|
Собрание нотариусов города Москвы, на котором будет избран новый президент Московской городской нотариальной палаты, пройдет 23 мая, спустя три месяца после убийства Анатолия Тихенко, занимавшего пост президента Федеральной нотариальной палаты (ФНП). Таким образом, 23 мая решится вопрос, по какой дороге пойдет дальше нотариат не только в Москве, но и в регионах России: по той, по которой упрямо шел сам Тихенко, или по другой, на которую уже много лет пытались свернуть его оппоненты.
Разумеется, мы не будем претендовать на то, чтобы разоблачить заказчика убийства - это дело следствия. Но убийство Тихенко для целого ряда его коллег и оппонентов разрешило многие проблемы, и некоторые из этих коллег могут быть названы. Плохо, когда смерть одного становится для других подарком судьбы, решающим их проблемы. С помощью этой публикации мы сделаем все от нас зависящее, чтобы никто не извлек подобного рода пользы из убийства.
Личность и документы
Пренебрегая обычным журналистским каноном, я не буду делать вид, что был мало знаком с убитым. Более того, некоторые из моих выводов будут опираться на мои же собственные свидетельства, каковые, если это потребуется, я готов дать также на следствии и в суде. Так, зная Тихенко лет пять, я уверен, что он не мог стать жертвой каких-то собственных криминальных комбинаций: ему очень нравилось - по крайней мере ко времени нашего знакомства - хорошо выглядеть, иметь классную репутацию, и он бы не согласился разменять ее даже на очень большие деньги.
Другой особенностью Тихенко было редкое сочетание двух качеств: душа компании, матерщинник и хохотун, бродяга, искатель приключений и транжир, любивший заражать своим весельем и за свой же счет всех окружающих, он был занудой и педантом во всем, что касалось документов, - нотариус до мозга костей. Второе качество, в отличие от первого, мы сможем оценить теперь, читая документы, которые, возможно, прольют некоторый свет на причины смерти этого жизнелюба. Кто бы сейчас ни пытался представить внутренние конфликты в нотариате как чисто рабочие, не выходящие за рамки теоретических дискуссий, это уже не удастся сделать: все слова всех участников занесены в протоколы, которые подшиты, пронумерованы и скреплены красными блямбами нотариальных печатей. В частности, важнейшим документом, где схвачена кульминация конфликта, является "Протокол N 1 общего собрания нотариусов г. Москвы от 15 февраля 1999 года" - его копию я нашел под более поздними бумагами у себя в столе, когда сразу после убийства сел сочинять что-то вроде некролога.
Анатолий Иванович часто просил меня написать про ту или иную проблему нотариата, отстоять ту или иную точку зрения. Послушав его и полистав из вежливости бумаги, я старался объяснить - чаще безуспешно, так как сам он просто светился, когда говорил о нотариате, - что обычному читателю все эти нюансы и интриги будут просто скучны. Ну, теперь-то скучно не будет, если в жанре "документальный детектив".
К старому протоколу собрания 99-го года мы еще будем возвращаться, а пока процитируем лишь слова самого Тихенко, выступавшего с репликой: "Мне здесь сказали, что я, оказывается, являюсь самым большим инициатором развала нотариата, что я нахожусь по каким-то другим баррикадам. Моя баррикада одна - закон... Мне неоднократно передавали угрозы. Геннадий Григорьевич (Черемных - в тот момент председатель Московской городской нотариальной палаты. - Ред.) это делал систематически. От Виктора Сергеевича (Репин, экс-президент Федеральной нотариальной палаты. - Ред.), нотариуса Орлова, Ралько, Евдасина. Ребята, не надо меня пугать...".
Но "ребята" продолжали пугать: за несколько месяцев до убийства трое парней спортивного вида вызвали из офиса сотрудника охраны нотариальной палаты и, показав фотографию Тихенко, просили предупредить, что "у этого с бородой могут быть неприятности". К тому моменту (осень 2000 года) упомянутый Евдасин был под следствием по делу о мошенничествах с квартирами (дело краем коснулось и Ралько).
Упомянутого нотариуса Орлова, наверное, придется теперь лишить лицензии: мы провели журналистский "следственный эксперимент", в ходе которого помогавшая мне юрист Галина Енютина в один и тот же день по двум разным адресам заверила один и тот же документ абсолютно идентичными печатями нотариуса Орлова (см. факсимиле). Теоретически это было бы возможно лишь в случае, если бы поставивший печать нотариус сел в машину и погнался за Енютиной до другой конторы.
О Репине и его взаимоотношениях с Тихенко мы будем говорить более подробно, а пока процитируем лишь еще один документ: это записка Тихенко, которую он несколькими неделями раньше написал, видимо, для памяти, а жена Галя обнаружила ее в кармане пиджака, висевшего в шкафу. По карманам мужа Галя полезла в ту ночь, когда в дверь позвонил сотрудник милиции и попросил спуститься вниз, чтобы опознать труп в подъезде. Анатолий Иванович как будто и здесь остался верен себе в своем педантизме, записка же, в частности, гласит:
"Просьбы Репина В. С.
1. Уйти в отставку с поста президента ФНП.
2. Будут устроены гонения для ФНП и Тихенко и от налоговой полиции...
...
6. Ралько В. В. имеет связь с преступным сообществом и мы может быть заказаны..." (пунктуация оригинала, см. также факсимиле).
Еще раз оговоримся, что ни эта записка, выполненная рукой убитого, ни протоколы собраний ФНП и Московской городской нотариальной палаты сами по себе не доказывают, что люди, с которыми Тихенко вступил в борьбу, причастны к его убийству. Но они доказывают, во всяком случае, что такой конфликт, и весьма острый, имел место. Чтобы понять его суть, нам придется совершить экскурс в новейшую историю российского нотариата.
"Возродившийся нотариат" и его повивальные "бабки"
Жили-были государственные нотариусы, бедные чиновники и в массе своей скучные неудачники. Советские граждане большой собственностью не владели и, если не считать завещаний и покупки дачи на шести сотках, никаких таких сделок не совершали. Зарплата у нотариусов была маленькая, взятки они тоже брали маленькие - за оформление без очереди доверенностей на машины. Но соприкосновение с рынком, вызвав такую же реакцию, как и в любой другой чиновной среде, за несколько лет преобразило их - по крайней мере внешне.
Идея "приватизации" нотариата основывалась на обещании будущих частнопрактикующих нотариусов снять с государства заботы о содержании нотариальных контор и ответственность за удостоверяемые сделки. В обмен на это то, что прежде называлось пошлиной и шло в доход государства, отныне переименовывалось в тариф и шло в карман нотариусу. Из этого кармана частный нотариус, впрочем, обещал не только платить налоги, но и содержать оборудованный офис, аппарат помощников, страховать сделки, чтобы в случае ошибки отвечать за них перед гражданами своим имуществом.
Начальником соответствующего отдела Министерства юстиции РСФСР в то время работал Виктор Репин - в беседе со мной незадолго до публикации он утверждал, что идея создания (или воссоздания) в России частного нотариата принадлежала именно ему. Но эту довольно простую идею надо было еще прописать в виде законопроекта (к чему приложил руку старший специалист того же отдела Анатолий Тихенко), а главное, - продавить проект в Верховном Cовете. Эту задачу решал замминистра юстиции Геннадий Черемных. Пятеро бывших чиновников Минюста и стали первыми частнопрактикующими нотариусами сразу же после того, как 11 февраля 1993 года Верховный Совет РСФСР утвердил Основы законодательства Российской Федерации о нотариате.
Всем государственным нотариусам было также предложено переходить на частную практику, но бывшие советские клерки отнеслись к этому настороженно: в 1993 году такое желание выразили лишь несколько человек, которые вместе с бывшими чиновниками Минюста образовали Московскую городскую нотариальную палату - ее, а затем и Федеральную нотариальную палату, куда вошли представители регионов, возглавил Репин. Повальный переход "госов" в "частники" можно отнести к 1994 году, когда в Москве в госнотариате вместо трехсот пятидесяти осталось 9 нотариусов (двое были в декретном отпуске, а семь не имели высшего юридического образования).
О доходах частных нотариусов уже в то время ходили легенды. Наша попытка найти ответ на вопрос об их среднем заработке не увенчалась успехом. Обычный тариф составляет полтора процента от суммы сделки, но разброс может быть очень велик - все зависит от клиентуры. Самый высокий доход имеют нотариусы, которые предпочитают не рекламировать свои офисы для людей "с улицы", но дружат с риэлтерами и руководителями строительных фирм, а, возможно, как раз ими и "продвигаются" в нотариат в обход общего порядка: чтобы не делить сверхдоходы с "чужими".
Такой "полулегальный", не афиширующий себя нотариус экономит на офисе, а налоги с отдельных наиболее крупных сделок может и не платить. Не называя из щепетильности имен, Тихенко рассказывал (я сам краем уха слышал этот разговор), что однажды за границей в ответ на сетования о низких доходах некоторых нотариусов ему показали документ (скорее всего - договор залога), по которому только сумма тарифа составляла 1,5 миллиона долларов. Следов уплаченных с этого тарифа налогов (минимум полмиллиона долларов), однако, обнаружить так и не удалось.
Этап второй: палата Э 2
Прежде чем двинуться дальше, надо пояснить нюанс: бывшие чиновники Минюста - они же первые частные нотариусы, они же авторы закона - решили схитрить и записали, что, пока в регионе остался хотя бы один государственный нотариус, "частники" не имеют права касаться наследственных дел и архивов. На самом деле "частники" хотели просто освободить себя от муторных и малодоходных наследственных дел, но сами себя перехитрили.
В тот момент численность всех (государственных и частных) нотариусов в Москве была определена в 400 человек, и согласно закону это число могло быть увеличено управлением юстиции только с согласия городской нотариальной палаты. Палата возражала, указывая, что численность нотариусов подчиняется некоторому закону сродни тому, который регулирует поголовье карпов в пруду: если их становится слишком много, рыбы или погибают, или начинают жрать друг друга. Но очереди в оставшихся государственных нотариальных конторах, сохраняющих монопольное право на ведение наследственных дел, дали Главному управлению юстиции г. Москвы повод заново наполнить штаты этих контор, опустевших в результате бегства "частников".
Однако это лишь одна сторона вопроса. Вторая состояла в том, что к этому времени (1995 - 1996 гг.) в управлении юстиции тоже уже выстроилась очередь из желающих стать нотариусами: за два года когда-то скучная и безденежная профессия стала "престижной". Этих юристов (среди них были и "блатные" и, вероятно, просто готовые кого надо "отблагодарить") нельзя было сразу сделать частнопрактикующими нотариусами - против этого возражала городская палата. Но управление юстиции стало своей властью назначать их в государственные конторы под предлогом ведения наследственных дел.
В принципе для ведения только таких дел хватило бы тридцати, от силы пятидесяти человек. Однако в 1995 - 1997 годах управлением юстиции в дополнение к четыремстам действующим было назначено еще двести пятьдесят нотариусов "второй волны", и все они получили право вести не только наследственные дела, но и удостоверять любые сделки. А через несколько месяцев службы в государственных конторах все они как-то вдруг обзаводились собственными офисами и, с благословения управления юстиции, переходили на частную практику.
Еще нюанс: по закону органы юстиции, осуществляющие общий контроль за деятельностью частного нотариата, самые важные вопросы могут решать только вместе с региональной нотариальной палатой. Без ее участия не может быть принят экзамен и выдана лицензия на право заниматься нотариальной деятельностью, не может быть назначен нотариус на вакантную должность.
Когда отношения между Главным управлением юстиции и городской палатой из-за назначения новых нотариусов обострились до предела, то же самое управление в 1997 году зарегистрировало некоммерческую организацию "Московская нотариальная палата". В нее вошли в основном нотариусы "второй волны", возглавил же ее Виктор Репин, который в 1996 году из-за внутренних разногласий ушел с поста президента ФНП (здесь его сменил Тихенко).
Между двумя палатами в Москве разгорелась нешуточная война. Поначалу атаковала "репинская" палата, которую открыто поддерживало (это четко видно по протоколам) Главное управление юстиции г. Москвы и, за кадром, Минюст. "Первая" палата, на стороне которой была ФНП, больше рассчитывала на суды, куда были заявлены иски о лишении Репина и его соратников нотариальных лицензий. В результате сложных интриг и закадровых соглашений иски были отозваны накануне вынесения решений по ним, но в мае 1998-го ФНП во главе с Тихенко нанесла "репинцам" сокрушительное поражение в Конституционном суде. Рассматривая сходные случаи в других регионах, Конституционный суд признал, что нотариальные палаты обладают властными полномочиями, которые делегирует им государство, следовательно, такая палата в каждом регионе может быть только одна.
Опуская проходные этапы, можно сказать, что перемирие в этой битве было достигнуто 15 февраля 1999 года на собрании Московской городской палаты, куда пришли также и "репинские" нотариусы. Подробности этого собрания известны нам из протокола. В частности, Репин претендовал на пост вице-президента палаты и представительство возглавляемой им партии в ее руководстве. Тихенко, напротив, возражал против приема в палату скопом всех 250 нотариусов из "второй палаты" без тщательной проверки деятельности каждого из них: мало ли чего они могли натворить за те два года, что работали вне поля зрения "первой" (и теперь опять единственной) палаты.
В феврале 99-го крайние позиции были аккуратно разведены президентом Московской палаты Геннадием Черемных: Репин не получил здесь желанного поста, зато все нотариусы "второй волны" были признаны легитимными де-факто. Однако на майском собрании Черемных не был переизбран, его пост занял нотариус Нуриман Шарафетдинов. Известный ученый, представитель ФНП на процессе в Конституционном суде, Шарафетдинов отличался большой дипломатичностью, но все же стоял скорее на позициях ФНП и Тихенко. После согласования правил и графиков с Управлением юстиции начались проверки работы нотариусов - многим из них пришлось напрячься.
Криминальная линия в развитии нотариата
Криминализация нотариата началась еще до того, как Верховный Совет в 1993 году перевел его на частные рельсы: в конце 80-х, в эпоху кооперативов, при государственных нотариальных конторах возникли некие частные фирмы, которые, пользуясь близостью к нотариусам, занимались оказанием гражданам принудительных по сути юридических услуг. Затем эти фирмы, чья история может быть отслежена вплоть до сегодняшнего дня, по некоторым сведениям, стали посредничать при оказании нотариусами услуг заведомо криминального характера и выполнять также функции "крыш".
Здесь важно подчеркнуть, что вовсе не замена государственных форм организации нотариата частными (хотя такая замена, следуя общей тенденции российских перемен, свершилась не без корысти, не без некой задней мысли и "номенклатурным" путем) стала главным фактором криминализации нотариата. Большинство частнопрактикующих нотариусов в Москве работает "по-белому" и больше всего боится оказаться случайно втянутыми в какую-нибудь историю, связанную с милицией. Но общие криминальные тенденции, действующие тем сильнее, чем большие суммы денег вращаются в той или иной сфере, не могли не коснуться нотариата так же, как и других государственных и общественных институтов в "переходной" России. Плох не "рынок", одним из нормальных проявлений которого является частный нотариат, плоха коррупция, которая, сдается нам, имела место в процессе назначения на должности нотариусов, в особенности "второй волны".
Органы юстиции, на словах ратующие за государственный нотариат или, по крайней мере, за строгий государственный контроль за частным нотариатом, сами же и расплодили в Москве минимум двести частных нотариусов. Среди них во "второй волне" оказались чьи-то жены и дети, два последовательно сменивших друг друга уже после 1993 года начальника "нотариального" отдела Министерства юстиции, а также не менее десятка нотариусов, которых теперь никто - ни управление юстиции, ни палата, не говоря уж о гражданах, имевших неосторожность заверить у них документы, - уже просто не может найти.
Проверки, которые под руководством Шарафетдинова стала проводить Московская палата, равномерно охватывали всех нотариусов, однако самые сомнительные результаты все же тоже показывала "вторая волна". Именно эти нотариусы чаще других прятались и не пускали проверяющих в офисы, у них находились неучтенные реестры, отчего-то часто случались пожары и другие стихийные бедствия. Неучтенный реестр, как и всякая "черная бухгалтерия", заводится для того, чтобы не показывать его проверяющим и в особенности налоговым органам. Здесь укрываются как криминальные сделки, так и те, по которым нотариус не хочет платить налоги: если история с тарифом в 1,5 млн. долларов - правда, то следы ее теряются в таком "левом" реестре.
Под уголовное дело о мошенничествах с квартирами умерших попал нотариус Евдасин - не рядовой член "второй" палаты, а один из ее основателей. По тому же делу прошли и другие активные члены "команды Репина", в том числе Ралько - дело в отношении него прекращено по не реабилитирующим основаниям. Нотариус Ралько вряд ли мог быть профессионально точен, совершая (согласно его собственному отчету) 90 тысяч нотариальных действий в год - по другой версии это возможно лишь при наличии нескольких печатей. Несколько печатей, притом подлинных, номерных (номер высвечивается под специальной лупой), выданных скорее всего Управлением юстиции Москвы, есть у бывшего вице-президента "второй" палаты нотариуса Орлова - это мы, следуя нашей оперативной информации, установили сами.
Заместитель начальника Главного управления юстиции г. Москвы Юрий Вишневский, согласившийся, хотя поначалу и не очень охотно, побеседовать с журналистом, предостерегал против огульных обвинений в адрес столичных нотариусов: фактом является лишь обвинительный приговор по уголовному делу, а дел таких в судах раз-два и обчелся. Но это скорее потому, что кто-то не хочет допустить, чтобы они возбуждались и расследовались, а вовсе не из-за отсутствия оснований для таких дел.
Вот свежий, пока еще неизвестный правоохранительным органам пример, который мы с соавтором дарим управлению юстиции. Жил-был в Волгограде некий молодой человек, имевший в Москве дальнего родственника. Настолько дальнего, что он даже ничего не знал о его смерти. Пока не получил однажды из налоговых органов уведомление о необходимости уплатить налог с продажи его квартиры. Оказалось, что этот родственник в завещании отписал квартиру ему, но один нотариус в Москве, видимо, подделав подпись молодого человека, продал ее какому-то третьему лицу. Фамилии молодого человека и нотариуса мы сообщим прокуратуре. Пока же отметим только, что это нотариус "второй волны", назначенный Управлением юстиции на должность под предлогом наведения порядка в этих самых наследственных делах.
"Белая ворона"
Все, о чем мы рассказываем, отнюдь не станет открытием - по крайней мере в общих чертах - для нотариального сообщества и тех работников Управления юстиции, которые занимаются нотариатом. Каждый нотариус у себя в конторе хранит и обязан хранить какие-то тайны, но все же этот юридический клан достаточно тесен: как и в любой другой профессии, здесь существует свой "гамбургский счет", и все друг про друга много чего знают.
Вряд ли Тихенко мог узнать про кого-то что-то такое, чего не знали бы и другие. Если исходить из предположения, что убийство было связано с делами нотариата, а это весьма вероятно, то его непосредственной причиной могло стать не знание каких-то фактов, а нежелание, в отличие от других знающих, о них молчать. Балагур и душа компании, Толик Тихенко был вместе с тем упрям, крут и скор на расправу, он был, что называется, "человеком идеи", готовым жертвовать ради нее не только собственными интересами.
В квартиру Тихенко я первый раз попал на поминках. Хорошая квартира, в кирпичном доме, трехкомнатная. Из "предметов роскоши" - только картины или очень качественные репродукции. Люди, кичащиеся недавно заработанным богатством, обычно обставляют дома иначе, да самые эти дома у них побольше.
Для "нового русского" типа Тихенко был своеобразно мотивированным человеком. Конечно, он очень быстро и ловко разбогател, поучаствовав, прямо с пылу с жару, в "приватизации" нотариата. Но дальше перед ним, как и перед всяким "новым русским", встала дилемма: продолжать ли теми же темпами богатеть дальше или перестать зарабатывать бешеные деньги и начинать зарабатывать репутацию. Вопрос серьезный, особенно если ты пытаешься ответить на него не так, как остальные. Тихенко изо всех сил хотел остаться честным человеком, предпочитая богатству общение с порядочными людьми. А с такими людьми - в России или за рубежом - довольно трудно общаться, если у тебя на уме нет ничего, кроме денег.
Возглавив Федеральную нотариальную палату, эти свои странные мысли Тихенко стал навязывать коллегам. Он требовал очищения от скверны, в том числе самыми жесткими методами. Он твердил о важности репутации (тем более с оглядкой на людскую зависть и злобу, вызываемые чужим богатством), о необходимости не жадничать и вкладывать деньги в образование, расширение кругозора, в общем, "в головы". Но его зажигательные речи - и это хорошо читается по протоколам собраний - сами собой гасли в зале, как головешки в болоте. Разбогатевшим в одночасье бывшим советским нотариусам слова об "имидже", наверное, льстили, и они, заслушавшись, голосовали за Тихенко, но, когда речь заходила о деньгах, они лучше понимали Репина, обещавшего им быстренько снизить размер членских взносов.
В своей области Анатолий Тихенко просто опередил свое время, а как далеко - это будет понятно, в частности, и по результатам собрания Московской палаты 23 мая. Пожалуй, не считая узкого круга верных соратников, в массе своих коллег Тихенко выглядел белой вороной. А белых ворон, как известно, обыкновенные черные сородичи обычно заклевывают.
|
