
Решение Фелта в конечном счете было абсолютно конституционным, и еще неизвестно, как посмотрел бы на этот казус суд. Практика свидетельствует, что при подобной коллизии законов приоритет принадлежит праву народа на информацию.
Сегодня в России рейтинг этого права ниже многих других, материальных прав – на образование, здравоохранение, на труд, на пенсию. Но штука в том, что, отобрав у народа свободу слова, можно отбирать и все остальное – он уже не сможет сказать, что недоволен.
«Уотергейт» остается непревзойденным образцом эффективности прессы. Уже несколько поколений журналистов пытаются повторить успех Вудворда и Бернстайна. В позапрошлом году английский журналист Эндрю Гиллиган попробовал свалить Тони Блэра, «уличив» премьера в давлении на разведку. Гиллиган не знал, что лживая журналистика никого свалить не в силах, она может лишь опозорить автора. По крайней мере, так обстоит дело в демократических странах."
|
