|
— Эдуард Аркадьевич, вы много раз объясняли свое решение отказаться возглавить ввод федеральных сил в Чечню в декабре 1994 года. Что-нибудь еще, кроме вашей позиции, могло предотвратить ввод войск или это было неизбежно?
— Моя позиция не предотвратила ввод войск. А предотвратить его могло только решение президента страны — верховного главнокомандующего. Даже если он проводил заседание Совета безопасности, все равно Совбез по Конституции является совещательным консультативным органом. Окончательное решение принимает президент РФ. Позже в Госдуме был инициирован процесс объявления импичмента президенту. Было выставлено пять позиций, в том числе и принятие решения о применении силы в Чечне как субъекте РФ. Даже некоторые люди, которые находились в составе Совбеза, тоже высказывались за импичмент. Ответственность за принятие силового решения, конечно, лежит на президенте РФ.
— То есть бессмысленно сейчас искать виноватых? Называют Грачева, Лобова, Егорова, других.
— Бессмысленно искать виноватых, потому что никто не принуждал президента принимать такое решение. Насколько мне известно, только министр юстиции Калмыков высказался против и написал заявление об отставке. Когда Борис Ельцин уходил с должности президента, он говорил примерно так: самый горький осадок за срок его президентского правления оставила Чечня.
— В 1994 году вы лично пытались объяснить главе государства свою позицию?
— Нет. У меня такой возможности не было. Я был первым заместителем главкома Сухопутных войск. Я даже рапорт обязан был подавать не на имя министра, а на имя главкома. Что и было мною сделано 22 декабря. Такие должностные лица, как Борис Громов, Валерий Миронов, Александр Лебедь, по-своему мотивировали недопустимость втягивания вооруженных сил в эту разборку. Но это не было услышано. Я уже не говорю о том, как это делалось практически. Почему главкомат Сухопутных войск не получил директиву министра или Генерального штаба о том, что планируется эта операция? СКВО подчиняется главкому Сухопутных войск. Главком должен был назначить главный штаб, который разрабатывал бы эту операцию вместе со штабом СКВО. Тогда Воробьева или кого-то еще могли бы назначить руководителем операции. Все то, что проявилось после начала активных действий, могло быть предусмотрено заранее, а не так, как это делалось, — по тревоге. Нужно было организовать взаимодействие предварительно, а не во время боевых действий. Взаимодействие между армией, Внутренними войсками, авиацией, вертолетчиками, ФСБ, другими силами. Должны были быть выполнены домашние заготовки, использован фактор внезапности. Ничего этого не было предусмотрено. Более того, меня туда посылали не для того, чтобы я руководил операцией, а чтобы я оказал помощь командующему СКВО генерал-полковнику Алексею Митюхину в организации работы на пункте управления. Мне сказали: там сплошной мат стоит, никто не знает, что делать, езжай туда, ты опытный, помоги. Если бы меня туда направляли для командования операцией, сначала меня пригласили бы в Генштаб, показали бы карту, кто-то доложил бы, как складывается обстановка.
— Но, например, Лев Рохлин рассказывал, что он тоже видел, как все плохо подготовлено, но раз поставлена задача, ее надо решать. Поэтому он поднял своих ребят, укомплектовал всем необходимым. И его части были вполне боеготовыми…
— Они не вошли в Чечню боеготовыми, они выполнили задачу, достигли того рубежа, который им был установлен. Я очень хорошо относился ко Льву Яковлевичу Рохлину, мы работали с ним в комитете Госдумы по обороне, где он был председателем. Но у нас были разные задачи. Я не мог быть слепым исполнителем. Помимо того, что я военный, я в должности первого заместителя главкома Сухопутных войск, хотите или нет, являлся человеком от политики. Потому что война — это продолжение политических целей насильственными средствами. И я не с неба упал, я видел, как все это развивалось, делалось, сколько было допущено глупостей, сколько было самого настоящего фарса. В войсках, которые действовали под руководством Умара Автурханова, были наши танкисты. От них отказался министр обороны. А командир Кантемировской дивизии, честнейший человек генерал Борис Поляков вынужден был подать в отставку, потому что там оказались его подчиненные. А он как командир дивизии об этом не знал. Я там находился вместе с генерал-лейтенантом Шевцовым, который возглавлял оперативную группу от Генштаба, стал принимать войска, которые прибывали туда. Первоначально был допущен общий просчет — в количестве войск, которые должны участвовать в операции. Более того, уже позже я оценивал, что эта операция не готовилась на исполнение. Эта операция готовилась на устрашение: на маленькую Чечню со всех сторон выдвигаются федеральные силы, и этим «дудаевцам» ничего не остается делать, как сдаться на милость победителя. Люди, которые участвовали в операции, далеко не глупые. Когда Лев Рохлин говорил, что он выполнял приказ, то, наверно, у него была директива, письменный приказ. По отношению ко мне слово «приказ» не применялось.
— Насколько был оправдан вывод войск в 1996 году?
— Это несколько другая ситуация. Этот вопрос требует дополнительного изучения. Я считаю, что после того, как было нанесено определенное поражение группировке чеченских боевиков, численность войск, которые там находятся, должна уменьшиться. Активность боевых действий снижается, а войска не могут просто сидеть в районах расположения. Войска должны заниматься делом. А их занятие — или вести боевые действия, или готовиться к боевым действиям. Третьего не дано. Третье является постепенным разложением войск. Поэтому все, кто не относится к частям, которые должны остаться на территории Чечни для стабилизации обстановки своим присутствием, должны быть выведены. Это сразу снимает напряжение, положительно сказывается на отношение местного населения, положительно влияет на международную обстановку.
— Это вы говорите уже о нынешней ситуации?
— А эта ситуация аналогична. Те войска, которые остаются на территории Чечни — и это главное, — должны действовать по отношению к местному населению строго с соблюдением закона. А федеральная власть от военных действий должна активно переходить к социально-экономическим рычагам с привлечением местного населения. Военно-административное руководство должно передавать функции управления административному гражданскому руководству. Я занимался этим в Молдавии. Военная составляющая снижается, а гражданская усиливается. Федеральная власть должна все делать для того, чтобы привлечь население на свою сторону. Ибо население является питательной средой для боевиков. Все действия, которые осуществляет федеральная власть по привлечению на свою сторону местного населения, могут смазаться одним негативным поступком. Вспомните об Эльзе Кунгаевой. Все! И это как снежный ком плодит противников федеральной власти. Здесь и возникает водораздел: а сколько же оставить войск, чтобы, с одной стороны, они своим присутствием стабилизировали обстановку и дали возможность закрепляться местной администрации. Но, с другой стороны, — чтобы не допустить негативных моментов.
— Сравните ситуации с вводом войск в 1994 и 1999 годах.
— В 1999 году подготовка войск была несоизмеримо выше. Отношение к местному населению в конце 1994 года было значительно более мягким, чем в 1999 году. Это повлияло на взаимоотношения мирного населения и федеральной власти. Общим является то, что в обоих случаях сила превалирует над другими способами решения проблемы в Чечне. И тогда, не исчерпав все другие способы, пришли к силовому варианту. И сейчас, даже не в 1999-м, а в 2004 году, это имеет место. Начинают говорить: вот, мол, нам либералы предлагают переговоры. Нет. Слово «переговоры» на данном этапе, да и еще раньше, себя исчерпало. С той стороны нет такой фигуры или группы лиц, которые могли бы нести ответственность за какие-то договоренности. Но с любыми боевиками, которые могут выполнять договоренности, надо вести диалог.
Надо, используя социально-экономические рычаги, выявлять таких людей, как, если хотите, Масхадов. Но не как представителя переговаривающейся стороны всех чеченцев. Если есть возможность войти в контакт с Масхадовым, то надо выяснить его позицию: что ты хочешь? Предложи. Мне кажется, от этого авторитет федеральной власти только бы возрастал и среди населения Чечни, и в международном сообществе.
Вы знаете, анализируя сейчас события 10-летней давности, я думаю, что в 1994 году был не кризис, а паралич власти. Все смотрели на одного человека и на его окружение. Паралич власти повлек за собой безответственность, непомерные амбиции президента страны, которые поддерживались его окружением. Сколько говорили позже, что если бы Ельцин пальцем поманил Дудаева, он бы шапку в охапку, штаны подтянул и прибежал бы сюда. Потому что Дудаев просто не знал, как выйти из этого положения.
ДОСЬЕ
Эдуард ВОРОБЬЕВ родился в 1938 г. в Воронеже. С 1987 по 1991 г. был последним командующим Центральной группой войск в Чехословакии. В июле 1992 г. вводил батальоны миротворческих сил в Молдавию. С июля 1992 г. — первый заместитель главкома Сухопутных войск. В декабре 1994 г. выразил несогласие с решением о вводе федеральных сил в Чечню. В апреле 1995 г. уволен из армии «по состоянию здоровья». В 1995 и 1999 гг. избирался депутатом Госдумы РФ. В настоящее время — руководитель московского отделения Союза правых сил.
Асламбек АСЛАХАНОВ:
«Виновников трагедии нужно знать поименно»
Советник президента России считает, что государство выдержало испытание Северным Кавказом
Асламбек АСЛАХАНОВ родился в 1942 г. в селе Новые Атаги Шалинского района Чечено-Ингушской АССР. Окончил Харьковский государственный педагогический институт в 1967 г., Харьковский институт общественного питания — в 1975 г., Академию МВД СССР — в 1981 г. Доктор юридических наук, профессор. С 1967 г. — в органах МВД СССР и МВД России. В 1990—1993 гг. — народный депутат Российской Федерации, председатель комитета Верховного Совета РФ по вопросам законности, правопорядка и борьбы с преступностью. В 1993—2000 гг. — профессор кафедры уголовной политики и права Академии МВД России. В 2000—2003 гг. — депутат Государственной думы Федерального собрания РФ. С октября 2003 г. — помощник, а с марта 2004 г. — советник президента России.
— Асламбек Ахмедович, сейчас, спустя 10 лет после начала чеченской войны, много спорят о том, надо ли называть виновных в этих трагических событиях.
— Во всем, что касается Чечни, — одна махровая ложь. И больше всего лгут те, кто был непосредственно завязан на этой кровавой драме. Те, кто заработал большие звания и чины, получил много наград и хапнул много денег. И почему-то у тех, кто был основным виновником трагедии, сейчас спрашивают их мнение, видение. Причем спрашивают не как у людей, которые привели к этой беде, наживались на ней, а как у экспертов, специалистов. Не должно быть так. Надо же спросить: почему вы так делали или почему не сделали? Почему не остановили, почему принимали участие, почему по вашей вине разворовывались деньги, гибли люди? У нас есть привычка пытаться перекраивать историю. Пускай все знают, что этот человек существовал в истории государства, что на его совести такие-то деяния.
— Правильно ли я понял, что виновных в чеченских событиях все-таки стоит назвать?
— Да. Я считаю, что россияне должны знать «героев» любой трагедии, которая произошла в стране. Так же, как нужно называть и тех, чьи силы и способности привели к чему-то позитивному.
— Погибший президент Кадыров даже хотел целую комиссию создать по выявлению виновных…
— Ахмат хотел создать комиссию по выявлению тех, кто был виновен в трагических событиях до его прихода к власти. Я считаю, что нужно создать комиссию, которая поименно назвала бы «героев», начиная с 1991 года и заканчивая 2004-м.
— А будет ли это сделано?
— Я этого не знаю. Я многократно добивался создания комиссий по расследованию взрывов жилых домов, других терактов, в том числе взрыва Дома правительства Чеченской республики, событий «Норд-Оста». Я, к сожалению, не находил поддержки. Я не знаю, будет ли поддержано создание комиссии Госдумой, Советом Федерации, правительством. Но как человек, как гражданин, как чеченец, я считаю, что виновники трагических событий в Чечне должны быть названы по именам.
— Прошло 10 лет, а сейчас многие говорят, что Северный Кавказ стоит на пороге совсем уж большой войны.
— Некоторые желаемое выдают за действительное. Большая война была бы возможна, если бы что-то не предпринималось для предупреждения тех факторов, которые могли бы способствовать развитию ситуации по такому сценарию. Если бы эти факторы не изучались, если бы не принимались необходимые перманентные меры для недопущения кризиса. Возьмите, например, недавние события в Карачаево-Черкесии. Там ситуация фактически напоминала чеченский вариант 1991 года. Было действительно искреннее волнение масс, которое умело и блестяще использовалось теми, кто при любых условиях хотел бы оказаться у власти. Но, слава богу, нашлась воля, нашлись нужные слова, проявилось искреннее поведение и были приняты конкретные решения. В данной ситуации, я считаю, очень блестяще сработал Дмитрий Козак. Он мудро поступил, и его действия были такими, которые на Кавказе нравятся. Он не лжет, не пресмыкается, Козак изучил ситуацию, изучил традиции и обычаи, говорил на понятном для кавказцев языке. Он действовал эффективно, жестко, в предельно сжатые сроки. Не менее четко работал и заместитель генерального прокурора по югу России Николай Шепель. Конечно, нельзя сказать, что проблема Карачаево-Черкесии решена. Там в первую очередь надо решать вопросы рабочих мест, занятости молодежи. Надо бороться за судьбы обманутых молодых людей, работать с теми, кто ведет себя довольно двулико, занимая высокие должности. Но действовать надо только в рамках правового поля. Можно сказать, что в Карачаево-Черкесии наступило временное затишье. Но впереди Дагестан, который волнует и меня…
— Вот как раз о Дагестане и говорят в первую очередь, предрекая большую войну на Кавказе.
— Потому что там очень много противоречий. Дагестан — уникальная республика. Это единственная в мире республика, где около 20 титульных национальностей. У них совершенно разные языки, их объединяют только традиции, обычаи и вера. Безусловно, у всех национальностей есть свои лидеры, которые «обыгрывают» существующие огромные проблемы. Это бедность, отсутствие рабочих мест, нехватка земли, коррупция чиновников, беспредел, который творят отдельные представители правоохранительной системы, и т.д. Они разыгрывают это в таком ракурсе: вот, дескать, только наш народ, только наш этнос особенно преследуется, мы не представлены во всех структурах власти, с нами не считаются, мы должны потребовать, мы должны восстать, мы должны объявить забастовку, мы должны объединяться и т.д. Находятся такие. И все это ложится на благодатную почву опять-таки в силу того, что огромное число людей, особенно молодежи, не имеет работы, не может прокормить свою семью. Я бы сказал, что та работа, которую проводит очень мудрый политик Магомедали Магомедов, на этом этапе уже становится недостаточной. Потому что в Дагестане нужно в первую очередь решить проблемы с безработицей, решить территориальные вопросы, провести активную работу с теми, кто подстрекает людей. Надо применять силу закона и традиции республики.
— Асламбек Ахмедович, 2004 год стал самым трагическим для России из-за терроризма. Многие говорили, что это настоящая проверка политики федерального центра на Северном Кавказе.
— Я считаю, что федеральная политика на Северном Кавказе с тяжелыми моральными и нравственными потерями, нагрузками, с серьезнейшими проблемами эту проверку выдержала. Мы оказались в тяжелейшем состоянии и понесли большие потери. Особенно потерю детей — самого дорогого, что есть у человека. Но меры, которые принимались федеральным центром, были достаточными. Это испытание, хотя и с тяжелыми потерями, наше государство выдержало.
|
