|
"Почему же, спросите Вы, разве правильно в каждом видеть злодея? Конечно. Ведь каждый и есть злодей. Неужели это не очевидно?", - как-то иронизировал Б.Шоу. И сегодня достаточно много таких выискивателей злодеев, которые готовы устроить истерику по любому случаю позитивного сотрудничества государства и религиозных организаций, видя в этом исключительно "угрозу демократии".
С. Бурьянов, представляющий себя как "юрист", "эксперт по вопросам свободы совести РОО содействия утверждению в обществе свободы совести" (1), и кандидат исторических наук С. Мозговой, директор некоего "Центра военно-религиозных исследований" (1), выступают в средствах массовой информации по вопросам государственно-конфессиональных отношений. Часто они делают это совместно в качестве сопредседателей "Совета Института свободы совести".
О каких-либо значимых публикациях или материалах этого "Института" никаких данных не имеется. С 2001 г. указанными лицами распространены, преимущественно в сети Интернет, ряд материалов, в основном, публицистического характера, в которых они агрессивно высказываются против взаимодействия Российского государства с религиозными организациями, критикуют деятельность ряда государственных организаций и учреждений.
Особенно нетерпимые и критические замечания С. Бурьянова и С. Мозгового адресуются сотрудникам известных научных и образовательных учреждений в области религиоведения, в частности сотрудникам кафедры религиоведения Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАГС), возглавляемой известным специалистом в области государственно-церковных отношений Ольгой Васильевой.
Анализ содержания публикаций и выступлений, используемой С. Бурьяновым и С. Мозговым аргументации позволяет сделать вывод об их односторонней идеологической предвзятости, явной ангажированности со стороны зарубежных антироссийских центров, стремящихся обеспечить реализацию в России сценария "сырьевой колонии" под идейным прикрытием глобализации мировой экономической, политической и культурной жизни.
Деятельность С. Бурьянова и С. Мозгового, по сути, направлена на то, чтобы воспрепятствовать развитию в духовной сфере жизни российского общества тенденций, направленных на укрепление российской государственности, стабильности и единства нашего общества, развитие взаимодействия в нем основных социальных институтов, восстановление в общественном сознании и деятельности государства исторической и культурной преемственности. Эти позитивные тенденции, способствующие сохранению национально-культурной идентичности русского и других народов России, возвращению России в ряды свободных цивилизованных стран (в которых, во всех без исключения, национальная культура не унижается, а развивается в сотрудничестве всех социальных институтов гражданского общества), подвергаются в выступлениях С. Бурьянова и С. Мозгового злобному остракизму. Они характеризуются ими в таких терминах как "криминализация", "коррупционализация" российского общества и т.п.
Вывод об однозначно негативной, по существу, асоциальной пропаганде С. Бурьянова и С. Мозгового, не обоснованной какими-либо серьезными аргументами, фактами или доказательствами, подтверждается анализом выступлений и публикаций С. Бурьянова и С. Мозгового (см. источники). Не приводя результатов каких-либо значимых, научно обоснованных исследований, не утруждая себя разработкой научных критериев, С. Бурьянов и С. Мозговой фактически, ведут против российского государства и общества агрессивную диффамационную пропагандистскую кампанию, некритически оперируя негативными понятиями, обвинениями, оценками, осуществляя запугивание, распространяя порочащие домыслы, наносящие моральный ущерб гражданам, ущерб репутации государственных учреждений, религиозных организаций.
Приведем пример такого заявления:
"Клерикализация "особо уважаемыми" конфессиями (в основном это касается Русской православной церкви Московского патриархата, а в ряде субъектов федерации - мусульманских организаций) органов власти, школы, культуры, армии носит массовый характер. Информация, использованная автором, содержится в "Белой книге", выпущенной в 1997 г. Общественным комитетом защиты свободы совести, в Докладе "О нарушениях прав человека в сфере свободы совести в Российской Федерации", подготовленном Региональной общественной организацией содействия утверждению в обществе свободы совести в конце 1998 г., в материалах периодической печати и сети "Интернет" (2).
Анализ всех этих докладов и материалов не позволяет выявить в них какого-либо реального содержания, позволяющего обосновать вывод о клерикализации российского общества. "Клерикализацией" С. Бурьянов и С. Мозговой называют естественный процесс восстановления в российском обществе влияния религии, религиозных организаций после семидесятилетнего периода государственного атеизма. По их мнению, получается, что все должно оставаться так, как это было в атеистическом СССР, и любые социальные явления, связанные с возрождением религиозности в свободном демократическом обществе - "клерикализация".
Осуществляется недобросовестная подмена: термином "клерикализация" подменяется понятие "восстановление влияния религии в обществе", десятилетия жившем в условиях тоталитарного атеизма.
В приведенной цитате характерно, что слова "особо уважаемые" в отношении крупнейших российских конфессий помещены в кавычки. С. Бурьянов и С. Мозговой не скрывают своей патологической ненависти к религии и религиозным организациям, особенно традиционным в России. Само по себе, это скандально для современной демократической дискуссии и ставит в неудобное положение те некоторые средства массовой информации, которые все еще предоставляют свои возможности для очевидно предвзятых выступлений С. Бурьянова и С. Мозгового.
Ими огульно осуждаются все социальные явления, связанные с возрождением религиозной жизни в России после десятилетий коммунистических репрессий. Это делается в демагогическом стиле, с беспочвенными обвинениями всех и вся в "антиконституционности":
"Анализ реальной ситуации показывает, что наука и законотворческий процесс, при заинтересованном согласии традиционных конфессий и молчаливом иных, находятся под контролем власти, подводя некую научную базу под ее антиконституционную политику в сфере свободы совести" (3).
Никаких правовых аргументов, кроме заклинаний об "антиконституционности" и нарушении свободы совести, не приводится. Непонятно почему, называя себя юристом, С. Бурьянов не в состоянии внятно сформулировать на юридическом языке все свои претензии. Вместо этого, возможно даже, понимая всю пустоту и пропагандистскую ничтожность содержания своих выступлений, он огульно обвиняет все органы государственной власти в нашей стране в тотальной порочности и коррумпированности, что, безусловно, подрывает их репутацию.
Выступления С. Бурьянова переполнены экспрессивными, эмоционально окрашенными выражениями, типа "… в Кремле и иных гнездовьях власти" (3). Существующее законодательство о религии они характеризуют как "репрессивное": "Принятием репрессивного Федерального закона РФ "О свободе совести и о религиозных объединениях" завершилась в 1997 году кампания, инициированная "традиционными" религиями против "нетрадиционных" религий и активно поддержанная заинтересованными политическими группами" (3). Там же опыт принятия в 1997 г. федерального закона "О свободе совести и о религиозных объединениях" он называет "печальным". И это даже несмотря на то, что почти все западные покровители иностранных религиозных сект постепенно сняли все свои претензии к этому закону.
Такие огульные оценки почти дословно повторяются из выступления в выступление: "В 1997 г. кампания, инициированная "традиционными" религиями против "нетрадиционных" религий и активно поддержанная заинтересованными политическими группами, завершилась принятием закона о свободе совести, содержащего важные ограничительные нормы" (2).
Но если закон, по мнению юриста С. Бурьянова, должен содержать одни только разрешающие нормы, то зачем он вообще тогда нужен?
Из практикующих юристов С. Бурьянов ссылается только на адвоката Галину Крылову (3), получившую скандальную известность своей защитой деструктивных религиозных сект. В публикациях в ряде СМИ говорилось о ее связях с тоталитарной псевдорелигиозной организацией Церковь Сайентологии.
С. Бурьянова и С. Мозгового не устраивает деятельность в области государственно-религиозных отношений практически всех организаций и лиц, даже весьма либеральных. Например, демократической партии Г. Явлинского "Яблоко" (2). Даже деятельность в этой области такой ультралиберальной организации как Международная ассоциация религиозной свободы (МАРС), которая зарекомендовала себя в России как проводник антирусских и антиправославных интересов зарубежных религиозных организаций, преимущественно протестантского происхождения. Ее активность в России они считают недостаточно эффективной, а критику России недостаточно агрессивной.
"Так, 26 - 27 ноября 2002 года в Москве прошла юбилейная конференция "Свобода совести - важное условие гражданского мира и межконфессионального согласия", приуроченная к 10-летию Российского отделения Международной ассоциации религиозной свободы (МАРС). Характерно, что принятие итогового документа прошло без обсуждения, в связи с чем в нем так и не нашли адекватного отражения значительное ухудшение ситуации с религиозной свободой и усиление антиконституционных тенденций в области свободы совести в России (особенно в связи с идеей "специального" юридического выделения "традиционных религиозных организаций" с наделением их льготами и привилегиями в обмен на политическую поддержку власти), отмеченные некоторыми участниками (2).
Стремясь быть, как говорится, большим католиком, чем папа Римский, С. Бурьянов и С. Мозговой в своем "Институте свободы совести" выявили, что Международная ассоциация религиозной свободы подпала под влияние неких "корпоративных интересов" и сошла с пути утверждения беспредельной свободы совести в общественных отношениях: "В заявлении, распространенном Институтом свободы совести в связи с результатами конференции, говорится, что МАРС ориентирован на решение корпоративных интересов, даже в ущерб свободе совести каждого человека и общества в целом, и вообще не способен иметь и выражать принципиальную позицию в связи с вышеупомянутыми антиконституционными тенденциями" (2).
Таким образом, даже Международная ассоциация религиозной свободы, с точки зрения С. Бурьянова и С. Мозгового, не способна выражать "принципиальную позицию". Такие заявления граничат с патологической ненавистью к религии, особенно к традиционным религиям народов России.
Как уже сказано выше, С. Бурьянов и С. Мозговой особенно резко критикуют деятельность кафедры религиоведения Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации. И в этом случае они отрицают любые попытки сотрудников кафедры по-новому, в соответствии с изменившимися социальными и правовыми условиями, осмысливать государственно-конфессиональные отношения. Критика и в этом случае абсолютная, тотальная и бескомпромиссная.
В целом, образовательную деятельность кафедры религиоведения Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации они ставят в кавычки, называют "фактором системной коррупции" и даже угрозой для "процессов мирового развития":
"Обучение" государственных чиновников в условиях неадекватной науки и законотворчества является весомым фактором системной коррупции в области отношений государства с религиозными объединениями. Негативные последствия этой коррупции не ограничиваются причинением ущерба внутригосударственным интересам, но могут иметь серьезное международное значение, особенно в контексте глобализации. Коррупция в области отношений государства с религиозными объединениями, нося транснациональный характер, способствует использованию религии в политических целях и оказывает деструктивное влияние на процессы мирового развития" (2).
С. Бурьянов и С. Мозговой, не приводя никаких фактов в подтверждение своего вывода, называют "конфессионально ориентированными" практически все научные организации, а также правозащитные структуры. Пропагандируют идею о том, что все они не способны иметь и выражать принципиальную позицию в области правового регулирования взаимоотношений государства и религиозных организаций:
"Институт свободы совести выражает обеспокоенность тем, что конфессионально ориентированные структуры, в том числе позиционирующие себя научными и правозащитными, как правило, не способны иметь и выражать принципиальную позицию в связи с вышеупомянутыми тенденциями, а государственные научные учреждения и вовсе выполняют заказ власти по обоснованию антиконституционных государственно-конфессиональных отношений и вероисповедной политике" (5).
Такая пропаганда, безусловно, наносит ущерб репутации этих научных и правозащитных организаций и структур, в частности Российской академии государственной службы при Президенте РФ, дискредитирует их.
Само использование терминов "государственно-конфессиональные отношения", "вероисповедная политика" в лексиконе представителей органов государственной власти, государственных научных и образовательных учреждений С. Бурьянов и С. Мозговой называют политической коррупцией с целью удержания власти.
"Использование властными группами религии в политических целях посредством самодовлеющих по отношению к принципам, составляющим основу конституционного строя (в том числе к правам человека), государственно-конфессиональных отношений и вероисповедной политики должно квалифицироваться как политическая коррупция с целью удержания власти" (6).
Они составляют псевдонаучные классификации такой "политической коррупции":
"Выявлены следующие формы проявления коррупции в области отношений государства и религиозных объединений: политическая; государственная; верховая; низовая; активная; пассивная; "торговля влиянием" (6).
Как они "выявляют" все эти формы коррупции - не уточняется.
"Коррупцию в области отношений государства и религиозных объединений можно охарактеризовать как: системную; многоуровневую; политическую; государственную; институциализированную; латентную; мимикрирующую; транснациональную" (6).
Отметим, что с таким же успехом можно было бы придумать еще десяток подобных таких "характеристик коррупции". Например, коррупция "региональная", "трансрегиональная", "бессистемная", "квадратная", "треугольная", "сквозная" и т.д. Такие "классификации" свидетельствуют о нулевом научном уровне публикаций С. Бурьянова и С. Мозгового. Это просто наукообразная отписка для спонсоров их, по сути, антиобщественной деятельности.
С. Бурьянов и С. Мозговой "не согласны" с тем, что религиозные организации являются добровольными объединениями граждан: "…права человека, в данном случае верующих, оказываются производными от прав неких самодовлеющих структур (мало похожих на добровольные объединения граждан) и зачастую фактически становятся заложниками конфессиональной бюрократии" (3).
Никаких доказательств этого абсурдного тезиса, оскорбляющего религиозные и гражданские чувства последователей религиозных организаций, естественно, не приводится.
С. Бурьянов и С. Мозговой "отменяют" понятия "религия, "религиоведение", "государственно-конфессиональные отношения", а вместе с ним, очевидно, как они полагают, и кафедру религиоведения РАГС и все другие кафедры религиоведения в стране.
В частности, С. Бурьянов предлагает применение "в юриспруденции максимально широкого определения "религии", имеющего от-ношение к каждому отдельному человеку, или вообще отказа от его применения в системе права; современное правовое определение религии должно быть свободно от узкоконфессиональных и атеистических ограничений; отказа от "специального" религиозного зако-нодательства и от предоставления полномочий по идентификации религии каким-либо лицам, орга-нам, структурам ввиду принципиальной невоз-можности определения их четких правовых кри-териев; отказа от применения религиоведения (а равно и теологии) в решении вопросов правового харак-тера в сфере свободы совести как заведомо не от-вечающего принципам права (4). Особую нетерпимость в ряду всех этих понятий вызывает понятие "теология", которое С. Бурьяновым также отменяется: "Следует особо отметить, что в России никогда ранее не было дисциплины с таким названием. В переводе с греческого "теология" - это и есть богословие. Очевидно, что это новое название ввели, чтобы скрыть от широкой общественности явно антиконституционный характер введения богословия в государственную систему вузовского образования" (2).
О каком праве, каких "принципах права" здесь идет речь, не уточняется. Каким образом С. Бурьянов намеревается освободить определение религии от конфессий, т.е. от религиозных организаций и верующих - так же не разъясняется. Фактически, С. Бурьянов предлагает изъять связанные с религией правоотношения не только из правовой системы государства, но из общественной жизни, вновь загнать российское общество в атеистическое гетто, реконструировать политический режим, подобный режиму коммунистов-ленинцев времен Гражданской войны 1918-1921 гг. или режиму Пол-Пота в Кампучии.
С. Бурьянов и С. Мозговой выражают свое несогласие с тем, что "… по мнению представителей РПЦ и ряда депутатов… конституционный принцип светскости государства "не должен трактоваться радикально", а отделение религиозных объединений от государства "не означает их отделения от общества", что должно найти свое закрепление в системе законодательства" (1). Т.е., фактически, они требуют искоренения религии в обществе и дискриминационные ограничения гражданских прав верующих.
В отношении основополагающих принципов демократии, неотъемлемых прав человека и гражданина, такие выступления следует расценить как разрушительную деятельность, пропаганду неполноценности граждан по признаку отношения к религии, обоснование ограничений и репрессий в отношении верующих граждан.
Одновременно с "упразднением" в обществе религии С. Бурьянов и С. Мозговой "упраздняют" и государственно-религиозные отношения (раз нет религии, не нужны и такие отношения), а также науку о религии, религиоведение.
"… необходимо определить корректность самой постановки проблемы формирования государственно-конфессиональных отношений и государственной вероисповедной политики относительно задач реализации конституционных принципов в сфере свободы совести" (8).
В результате "определения корректности" по-бурьяновски оказывается, что никакой необходимости в государственно-конфессиональных отношениях нет, что никакие исследования религии и государственно-конфессиональных отношений не нужны, а государственные научные и образовательные организации, которые изучают религию, государственно-конфессиональные отношения на самом деле занимаются просто обоснованием "антиконституционной политики властей":
"Анализ методических материалов (кафедры религиоведения РАГС - прим. Авт. Закл.) позволяет сделать следующие выводы, относительно методологических и методических принципов официальной науки и образования в сфере государственно-конфессиональных отношений:
1) "Официальная" наука и образование, при заинтересованном и/или молчаливом согласии лидеров ряда конфессий, находятся под контролем властных групп, и потому роль первой сводится к подведению некой наукообразной базы под антиконституционную религиозную политику власти;" (8).
"Доминирование неких "специальных" корпоративных интересов, боязнь публичности, закрытость отношений государства с религиозными объединениями и келейность "делания науки" в данной области привели к появлению методических материалов "Государственно-конфессиональные отношения", концептуально противоречащих основополагающим конституционным принципам, игнорирующих современные научные разработки и содержащих многочисленные пробелы частного характера. Таким образом "методические материалы" лишают себя научной объективности и оснований для использования в качестве учебных курсов.
Более того, посредством подобных "методичек" воспроизводится плеяда "чиновников-религиоведов" для которых понятия права человека, уважение мировоззренческого выбора, равенство религиозных организаций и другие конституционные принципы - пустой звук" (8).
Несмотря на избыток закавыченных понятий (здесь и методическое пособие кафедры религиоведения РАГС, и сами слушатели РАГС), никаких фактов в подтверждении своих обвинений С. Бурьянов и С. Мозговой не приводят. Современные научные разработки, которые, якобы, игнорируются, они не называют. Как и "многочисленные пробелы частного характера" - не приводится ни одного примера "пробела".
Материалы С. Бурьянова переполнены грубыми нарушениями правил русского языка. Так, выражение: ""методические материалы" лишают себя научной объективности и оснований для использования в качестве учебных курсов" - типичный пример неумения С. Бурьянова выражать свои мысли на русском языке, о чем еще не раз будет сказано ниже.
Если же перевести этот текст с "бурьяновского" языка на нормальный русский язык, то окажется, что С. Бурьянов грозно предупреждает общество о том, что официальная наука и официальное образование в сфере государственно-конфессиональных отношений находятся в России под контролем государства. Ведь "властные группы" в обществе - это и есть государство, в противном случае С. Бурьянов должен заявить, что в России нет демократического государства, а всю власть формирует преступная мафия. Это очевидная несуразица.
С. Бурьянова особенно раздражает, что развитие государственно-конфессиональных отношений идет "при заинтересованном и/или молчаливом согласии лидеров ряда конфессий". На самом деле не "ряда конфессий", и не только "лидеров ряда конфессий", а всех основных религиозных конфессий народов России. Может быть за исключением только небольшого ряда лидеров иностранных религиозных сект деструктивной направленности, да еще нескольких экстремистских групп в исламе. И вот это самое согласие как раз и раздражает воинствующего борца с религией и с государством одновременно - С. Бурьянова и его товарища по этой вечной и бессмысленной борьбе С. Мозгового.
Что же, есть такая категория людей, которых постоянно раздражают социальные учреждения, порядок, мир, согласие, сотрудничество в обществе. Которые "ищут бури", провоцируют конфликты, поскольку сами к какой-либо конструктивной деятельности в обществе не способны. Это люди того психологического склада, которые затевают всякие смуты, организуют революции, погромы и т.п.
Приведем еще один пример голословных ложных обвинений ученых РАГС, в адрес государственного образовательного учреждения и его сотрудников:
"2) Имеют место вопиющие подмены: свобода совести подменяется свободой вероисповеданий, права человека - правами объединений, религия - идеологией, приоритет права - приоритетом политики, интересами властных групп.
3) Проблема обеспечения свободы совести каждому сводится к реализации вероисповедной политики посредством самодовлеющих государственно-конфессиональных отношений.
4) Политизированные религиоведы РАГС делят религиозные объединения на "традиционные" и "нетрадиционные", несмотря на отсутствие соответствующих научных и правовых критериев традиционности" (8).
В ответ на эти лживые или бессмысленные обвинения можно сказать, что С. Бурьянов и С. Мозговой дискредитируют сотрудников государственных научных и образовательных учреждений, которые в своих научных публикациях проводят деление религиозных объединений на "традиционные" и "нетрадиционные". За это они называют их "политизированными". И это несмотря на отсутствие каких-либо научных и правовых оснований для таких обвинений. Как раз напротив, атеистически и русофобски идеологизированные С. Бурьянов и С. Мозговой, что подтверждается их оценками религии и традиционной русской культуры, "в упор" не желают видеть обоснованных, используемых во всем мире критериев традиционности религиозных объединений. Они категорически требуют, чтобы все ученые, специалисты, религиоведы считали, что таких критериев нет и быть не может. На каком основании?
Практически все претензии, которые С. Бурьянов и С. Мозговой выражают сотрудникам кафедры религиоведения РАГС, просто абсурдны. Например:
"6) Имеет место некорректное включение в структуру курса "Государственно-конфессиональные отношения" религиозной философии и теологии" (8).
Почему "некорректное"? Что, надо было включить только атеистическую философию? Тогда это было бы "корректно"?
"7) Имеют место правовой нигилизм, игнорирование юридических разработок, публикаций и источников, отражающих современные тенденции государственно-конфессиональных отношений и реализацию конституционных прав человека в сфере свободы совести" (8).
Никаких примеров таких разработок, публикаций и источников опять не приводится. Вероятно, С. Бурьянов и С. Мозговой имеют в виду свои собственные сочинения, но в таком случае об этом надо было бы сказать прямо, не виляя. Обвинение в правовом нигилизме - это еще один пример ложных обвинений.
И столь же необоснованный и ложный вывод:
"8) Данные методические материалы не будут способствовать подготовке специалистов государственной службы, ориентированных на приоритет реализации права каждого на свободу совести и иные принципы, составляющие основу конституционного строя" (8).
Почему "не будут"? Никаких фактических доказательств не приводится. Напротив, - к одной лжи (политизированность, правовой нигилизм, игнорирование… и т.д.) присоединяются другие. Кроме вины за "поражение идеалов гражданского общества в современной России", ученые Российской академии государственной службы С. Бурьяновым и С. Мозговым обвиняются в коррупции, что уже "тянет" на уголовное наказание. А также в провоцировании ксенофобии, сепаратизма, и даже вооруженных конфликтов и разрушения государственности в России. Это - так же деяния, квалифицируемые в Уголовном Кодексе РФ как преступления:
"Все это ложится в основу причин и последствий системной коррупции в области отношений государства с религиозными объединениями, являющейся основным фактором кризиса реализации свободы совести, и в конечном итоге сокрушительного поражения идеалов гражданского общества в современной России. Права человека и свобода совести фактически является заложницей "вероисповедной политики" и самодовлеющих государственно-конфессиональных отношений, которые поражены коррупцией и представляют угрозу демократическим механизмам осуществления власти, стимулируют расслоение людей по мировоззренческим признакам, ксенофобии, религиозные преследования, сепаратизм, вооруженные конфликты, распад федеративной системы России" (8).
Вряд ли С. Бурьянов и С. Мозовой смогут с документами и фактами в руках доказать в суде факты "стимулирования" сотрудниками кафедры религиоведения "расслоения людей по мировоззренческим признакам", ксенофобии, религиозных преследований, сепаратизма, вооруженных конфликтов, а также распада федеративной системы России.
С. Бурьянов и С. Мозговой "запрещают" любые исследования религии, применение каких-либо оценок или классификаций в области религиоведения:
"5) В качестве учебной литературы рекомендуются сомнительные источники конфессионально ориентированного содержания, допускающие в адрес новых религиозных движений обличительно-оценочные названия "деструктивные культы", "секты" и т.п." (8).
Ничего "обличающего" здесь нет, да и вообще, что такое "обличительные названия"? С другой стороны, без оценочных названий не может быть никакой классификации, а значит, науки и образования.
Специально для С. Бурьянова и С. Мозгового можно сказать, что деструктивность ряда новых религиозных культов специалистами оценивается не "обличительно", а конкретно - путем сопоставления их вероучений и практики с законодательством Российской Федерации, традиционными нормами морали, принятыми в российском обществе.
Понятно, что для вульгарных атеистов никакой традиционной морали не существует в принципе, им в этом отношении "все позволено". Но они могли бы сопоставить нормы отношений к гражданскому обществу, государству, которые пропагандируются, например, в секте "Свидетели Иеговы" с тем, что написано в Конституции и законах Российской Федерации. В нормативных актах, документах, программах федерального и регионального уровней о формировании гражданственности детей и молодежи, патриотизма граждан Российской Федерации, уважения к национальному историческому и культурному наследию и т.п.
Все эти законы и документы принимаются государством не вопреки обществу, а для общества, реализуют определенные социальные потребности. Они поддерживаются обществом, поскольку российское общество испытывает потребность в восстановлении исторической и культурной преемственности, гражданской ответственности всех - от школьника до чиновника самого высокого уровня, в возрождении патриотизма для того, чтобы преодолеть кризис и восстановить страну.
Очевидно, что пропаганда отказа от патриотизма, гражданственности, национальной и культурной идентичности является деструктивной пропагандой, и религия здесь вообще ни при чем. Такую пропаганду, фактически, ведут не только организация "Свидетели Иеговы" и ряд других деструктивных религиозных сект, но и - опосредованно - организация тех же С. Бурьянова и С. Мозгового.
Такой очевидный вывод, вне всякого сомнения, вызовет всхлипывания С. Бурьянова и С. Мозгового по поводу "политических репрессий", нарушений свободы слова, свободы совести и т.п. Ровно такие же всхлипывания и причитания, которые мы слышим от воров общенародного достояния, когда от них требуют ответа также за антигосударственную и антиобщественную деятельность.
Но все эти причитания интересны только недоброжелателям России за границей, в нашем же обществе они не вызовут никакого сочувствия.
Почему-то особую нетерпимость С. Бурьянова и С. Мозгового вызывает термин "религиозный экстремизм" и особенно - борьба с религиозным экстремизмом, столь актуальная и в российском обществе, и в современном мире в целом.
"Курс кафедры на борьбу с "религиозным экстремизмом" был подтвержден и научно легитимизирован в рамках международной конференции "Религия и национальные отношения в России: история, современность, перспективы развития", состоявшейся в РАГСе 28 февраля - 1 марта 2003 г. и организованной Институтом российской истории РАН, Институтом востоковедения РАН, Институтом этнологии и антропологии РАН, Институтом религии и права, Институтом религии и общественной политики (Вашингтон, Брюссель), Университетом имени Бригама Янга (Прово, Юта), Международной академией по свободе религии и вероисповеданий (Вашингтон) (2).
Как видно из этой цитаты, вместе с кафедрой религиоведения РАГС, С. Бурьянов и С. Мозговой здесь "клеймят" и другие российские научные учреждения - сразу три института Российской академии наук. А также зарубежные научные центры - Институт религии и общественной политики (Вашингтон, Брюссель), Международную академию по свободе религии и вероисповеданий (Вашингтон). Все эти научные учреждения, по утверждению С. Бурьянова и С. Мозгового, подключились к беспринципной и неправильной деятельности по исследованию и разоблачению религиозно обусловленного экстремизма.
Отмечая вполне естественный плюрализм, многообразие мнений в определении религии, различных феноменов, связанных с религией в современной науке, С. Бурьянов и С. Мозговой делают из этого антинаучный вывод о том, что изучение религии и применение знаний о религии в общественной жизни вообще невозможно. Это как если из разнообразия теоретических представлений о строении вещества в физике сделать вывод о невозможности использования физических знаний в социальной практике или вследствие разнообразия литературоведческих теорий вывести запрет на деятельность филологических научных центров и на филологическое образование.
"В более узком смысле любое, в том числе религиоведческое, и особенно правовое, обсуждение религии сталкивается с серьезными терминологическими трудностями. По словам Э. Фромма, "понятие "религия" ассоциируется с некой системой, в центре которой находится бог и сверхъестественные силы. Поэтому становится сомнительным, могут ли религии без бога, такие, как буддизм, даосизм, конфуцианство, называться религиями. Такие светские системы, как современный авторитаризм, вообще не называют религиями, хотя психологически они заслуживают такого названия" (2).
Все эти вполне понятные и всем известные обстоятельства, связанные с плюралистичностью самого гуманитарного знания, наличием в области гуманитарных наук различных мировоззренческих и теоретических подходов приводят С. Бурьянова и С. Мозгового к абсолютно антинаучным и прямо абсурдным выводам:
"… применение в юриспруденции религиоведческих познаний, не говоря уже о теологических, несет в себе значительный коррупциогенный потенциал и изначально создает предпосылки для нарушения декларируемых принципов свободы совести", "Напрашивается вывод, что само использование религиоведческих познаний в юриспруденции (не говоря уже о теологических) является фактором коррупции, а политизация и идеологизация религиоведения способствует его деградации" (2).
Вывод, который каким-то образом "напросился" в голову "Представителей Института Свободы Совести" о том, что использование религиоведческих познаний в юриспруденции является "фактором коррупции", иначе как просто абсурдным назвать невозможно. Как познания о религии могут являться "фактором коррупции"!?
Приведем еще одни пример научной аргументации, обоснованности выводов из выступлений С. Бурьянова и С. Мозгового.
Вот они цитируют ответы депутата С.Ю. Глазьева на вопросы корреспондента "Независимой газеты" по вопросам развития государственно-конфессиональных отношений. С.Ю. Глазьев высказывается о необходимости укрепления морально-нравственных устоев нашего общества. Экономист по образованию и сфере своей профессиональной деятельности он фиксирует очевидную закономерность:
"… все наши предложения по экономической программе, направленные на стимулирование роста производства и подъем благосостояния населения, упрутся в неразрешимые проблемы деморализации населения, деградации общества. Общество, у которого нет принципов, в котором идет война всех против всех, обречено на саморазложение и мучительную смерть. Для того чтобы Россия успешно развивалась, помимо чисто экономических факторов, необходимо сохранение наших традиционных нравственных устоев. И здесь наш главный союзник - традиционные религии, с которыми государство, по моему мнению, должно выстраивать отношения социального партнерства. Государство и традиционные религии имеют не только общее поле деятельности, но и несут в какой-то степени общую ответственность за нравственный климат в обществе" (2).
Казалось бы, что в этом очевидном рассуждении может вызывать принципиальное несогласие? Необходимость укрепления нравственных устоев в нашем обществе? Указание на возможность сотрудничества государства с религиозными организациями в этом деле? Но в какой-то своей кривой логике С. Бурьянов и С. Мозговой делают такой вывод: "Иными словами, депутат-коммунист предлагает узаконить коррупцию в области отношений государства с религиозными объединениями" (2).
Вот так, просто "иными словами"… Так сказать, "расшифровали" слова С.Ю. Глазьева, растолковали заявление экономиста и политика.
Отдельные фрагменты публикаций и выступлений С. Бурьянова и С. Мозгового, в которых они многократно пережевывают свои антикоррупционные заклинания, просто зашкаливают в отношении абсурдности лексики и содержания. Писатели, что называется, просто заговариваются. Чего стоят, например, такие выражения:
"Коррупция в сфере правоприменения законодательства о свободе совести предопределена коррупциогенностью его норм" или, в этом же выступлении (опять о познаниях): "… применение в юриспруденции религиоведческих познаний, не говоря уже о теологических, несет в себе значительный коррупциогенный потенциал" (2).
Применение в юриспруденции познаний, в частности, религиоведческих, как источник коррупции - это тема для эпохального открытия в области юриспруденции, которое может сделать "юрист" С. Бурьянов. Он и сам действует в юриспруденции в полном соответствии с этим принципом - свободно, без познаний, и не только религиоведческих. Оценивая такие лексические упражнения, можно в том же стиле сказать, что это - "полная коррупция" способности человека нормально мыслить и говорить.
Еще один пример абсурдного заявления: "Показательна история правозащитной "борьбы за свободу совести" в форме борьбы с учебником "Основы православной культуры" (2). Замечательно, что здесь даже С. Бурьянов поставил свою "борьбу" в кавычки, настолько абсурдно и одновременно саморазоблачительно звучит эта фраза - борьба за свободу совести в форме борьбы с учебником по православной культуре.
Мировоззренческой основой выступлений С. Бурьянова и С. Мозгового, при их анализе, выявляется крайняя нетерпимость, если не сказать ненависть этих авторов к историческому прошлому нашего народа, традициям и культуре российского общества. Они в крайне нетерпимых выражениях говорят о Русской Православной Церкви, других традиционных религиозных организациях, но за этим просматривается принципиальное неприятие русской истории вообще, жесткий, можно сказать "большевистский" нигилизм в отношении нашей традиционной культуры, всех ее элементов.
Говоря об истории России в прошлом, они не находят в ней никаких "светлых пятен". Одни мрак и ужас, никакой свободы:
"Таким образом, можно заключить, что российское законодательство не признавало свободы веры как таковой и смотрело на нее главным образом с точки зрения задач национальной политики" (6).
Любые попытки увидеть в отечественной истории что-то доброе и хорошее, они клеймят как мифологизацию, некритическое отношение "…к мифологизированному прошлому России" (6).
Характерно, что в этой цитате, "задачи национальной политики" также представлены негативно. Российское государство, по мнению С. Бурьянова и С. Мозгового, должно было руководствовать в своей деятельности не задачами национальной политики, а чем-то иным. Чем же?
К Русской Православной Церкви, институции с тысячелетней историей, С. Бурьянов и С. Мозговой выдвигают претензию, что она не подстроилась под новомодные псеводолиберальные формы управления (кстати, дискредитированные в российском обществе, о чем наглядно свидетельствовали последние выборы в Государственную Думу). На этом основании они считают возможным полностью исключить и Русскую Православную Церковь, и другие традиционные религиозные организации народов России из гражданского общества, загнать их в социальную резервацию:
"О демократии в управлении РПЦ говорить бессмысленно, так как она является жестко централизованной структурой. … Таким образом, РПЦ, структура, далекая от какой-либо демократии и гражданского общества, усиливает свое влияние на современное Российское государство, а от ее имени отношения с властью формирует узкий круг конфессиональной бюрократии. Следует заметить, что указанные тенденции в значительной мере касаются и других религиозных организаций, особенно "традиционных". И с властью говорит также конфессиональная бюрократия" (6)
Эти нетерпимые ультрабольшевистские заявления (коммунисты 20-х годов тоже были недовольны наличием централизованного управления в Церкви) дополняются и просто алогичными выводами. По Бурьянову-Мозговому получается, что с властью должны взаимодействовать все верующие в равной степени, и только это соответствует их пониманию демократии. Выделить для этих целей каких-то своих официальных представителей Церковь не вправе. Лучше, чтобы Церковь была не централизованной самоуправляемой структурой, а некоей толпой, которая бы вся разом пришла в Кремль "формировать отношения" с властью? Дикое понимание демократии.
Что касается "предупреждений" С. Бурьянова и С. Мозгового о влиянии Церкви на государство, то, по сути, это пропаганда неполноценности граждан по признаку их отношения к религии. Сами С. Бурьянов и С. Мозговой считают возможным влиять на общество и государство, тиражируя, публикуя свои выступления, "предупреждая" власти в России и за ее пределами. А Церкви, верующим они в этом праве отказывают.
Их понимание гражданского общества строится в либерально-русофобском ключе. Общество в России, получается, могут составлять исключительно пропагандисты разрушения Российского государства, уничтожения наших национальных традиций. Что это, как не пропаганда геноцида русского народа и других народов России, поскольку их культура и образ жизни также во многом определяются традиционными религиями? "Демократ" С. Бурьянов даже помыслить себе не может, что кто-то может не руководствоваться идеалами либеральной демократии, а руководствоваться какими то другими идеалами, например (ужас!), быть монархистом. Для него, с его тоталитарным, по сути, мышлением это просто немыслимо. Вчера бурьяновым приказывали быть коммунистами, и они громили Россию под флагом сохранения верности единственно верному учению марксизма-ленинизма. Сегодня им назначили быть либералами и они громят Россию под флагом верности американской либеральной демократии.
Свои идейные предпочтения крайнего либерализма, нигилизма в отношении исторической традиции и культурного наследия народов России С. Бурьянов маскирует псевдоюридической риторикой. Приведем характерный пример:
"Веский голос юристов не был услышан. Это неправильно. Потому, что именно правовые аспекты, а не исторические и иные, должны быть определяющими в правовом демократическом государстве, в котором по конституции человек, его права и свободы являются высшей ценностью. То есть в современных реалиях отношения государства и церкви (а точнее, государства и религиозных объединений) должны рассматриваться как производные от конституционных принципов, декларирующих в качестве правовой основы свободу совести каждому (ст. 28), светскость государства и равенство религиозных объединений перед законом (ст. 14), равенство прав и свобод гражданина независимо от отношения к религии, убеждений (ст. 19) и ряд других принципов, работающих только во взаимной связи.
Именно поэтому в Конституции Российской Федерации и в нормах международного права, являющихся приоритетными для правовой системы России, ничего не говорится о "специальных" государственно-конфессиональных отношениях как самодостаточных явлениях. В то же время следует заметить, что в таком качестве они существовали исторически, в настоящее время исчерпав себя, как минимум, с правовой точки зрения" (3).
В нормах международного права о государственно-конфессиональных отношениях не говорится прямо, поскольку это общие нормы, а взаимоотношения с религиозными организациями в каждом государстве выстраиваются по-разному, в соответствии с традицией и культурой общества, его историей, конфессиональным составом населения. Эти нормы в каждом конкретном государстве отражают специфику общества, но тоталитарно мыслящий "большевик" этого понять не в состоянии. Что касается Конституции России, то отсутствие в ней таких норм можно рассматривать, в частности, как следствие нашего исторического прошлого, 70-летней "войны с религией" швондеров, шариковых и бурьяновых. Вполне возможно, что такие нормы в будущем появятся и в нашей Конституции, как они существуют в конституциях многих других светских демократических государств. "Исчерпали себя" в России не государственно-конфессиональные отношения, как мнят об этом России С. Бурьянов и С. Мозговой, а большевистская ненависть к религии и традиционной культуре народов России.
В сноске к приведенной цитате С. Бурьянов и С. Мозговой разъясняют:
"Современное состояние правовой системы уже является продуктом исторического развития, и любые попытки его корректировки в соответствии с "традициями" являются попыткой повернуть историю вспять. Декларация прав человека 1948 года, явившись результатом уроков двух мировых войн, знаменует новую эпоху эволюции правовых систем. Она послужила моделью при определении стандартов прав человека для новейших конституций, принятых во многих странах мира, в т. ч. РФ. Современная Конституция России принята 12 декабря 1993 года".
Характерно содержание этой сноски - тот же вульгарный прогрессизм, за которым видится все то же стремление "в светлое будущее", которое стоило нашему обществу в прошедшем веке десятки миллионов жизней.
По этой логике - почему бы тогда нам не вернуться к уровню эмансипации государства от религии и традиционной русской культуры, характерной для погромных послереволюционных лет, с расстрелами заложников, взрывами церквей и мечетей? Ведь все эти ужасы и бесчинства также можно рассматривать как "продукт исторического развития". Погромные декреты коммунистов, в соответствии с которыми репрессировались верующие, изымались и вывозились за рубеж исторические и культурные ценности русского и других народов России, также, в определенном смысле, продукт исторического развития нашего общества на том этапе его истории. По "теории" мозговых-бурьяновых вернуться к такому положению было бы вполне правильно и закономерно. Помыслить о том, что люди могут задумываться о последствиях своих действий, переосмысливать свое поведение (даже, страшно сказать - покаяться за недобрые дела) - свыше сил этого историка и этого юриста, что, на наш взгляд, свидетельствует о крайней, идеологически обусловленной односторонности, узости мышления С. Бурьянова и С. Мозгового.
В этом же выступлении С. Бурьянов утверждает: "Сакрализация (освящение) власти - так традиционна для России. Но значит ли это, что Россия должна отказаться от курса на строительство демократического правового государства и формирование гражданского общества, отказаться от основополагающих принципов в области прав человека, определенных в конституции и нормах международного права в угоду радетелей "традиционности", а фактически сакрализации власти?" (3).
Если "традиционна для России" - то почему россияне должны отказываться от своих традиций? В угоду демагогам и болтунам, пропагандирующим разрушение наших национальных традиций, а значит нашей культуры, государственности и самого народа?
За этим неуважением к российскому народу, который С. Бурьянов и С. Мозговой, подобно всем тоталитарно мыслящим псевдодемократам, хотят "построить" под придуманные ими схемы, не имеющие ничего общего с Конституцией России и основными правами человека, скрывается их собственная мировоззренческая установка. Это идея построения мирового глобального государства под контролем и политическим руководством швондеров, шариковых и бурьяновых. Идею глобализации они используют как "дубину", которая должна сокрушить все национальные и культурные ценности, уничтожить все традиции народов. Эту свою мировоззренческую установку, которая, на самом деле, является источником и внутренним мотивом всех их выступлений, они пытаются маскировать путанными, демагогическими рассуждениями:
"В этих реалиях необходимость создания международного механизма принятия и реализации решений по глобальным проблемам (в числе которых - международный терроризм), призванного обеспечить устойчивое и безопасное развитие мировой системы и ее элементов, в свою очередь, выдвигает требования коренных изменений в области управления, политики, устройства и распределения власти. Создание такого механизма связано с обязательной трансформацией целей развития духовных и нравственных ценностей, социальных и политических идей, доминирующих в обществе. Необходимо политическое руководство, отказавшееся от эксплуатации принципов превосходства и разделения, способное преодолеть национальный эгоизм и осуществлять интеграцию в мировое сообщество, органично сочетая национальные и глобальные интересы" (3).
Под "трансформацией целей развития духовных и нравственных ценностей" (отметим абсурдность и этой лексической конструкции), социальных и политических идей, доминирующих в обществе, на самом деле надо понимать требование насильственного разрушения традиционной духовной, нравственной, политической культуры в обществе, самобытности народов и суверенитета государств. Именно насильственного разрушения, поскольку эти ценности - "доминирующие в обществе" - и они "не нравятся" С. Бурьянову, который даже не понимает, что этим своим заявлением он, фактически, ставит под сомнение права миллионов людей выстраивать социальные и политические отношения в своей стране так, как они считают полезным и разумным, право народа осуществлять высший суверенитет в государстве, что и является основой демократии в любом ее понимании. Все эти основополагающие права прописаны и в действующей Конституции России.
Какое "сочетание" национальных и глобальных интересов (эти интересы будут определять, понятно, - бурьяновы) имеет в виду С. Бурьянов, выявляется из других его заявлений на эту тему:
"… современная политическая система на базе национальных государств в значительной мере становится анахронизмом, не успевающим отвечать вызовам времени… остро встает вопрос формирования правовых механизмов преодоления этно-конфессиональных факторов, противоречащих глобальным тенденциям. В решении этой проблемы особую роль играет необходимость формирования эффективного правового механизма для реализации права каждого индивида на свободу совести в качестве средства защиты человека и общества от идеологического господства любых доктрин и структур, важнейшего фактора преодоления этно-конфессиональных разделительных принципов, являющихся основой существования традиционных политических структур.
Сегодня реализация права на свободу совести - одно из важнейших условий формирования политического руководства национальных государств, способного эффективно осуществлять интеграцию в мировое сообщество" (2).
Есть и более откровенные высказывания С. Бурьянова: "Формирование правового механизма преодо-ления разделительных этно-конфессиональных факторов и разрывов в виде реализации свободы мировоззренческого выбора определяется необ-ходимостью преодоления узкого национального сознания общепланетарным…" (4)
Судя по всему, С. Бурьянов полагает, что основной задачей деятельности руководства национальных государств является не забота о социально-экономическом развитии, благополучии, безопасности народов, а интеграция в мировое сообщество. В этой коммунистической утопии мирового государства с мировым правительством, составленным из людей, чья мораль будет полностью определяться "свободой совести", С. Бурьянов видит идеал, ради которого надо преодолеть "этно-конфессиональные разделительные принципы", т.е. религиозные и культурные особенности народов. Что это, как не очередное издание коммунистического мифа?
Можно было бы спросить С. Бурьянова: а где эта задача "преодоления этно-конфессиональных разделительных принципов" и подрыва существования "традиционных политических структур" прописана в обязанностях Президента Российской Федерации, в Конституции Российской Федерации, на которую С. Бурьянов постоянно ссылается?
В том то и дело, что для С. Бурьянова ни демократически избранное политическое руководство страны, ни Конституция Российской Федерации не являются авторитетом. У него совсем другие авторитеты, которые находятся за пределами территории России:
"Сегодня, в XXI в. взаимозависимость и взаимо-действие государств перекрываются глобализа-цией - возрастающим взаимодействием, повыше-нием роли и изменением соотношения в пользу структур и феноменов, находящихся вне юрисдик-ции национальных государств" (4).
Вот эти самые "структуры и феномены", находящиеся вне юрисдикции правовой системы Российской Федерации, и являются источником злобной антигосударственной и асоциальной пропаганды С. Бурьянова и С. Мозгового. Так что вопрос об источниках и финансировании пропагандистской кампании С. Бурьянова и С. Мозгового - это дело, как говорят, компетентных органов. И никакими разглагольствованиями про "глобальность", взаимопроникновение "в планетарных рамках", про "целостность бытия че-ловечества" и "планетарное мышление", которыми наполнено данное выступление С. Бурьянова, факт зарубежной антироссийской ангажированности его пропаганды не скрыть. Рассуждения о глобальных проблемах человечества используются С. Бурьяновым для подрыва национальной безопасности, суверенитета и территориальной целостности Российского государства. С. Бурьянов, призывая россиян отказаться от своей национальной культуры, политической независимости и свободы, а заодно от наших ресурсов и национальных богатств, далеко не оригинален (4):
"… глобальные проблемы ставят на повестку дня вопрос выживания человечества, требуют обобщенных подходов и интеграции, ко-торые подразумевают пересмотр комплекса на-циональных приоритетов и инфраструктур, ус-тупку части национального суверенитета в поль-зу мировых структур ради более прочного экономического и политического единства, эф-фективных объединенных действий с целью по-иска путей к устойчивому развитию и решения проблем" (выделение - С. Бурьянова, прим. Авт. Заключения).
В XX в. одни бурьяновы пытались "замесить" мир в одну кровавую кашу под лозунгом мировой революции. Ныне такие же бурьяновы стремятся сделать то же самое, только под лозунгом "выживания" и руководством олигархических транснациональных паразитарных структур.
Пытаются подорвать основы нормального функционирования политических систем, социального института семьи, здравоохранения и образования, чтобы, воспользовавшись смутой, ослабив народы и государства, соподчинить всех своему тоталитарному "новому мировому порядку". С. Бурьянов является пропагандистом этого "нового порядка", выражает поддержку всем действиям в этом направлении, в том числе подрыву демографического потенциала нашего народа под видом "планирования семьи":
"Необходимо политическое руководство, отка-завшееся от эксплуатации принципов превосход-ства и разделения, способное преодолеть нацио-нальный эгоизм и осуществлять интеграцию в мировое сообщество, органично сочетая нацио-нальные и глобальные интересы. … Подразумевается также изменение положения дел в таких областях, как планирова-ние семьи, защита окружающей среды, здравоохранение, образование и создание устойчивой хо-зяйственной инфраструктуры". "В этой связи наиболее остро встает вопрос формирования правовых механизмов преодоле-ния этноконфессиональных факторов, противо-речащих глобальным тенденциям" (4).
Вот в чем причина ненависти С. Бурьянова к религии, национальным религиозным и культурным традициям и особенностям - они мешают создавать "новый мировой порядок", "планировать семью", создавать "устойчивую" для паразитирования олигархического капитала мировую хо-зяйственную инфраструктуру.
Всем не согласным с тоталитарным "новым мировым порядком" С. Бурьянов угрожает изоляцией: "Применительно к национальным государст-вам видится два глобальных стратегических направления развития в контексте глобализации - интеграция или изоляция. Причем стратегия изо-ляции ставит под вопрос процветание государств, выбравших такой курс, решение глобальных про-блем и даже само существование человечества" (4).
Категорический ультиматум в стиле черно-белого мышления. Интеграция-глобализация или смерть. Как раньше: коммунизм или смерть. Причем смерть для тех, кто против коммунизма-глобализации по бурьяновым.
Полностью в контексте такой глобально-коммунистической убежденности С. Бурьянов относится и к истории России, нашей национальной культуре.
"Исторический опыт России наглядно подтверждает тезис о том, что все модели государственно-конфессиональных отношений (кроме отделения церкви от государства, и только при наличии идеологического многообразия), независимо от названия, имеют общий изъян - они практически подразумевают использование духовного авторитета религии для политической пользы.
Российская история сохранила немало свидетельств использования Церкви для укрепления собственного авторитета и централизации власти Александром Невским, Дмитрием Донским, Иваном Грозным, Петром I и другими видными государственными деятелями России (3).
Вся история России для С. Бурьянова - "изъян". Наши выдающиеся, "видные", как пишет С. Бурьянов государственные деятели, по смыслу данной цитаты, некие коварные, аморальные хитрецы, которые были заняты исключительно укреплением собственного авторитета и централизацией власти. Эта точка зрения русофобов и патологических ненавистников всего русского давно известна и так же не оригинальна. Ныне в общественном сознании - она просто скандальна, неприемлема и позорна.
Что же предлагает россиянам С. Бурьянов вместо "ущербной" истории нашего народа, взамен наших исторических традиций, тысячелетней культуры? Он предлагает нам некую иную, "двухвековую мировую историческую традицию":
"Нормативно-правовая база российского зако-нодательства для реализации провозглашенных конституционных прав и свобод человека в сфере свободы совести посвящена, следуя двухвековой мировой исторической традиции, осуществлению идеала религиозной свободы и прав верующих в их институциональном выражении" (4).
Судя по всему, это традиция, условно говоря, отказа от своих традиций, которую, С. Бурьянов выводит, судя по ее продолжительности, вероятно от французской революции 1791 г. Но почему коммунист-глобалист С. Бурьянов считает себя вправе навязывать свои погромные коммунистическое взгляды россиянам? Людям, пережившим десятилетия физического и духовного террора? При этом, оскорбляя и российское общество, ставя под сомнение стремление россиян к духовности, и российское государство, избранное демократическими процедурами политическое руководство страны, огульно обвиняя его в "клерикализации", стремлении к "удержанию власти" и даже в "аморальности":
"…допускается различная степень сотрудничества государства с разными конфессиями". Фактически власти предлагается по своему усмотрению устанавливать критерии равенства конфессий, вероятно основываясь на их полезности для удержания власти" (1). "Не избежали этого искушения и нынешние правители России, предпринимающие попытку под видом "возрождения духовности" использовать религию в качестве морального базиса своей аморальной политики" (3).
Как уже было сказано выше, С. Бурьянов намеренно осуществляет подлог: подменяет понятие восстановления влияния в обществе религии понятием "клерикализации", в смысле "захвата" религиозными организациями полномочий и функций государства, подмены государственных управленческих структур религиозными.
"К сожалению, фактический отход Российской Федерации от принципа светскости государства, выражающийся в клерикализации институтов государства и органов власти, неизбежно ведет к регламентации духовно-нравственной сферы, навязыванию обществу "традиционной", а значит "правильной", по мнению властных групп, религии") (3).
Кто навязывает С. Бурьянову ислам или православие? Кто мешает ему оставаться вне религии? Очевидно, никто и ничто. Но типу "вечного революционера" не нравится учитывать, принимать во внимание, уважать мировоззрение и культуру своих сограждан. Ему не нравится, что рядом с его домом построили или восстановили мечеть, синагогу или православный храм, что по телевизору иногда, кроме голой "свободы совести", покажут религиозную церемонию, расскажут о религиозном искусстве. Особенное неудовольствие у него вызовут моральные поучения, призывы к нравственности, ответственности, патриотическим чувствам. Ведь и С. Бурьянов, и подобные ему - это все демократы только на словах, а в делах - жесткие, нетерпимые радикалы.
С. Бурьянов, С. Мозговой и иже с ними не желают "терпеть" традиции и культуру большинства россиян. Но сами, под видом защиты свободы совести, настырно навязывают нашему обществу свою разрушительную свободу от совести, от исторической памяти и традиционной культуры, ставят под сомнение право гражданского общества в России самостоятельно строить социальные отношения, без вмешательства глобалистских структур. Информация о традиционной культуре народов России критического свойства, по их мнению, может свободно распространяться в обществе, и это не вызывает у них никакого возмущения. Подумать же о том, что и верующие граждане России имеют право представлять в средствах массовой информации свое мировоззрение, свои ценности, свою культуру, они просто не в состоянии.
Современное российское общество в значительной части, осознавая и понимая последствия неограниченного, разрушительного понимания свободы, ныне восстанавливает историческую и культурную преемственность. Люди стремятся понять свое историческое прошлое, возродить традиционную культуру как опору для нормальной, без социальных потрясений, общественной жизни. Но вечно беспокойных бурьяновых (новодворских, ковалевых и прочих хакамад) это категорически не устраивает, им этого не нужно. Свою неспособность реализоваться в конструктивной социальной жизни, созидать, строить, творить, они выражают в деструктивной политической и общественной деятельности, которую маскируют псевдонаучной, псевдоюридической демагогией.
Например, С. Бурьянов и С. Мозговой заявляют:
"Введение в правовой оборот неопределенного термина "традиционная конфессия" вообще может ввести в заблуждение общество и правоохранительные органы. Сколько времени необходимо религиозному объединению, чтобы стать традиционным? 15, 50, 100 или 1000 лет? Каких-либо правовых критериев не существует" (1).
Этот тезис, как заклинание, повторяется ими из выступления в выступление:
"… правовых критериев "традиционности" не существует в принципе, их создать невозможно. Любые попытки создания критериев "традиционности" антиправовые" (3).
На основании какой науки и логики делается такой категорический вывод? Почему правовых критериев традиционности в данном обществе той или иной религии не существует "в принципе"? Что же тогда "существует" в десятках светских демократических государств, где законодательно традиционным религиям предоставлены те или иные преимущества, преференции? Правовые критерии вырабатываются и устанавливаются в сфере права и, будучи установлены в законодательстве, применяются в обществе, в том числе в деятельности органов государственной власти. Как могут быть "антиправовыми" попытки создания критериев для четкого определения того или иного понятия? "Юрист" С. Бурьянов, судя по всему, вообще не понимает, что такое право.
Очевидно, что дело здесь не только в отсутствии компетентности, но и просто в идеологической предвзятости. В черно-белом мышлении коммуниста-глобалиста С. Бурьянова есть "хорошие", "наши" слова и понятия - свобода совести, глобализм, "международный механизм" и т.п. и "не наши", "плохие" слова и понятия - религия, традиционные религии, "возрождение духовности" и т.д.
В одном из своих выступлений С. Бурьянов раскрывает свое понимание того, что такое, по его мнению, свобода совести. Его авторская трактовка этого понятия поражает свой крайней оригинальностью, граничащей с абсурдом:
"Свобода совести для каждого - шанс для изменения положения вещей в ситуации монополизации мировой власти, альтернатива терроризму. Неограниченная власть провоцирует на себя реакцию, в том числе в такой крайней форме, как терроризм. Свобода совести призвана разорвать круг единомыслия, ограничить власть, ослабить дух терроризма" (3).
Свобода совести как альтернатива терроризму и монополизации мировой власти (кем, если не теми же "структурами и феноменами", которым содействует С. Бурьянов!?) - это сверхоригинальное понимание свободы совести.
Соответственно черно-белому мышлению С. Бурьянова, по конфликтному принципу деления мира на "свой-чужой", который уместен в аппаратуре наведения ракетного оружия, но не в научных исследования и дискуссиях, строится его аргументация по любому вопросу и поводу. Например, здесь же:
"Заслуживает особого внимания идея автора законопроекта, в соответствии с которой "традиционные религиозные организации имеют право на освещение своей деятельности, в том числе демонстрации богослужений, религиозных церемоний обрядов и других значимых событий религиозной жизни, в государственных и муниципальных средствах массовой информации на безвозмездной основе. Традиционные религиозные организации имеют право использовать средства массовой информации, в том числе государственные и муниципальные, в целях распространения своего вероучения,
|
