|
По пятницам в VIP-зал аэропорта "Шереметьево" наплывает диковинно одетый народец. В мир кашемировых пальто, бутиковых костюмов и тонкого парфюма вторгаются простецкие робы, по виду - из брезента, грубые негнущиеся штаны, резиновые бахилы до колен, запахи дыма и болотной тины. Вслед за робами и бахилами прибывают кофры, чехлы, саквояжи и коробки, чудной народец группируется в стайки по 4-5 особей и начинает возбужденно галдеть, пока не появится стюардесса и не начнет их выводить стайка за стайкой к подрулившему борту.
Это охотники. Обычное у них дело: взять на уикенд чартер и выскочить куда-нибудь в Зимбабве. А если за буйволом, то лучше в Замбию. Из недальних мест хороша Гренландия. Гренландский овцебык - самый модный в этом сезоне трофей. Да много еще чего можно подстрелить на нашей планете - были бы только страсть, ружье и американские деньги.
Судя по пятничной публике, собирающейся в VIP-залах, в России начался охотничий ренессанс. Оживает, возрождается главная господская забава, вытесненная было из великосветского обихода легкомысленными зарубежными развлечениями вроде тенниса и гольфа или простонародными удовольствиями типа бани. Охота - вот настоящее занятие для релаксирующей русской знати. Веселящий запах пороха, пота и свежей крови - лучший бальзам на ее неспокойную душу.
Так было искони, и грешно ломать отеческий обычай. Даже вожди пролетарской революции начиная с Ульянова-Ленина и Бронштейна-Троцкого - и те любили побродить с дробовиком по камышам. Про сталинских наркомов и говорить нечего - эти стреляли куда ни попадя. Знатные охотники были Никита Сергеевич и Леонид Ильич, про их умение легенды сложены. А с началом демократии все как-то разладилось. Горбачев - совсем не стрелок, а Борис Николаевич хоть и был обучен, и великолепных иностранных ружей ему надарили не меньше десятка, а в знатные охотники не вышел. Одна из его охот (дело было в казахстанском урочище Боровое) едва не стоила егерю жизни, а Нурсултану Назарбаеву - инфаркта.
На время реформ во власть набились "завлабы", которые не то что винчестера - финки в руках не держали. Однажды Бориса Немцова привезли в "Завидово" и заставили стрельнуть по кабану. Немцов стрельнул и даже попал, но вместо восторга испытал тошноту и больше к оружию не прикасался. В это смутное время аристократическая традиция поддерживалась стараниями редких энтузиастов, первыми среди которых были Виктор Черномырдин и его земляк и заместитель Александр Заверюха. Благодаря этим ветеранам остался еще порох в пороховницах.
Владимир Путин к охоте равнодушен. У него даже ружья нет, только табельный ПМ. Это, конечно, не способствует массовости охотничьего спорта, но, с другой стороны, теперь у нас стабилизация, бесстрастное, вялое время, и сильные чувства, играющие в крови настойчивее, чем когда-либо, распирают аорту, требуют выхода. А что же лучше, чем нарезную "беретту" на плечо да в Африку на леопарда?
И вот мало-помалу снова стали втягиваться в азартную мужскую игру высшие российские сословия. Среди прорезиненной и подпоясанной патронташем публики встретишь то важного чиновника, то олигарха. Бывает, что в одной стайке. Приглядишься, а это Ястржембский Сергей, помощник нашего президента. А вон другой Сергей - Приходько, заместитель шефа кремлевской администрации. Знатные охотники. Ястржембский - один из лучших в стране "африканцев", бравший и льва, и слона, и тигра, и носорога, и много чего по мелочи. Евгений Наздратенко заведует рыболовством, но ходить предпочитает тоже на слонов. Где-то в другой стайке должен быть министр печати Михаил Лесин, а может, и вице-премьер Алексей Гордеев, большой охотник до кабанов и пернатой дичи. Премьер-министр Михаил Касьянов тоже стрелок - дай бог каждому, но он ввиду важности чина стеснен в передвижении и чаще всего отводит душу в недальнем охотхозяйстве за Малоярославцем или в кубанских плавнях.
Бизнес представлен в охотничьей элите не менее густо. В "Альфа-групп" к стрельбе пристрастилась вся "головка": и Петр Авен, и Михаил Фридман, и Герман Хан. Хозяин "СУАЛа" Виктор Вексельберг тоже подвержен в сильной степени. Фанат из фанатов - глава Новолипецкого металлургического комбината Владимир Лисин, по совместительству руководящий Стрелковым союзом России. Сергей Лисовский, бывший воротила шоу-бизнеса, увлекшийся теперь куроводством, известен тем, что выстроил в своей подмосковной усадьбе так называемый трофейный дом - спецхранилище для охотничьих трофеев. Из медиабизнеса в этом созвездии стрельцов свой человек - главный редактор "МК" Павел Гусев. Меткий главред заодно с газетой возглавляет, кстати, столичный охотничий клуб "Сафари".
Клубная жизнь охотников - это отдельная сага. Что там клубится, известно только тем, кто туда допущен. Любители свежей дичи, тем более крупной, отделены в особый мирок, это каста, проникнуть в которую не легче, чем в масонскую ложу. Как и в дореформенные времена, членство в той или иной охотничьей компании является индикатором социального статуса стрелка - более надежным, чем положение в светской табели о рангах. Очевидно, допущенность в этот кружок добавляет его члену дополнительные очки. А это скорее всего мотивируется особенностью охоты как развлечения.
Моральный облик охотника довольно-таки сомнителен. Не случайно на Западе политическому деятелю легче сознаться в "голубизне", чем в склонности к убийству безоружных животных. Тамошний электорат мыслит прямо по Вознесенскому: кому, мол, нынче хочется зайчатины, того завтра потянет на человечину. Охота, пишут там в газетах, - это "развлечение для садистов". У нас с этим попроще, однако афишировать страсть к стрельбе по живым мишеням российская знать тоже не любит. Видимо, и наш охотник в глубине души осознает греховность своей страсти и старается отгородить этот островок своей жизни от посторонних. То же чувство влечет его к себе подобным, и нет союзов крепче, нежели союз, основанный на сознании общего греха.
Из этого следует, что и во всех прочих отношениях охотничье братство превосходит компании, складывающиеся, к примеру, на основе любви к теннису или к бане. И если у нашей элиты принято решать крупные государственные вопросы на корте или в парной, то договоренности, заключаемые на охоте, у костра, источающего аромат поджариваемой свежатины, под острым кайфом от только что совершенного душегубства, должны отличаться особой крепостью. Повернется ли у министра язык отказать банкиру, с которым они целую ночь, холодея от страха, стерегли леопарда? А посмеет ли банкир не отблагодарить министра, который лично вытаскивал для него из болота подстреленную крякву? Выходит, что с возрождением высокой охоты в отечестве реанимируется нечто большее, чем господская блажь. Возрождается целый государственный институт, по петровской терминологии - Охотничий приказ.
|
